Колесо года (СИ) - Екатерина Пронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трясущимися руками я достал телефон и набрал дяде. Из трубки послышались гудки. Ничего, ничего… Он ретроман и не любит навороченную технику, он может просто не услышать звонок. Я набирал снова и снова, а секундная стрелка, острая, как наконечник копья, нарезала один круг за другим. До полуночи оставалось два с половиной часа.
После шестого пропущенного звонка я убрал телефон и стал торопливо одеваться. Я знал, где живёт дядя: до его дома было меньше часа езды. Подобрав кубики с пола, я попытался починить башню, но не смог. Я забыл, в какой последовательности идут цвета, хотя видел их каждый день. Что за чертовщина? Тогда я решил взять кубики с собой и распихал их по карманам. Они показались мне тяжелыми, будто камни.
С сомнением я посмотрел на неподвижное тело Анфисы. Оставить её здесь я не посмел. Что, если дяде потребуется видеть её или держать за руку для ритуала?
Я принёс из прихожей сапоги на тонком каблучке и натянул их на бессильные ноги жены. Это было не проще, чем обуть бесформенный кусок мороженого мяса. Я закутал Анфису в куртку, натянул ей на голову капюшон и взял на руки, как спящую.
— Ой, девушке плохо? — закудахтала вахтерша, когда я вынес жену из лифта. — Вам помощь не нужна?
— Всё в порядке, — я выдавил из себя улыбку, больше похожую на оскал. — Она просто перепила.
Холодный подбородок Анфисы утыкался мне в плечо. Когда я спускался по ступенькам, её зубы тихонько постукивали друг о друга. Клац-клац-клац. От непривычной для меня нагрузки заныла нога, так неудачно сломанная когда-то.
Я вынес тело жены на улицу, посадил в машину на пассажирское сидение и пристегнул ремень безопасности. Так будет проще, чем упаковывать труп в багажник, рискуя попасться на глаза внимательным соседским бабушкам. В сумраке казалось, что Анфиса просто спит. Я сел за руль.
Погода была дрянная — беспросветный, чёрный ноябрь. Третий день шёл снег, дороги завалило. Я гнал, как сумасшедший, как если бы от этого зависела моя жизнь. Впрочем, она и зависела. Завидев впереди пробку, я свернул и поехал другим путём. Белые хлопья летели в лобовое стекло, дворники не успевали сметать их. Я мчался по ночному городу почти вслепую и понимал, где находятся другие автомобили, только по свету фар, гудению вслед и отборной брани. В зеркале заднего вида отражалось бледное лицо Анфисы с заострившимися чертами. Из-за игры света и тени мне казалось, что жена пристально на меня смотрит.
Я спешил. Мне страстно хотелось одного: всё исправить, отменить уже совершенное. Но, кажется, сам мир в тот вечер оказался против меня. Одну дорогу перекрыли из-за аварии. На второй шли ремонтные работы. Хвост пробки на третьей тянулся через весь город. Я петлял какими-то закоулками, даже не глядя на стрелку спидометра, когда меня остановили на посту ДПС.
Мне отчего-то взбрело в голову, что про моё преступление знает уже весь мир, а значит, бежать бесполезно. Я покорно свернул на обочину, положил руки на руль и стал ждать ареста.
На самом деле, меня остановили за превышение скорости.
Молоденький гаишник костяшками пальцев постучал в окно. Я опустил стекло.
— Докуметики предъявите, — развязно начал парнишка и осёкся на полуслове.
На заднем сидении он заметил Анфису.
* * *
Усы пожилого следака были жёлтыми от сигарет, а глаза — равнодушными, будто он не человек, а какое-нибудь земноводное. На столе стояла чашка холодного недопитого кофе и фотография семьи. Под потолком с жужжанием вилась и стучала в абажур лампы муха.
— Я ведь, на самом деле, не плохой человек, — прокашлявшись, начал я свой рассказ. — Во всём виноват злой рок, башенка и дядя…
Часть 3
Зима. Мастерица
Рассказ вошёл в ТОП-10 конкурса «Новая фантастика-2017»
Берт Фланаган верил, что порядочный человек к сорока годам обязан выработать если не жизненную философию, так хотя бы два-три железных правила, без которых привычный уклад полетит в пропасть. Разменяв пятый десяток, городской лекарь знал о себе достаточно, чтобы счастливо распланировать остаток отведённого ему века. Во-первых, он никогда не женится: романтические фанаберии не для него, а от брака одни растраты и хлопоты. Во-вторых, от мистики, равно как и от рискованных авантюр, достойному зрелому мужчине стоит держаться подальше. В-третьих, всегда нужно думать о репутации: если бы какой-то чудак вздумал найти самого достойного из всех зрелых мужчин городка Реббит-Ридж, то его непременно отправили бы к Берту Фланагану.
Кроме трёх непреложных истин была и четвёртая, с которой соглашались даже растяпы приятели, только благодатью небес дожившие до сорока без единого правила. В-четвёртых, лучшее начало утра — сытный завтрак и пересчет заработанных накануне денег.
Именно это правило претворял в жизнь Берт Фланаган, когда в дверь постучали.
— Открывать, мастер Фланаган? — спросила Анна, единственная служанка лекаря.
Берт поморщился, пожал плечами, помотал головой, как ярмарочная игрушка, которой управляет неумелый кукловод. Аптека открывалась на четверть часа позже, а поджаренное Анной мясо казалось как никогда сочным и вкусным, но терять заработок ради крылышка цыплёнка тоже не хотелось. Велев служанке впустить гостя, лекарь набил рот жареной птицей и хлебом. Ещё не прожевав завтрак, он вытер губы, стряхнул крошки с колен и торопливо сбежал по крутым ступенькам на первый этаж, где помещалась его скромная аптека.
— И кого принесло в такой рань? — пробурчал мастер Фланаган под нос, а вслух сказал. — Доброго утречка! Что беспокоит?.
Лекарь запнулся на полуслове. Одна рука беспомощно вцепилась в край деревянного прилавка, вторая сама собой потянулась поправлять воротник старенького коричневого сюртука. С Бертом творилось что-то странное и прежде незнакомое: сердце заколотилось, словно у закоренелого курильщика опия, кровь прилила к лицу.
На пороге аптеки стояла девушка, прекрасная, как мир в день его сотворения. Посетительница зябко повела крутыми плечами, закрывая за собой дверь, и небрежно сдула со лба кучерявый тёмный локон. Смуглая кожа зарумянилась на ветру, в карих глазах плясали красноватые отблески, какие бывают у южанок.
Правоты ради скажем, что такими глазами щедрая природа одаривает всякую страстную женщину, но страстных женщин Берт Фланаган видел, увы, немного и только издалека.
— Что ж вы