Ай да Пушкин, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 8
Подготовка к балу
* * *
Среди мужчин бытует устойчивое мнение, что женские разговоры слишком эмоциональны, полны излишней сентиментальностей, и, вообще, скучны и не интересны для «сильной» половины человечества. Руководствуясь именно этим убеждением, господа во время светских мероприятий оставляли своих дам и уединялись в курительных комнатах, где беседовали о войне, охоте, азартных играх и конечно же амурных похождениях. Однако в эти дни аристократам Петербурга было бы весьма интересно послушать, о чем, краснея и прикрываясь веерами, шептались почтенные матроны и ветреные девушки.
— … Милочка моя, только прошу вас, никому, совсем никому, об этом не рассказывайте, — жеманно вздыхала дама средних лет, усиленно обмахиваясь «китайским» веером. — Я говорю об этом только вам и никому больше, — ее подруга, дама чуть моложе, но все равно отчаянно молодилась, судя по толстому слою пудры на лице и откровенному декольте. — В Петербурге только-только появились особые кружевные панталончики для… Ну вы меня понимаете, для амурных дел. Боже, какая это красота! — рассказчица даже закатила глаза, показывая, насколько это было красивое зрелище. — Сделанные по испанским меркам, как при мадридском королевском дворе. Одни беленькие, другие черненькие, а третьи, и вовсе, красненькие. А, главное, каков результат…
— Какой? — подруга с жадностью ловила каждое ее слово. Прямо чувствовалось, как ей захотелось себе такие новомодные предметы туалета.
— Ого-го какой результат. Кавалер, как такое увидит, аж копытом бьет, как заправский жеребец… Я вам говорю, моя дорогая, это настоящая Европа. Разве наши лапотники такое придумают? Куда там.
— Прямо так и жеребцы⁈ — вроде бы сомневалась, но в женских глазах играли крошечные бесята. Похоже, в мыслях уже примеряла эти самые кружевные панталончики. — Мне бы на них хоть одним глазком глянуть, а?
— Только больше никому о том, — рассказчица сделал грозное лицо, словно доверяла подруге великую тайну. — Приезжай вечером ко мне, и все увидишь. Мужу скажи, что будем обсуждать новую пьесу, что дают в театре…
* * *
Санкт-Петербург, набережная Мойки, 12.
Квартира в доходном доме княгини С. Г. Волконской, которую снимало семейство Пушкиных.
Весь этот день Пушкин просидел в своем кабинете с хмурым видом, недовольно оглядывая высокие книжные шкафы. Бродил от стены к стене, время от времени беря с полки очередной книжный том, бездумно перелистывая его и ставя обратно. Мысль о предательстве великого поэта и его наследия, по-прежнему, не давала ему покоя. С самого утра так и не мог успокоиться, мучая себя бесплодными размышлениями.
— … Не-ет, нельзя, никак нельзя, — наверное, уже в сотый или даже тысячный раз, повторял он, убеждая себя, что нужно что-то менять. — Я же на самом деле не спасаю Пушкина, а убиваю его…
Вздыхая, Александр опустился в кресло. Блуждающий взгляд остановился на многочисленных бумагах на столе, массивной бронзовой чернильнице, гусином пере с обломанной верхушкой.
— Он же поэт, гениальный поэт, а я… я за эти дни даже строчки не написал.
И это была абсолютная правда, что вызвало у близких недоумение, а то и прямые вопросы. Ведь, тот Александр Сергеевич, которого знали они, жил поэзией, прозой, творчеством, и это проявлялось буквально во всем. Поэт мог резко вскочить посреди обеда и, найдя клочок бумаги, огрызком карандаш начать строчить на нем только что придуманные строки. Или, прервав разговор с собеседником, погрузиться в молчание, обдумывая что-то свое. Все это создавало поэту ореол неусыпного гения, который творил всегда и везде. Естественно, теперь всего этого не было, что казалось довольно подозрительным.
— Так нельзя, никак нельзя. Это просто предательство.
Эти слова и мысли его особенно уязвляли, ранили, вызывая едва ли не физическую боль. Ведь, он педагог «до мозга костей», много лет с упоением рассказывавший ученикам о русской поэзии и прозе, декламировавший на уроках стихи Пушкина, Лермонтова, Блока. А теперь своими же собственными руками «уничтожал» эту легенду, фактически целый мир.
Как бы ни казалось, но это его состояние не было ни истерикой, ни эмоциональным кризисом. Это было объективно осознаваемой насущной потребностью. Он просто понимал, что больше так жить не сможет. Не психологически, а физически не сможет.
— Да, это предательство, настоящее предательство.
Осознание этого простого посыла привело его к другой такой же совершенно простой и ясной мысли — нужно меняться или хотя попробовать это сделать.
— Красть чужие стихи не буду, — сразу же решил он, едва только это пришло в его голову. — Нечего Пушкина ещё и этим марать… А что же тогда?
Задумался, принявшись перебирать варианты. Перед глазами проносились десятки, сотни наименований стихов, пьес, повестей и романов, лица поэтов и писателей с фотографий и гравюр.
— Попробовать самому?
Он ведь тоже пробовал писать стихи. Пожалуй, баловался, шалил, если сравнивать с таким гигантом, как Александр Сергеевич. Зазорно даже сейчас выдавать свое рифмоплетство за пушкинские «вирши».
— Не-ет, не хорошо. Нужно что-то другое, попроще что ли, легче…
И тут его осенило!
— Конечно! Что может быть проще и легче, чем сказки⁈ И ведь Александр-свет Сергеевич писал сказки! Вот и выход!
Можно начать со сказок, а потом уже приступить и к более серьезным вещам. Тем более на сказках и заработать можно.
— Господи, это же одним выстрелом двух зайцев можно убить. Да, какой там двух зайцев, тут тремя, четырьмя, а то и пятью зайцами пахнет! С одной стороны, выходом оригинальных сказок поддержу реноме гениального творца; с другой стороны, заработаю много-много, очень много-много рубликов.
Александр уже воочию представлял внушительные фолианты с красочными иллюстрациями, которые будут лежать на прилавках и радовать глаза покупателей. Русские, татарские, украинские, чувашские, мордовские, чеченские сказки, иллюстрированные настоящими художниками. Со страниц глядят сказочные богатыри в серебристых шлемах и с булатными мечами, русоволосые красавицы в сарафанах до пят, огнедышащие драконы с золотистой чешуей, злые лешие в болотной тине и ряске.
— Золотое дно, — выдохнул он. — Если грамотно дело выстроить, то, вообще, о проблемах с деньгами можно забыть. Так, сейчас прикинем на скорую руку, с чего начать…
Задумался было, но почти сразу же нашелся.
— «Волшебник изумрудного города» и «Буратино»! Переделаю на свой лад, чтобы было побольше движения и яркости.
Пусть идея и позаимствованная, но к ее воплощению он решил подойти творчески. Сделает так, что не стыдно было бы и настоящим