Колесо года (СИ) - Екатерина Пронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Запах сухой лаванды, пучки которой висели над печкой, дурманил повитуху. Она засыпала, и сквозь сон ей чудилось, что скрипят половицы и чёрная тень застилает порог. Она всё ближе и ближе, и вот уже закрывает тёсаный стол и кувшин с молоком, вот пропадает лавка и сползшее на пол стёганое одеяло. Трепещут всклокоченные волосы, тень тянет к Мэрайе руку.
«Смерть», — прошептала бедная старуха, и на подслеповатые глаза навернулись слёзы.
Она не успела побыть молодой, не напилась вина, не накупалась в прозрачной реке жизни. И тот, зеленоглазый, красивый, вновь предстал перед её взором.
Она любила его? Не важно. Зеленоглазого унесла война, и Мэрайя отгоревала, отревела своё тридцать лет назад. Но зачем она прогнала его в последний вечер? Зачем не приласкала? Темноволосая красавица думала, что ещё поживет и найдет счастье, но умирающая старуха знала, что в её судьбе был только зеленоглазый — навсегда юный, навсегда мёртвый. Она и сейчас, стоя на пороге двух миров, видела эту зелень — изумруд, летний бор, глаза дикого степного кота…
* * *
Всполохнувшись, Мэрайя очнулась — такая неловкая, больная и старая, будто все года камнями обрушиться на жилистые плечи. Повитуха всхрапнула, как кобылица в дрёме, да так и вцепилась в лавку, чтобы не упасть. Перед ней, отражая тревожное пламя свечи, были те же, что и во сне, зелёные глаза — дикий зверь, драгоценный камень, сочная листва…
Нет, мёртвый красавец не вышел из-под земли, чтобы проводить на тот свет любимую. Перед Мэрайей стояла девушка — её-то глаза повитуха и видела сквозь сон. Скверно, она-то думала, что закрыла дверь на щеколду.
Преодолев оторопь, старая повитуха опытным взглядом осмотрела непрошенную гостью. Конечно, брюхата. Но не крестьянка: на животе собрались складки зеленого парчового платья, мраморно-белые руки не знали тяжёлой работы. По плечам разметались медные кудри, тонкие яркие губы растянула шалая улыбка — девушка походила на безумную.
— Кто ты? Зачем пришла? — хрипло со сна спросила Мэрайя. Ей страшно было смотреть в чуть-чуть косящие зелёные глаза.
— Беременна я, матушка, а родить не могу. Умираю.
— Ну, приляг, приляг. Первый раз всегда трудно. Полегчает.
Девушка бочком легла на скамью, обнимая живот. Вздыхая и охая, повитуха пошла было за горячей водой, но тут роженица дико закричала, выгибаясь дугой, и её веснушчатое лицо скорчилось в муке. Казалось, у неё треснет и сломается хребет.
— Тише, милая, — привычно зашептала Мэрайя, грубой коричневой рукой отводя рыжие кудри со лба девушки. — Давай-ка помолимся Двуликому.
Она начала было молитву, но роженица, извернувшись, как раненая кошка, зубами впилась в ласковую ладонь повитухи.
— Не смей! — взвизгнула она. — Не смей молиться!
— Не буду, лапушка. Потерпи, я дам тебе отвар, чтобы ребёночек поторопился.
Повитуха пошла в кладовую, дрожа от страха. Каждая жилочка в ней тряслась, а бедное сердце колотилось и ныло. Ища на полках нужное снадобье, Мэрайя уронила букет сухой лаванды и едва не разбила бутылку с настойкой болотных грибов.
Известно, кто не может вынести имя Двуликого! Несчастная повитуха слышала от матери, что оборотницы, ведьмы и другая нечисть приходят к человеческим женщинам, когда не могут разрешиться от бремени. Придется теперь услужить рыжей колдунье, а то она, чего доброго, убьёт всех младенцев в деревне или испортит гнилью запасы зерна.
— Аааах, — раздало по лачуге протяжно и жалобно.
Мэрайя села на скамью, положив голову ведьмы себе на колени, и напоила отваром, который готовили только в этих землях. Влажный белый лоб доверчиво ткнулся в морщинистую руку. Повитуху пронзила острая жалость к роженице: ведьма страдала совсем как человеческая женщина, а то и хуже — говорят, нечистое чёрное сердце не даёт ребёнку родиться в срок, отравляя кроху ещё в утробе. Утешая несчастную, Мэрайя тихонько запела колыбельную.
* * *
Ведьма страдала всю ночь. Жалея непутёвую дочку, вместе с ней плакала природа: выл ветер, шумно плескалась река, капли дождя и мелкий град бились в ставни, как будто во дворе стоял озорной мальчишка и горстями кидал горох в окно. Едва Мэрайя отходила от лавки, ей чудились странные видения. Краем глаза она замечала, что у печки мечется в бреду не рыжая женщина, а больная лисица. Слёзы текут не по белому изможденному лицу, а по вытянутой морде, не тонкие пальцы сжимаются в кулак, а звериные когти скребут бок печки.
Мэрайя провела ночь в суеверном страхе. Однажды она хотела тайком помолиться, но не решилась нарушить запрет ведьмы.
«От человека понесла, — думала повитуха, участливо и пугливо следя за роженицей. — Нечисть от нечисти не родит».
С рассветом ведьма разрешаться от бремени.
* * *
Мэрайя купала в тазу сморщенного красного младенца с чуть-чуть косящими зелёными глазами. Мальчик кричал. Повитуха тоже тихонько причитала от страха и от того, что так положено, когда умирает роженица. Рыдал за окном ветер.
Возле исцарапанной потухшей печи, на лавке, лежала окоченевшая лисица.
Башня — аркан разрушения
Рассказ занял 1 место на Турнире Литературного Альманаха
Я ведь, на самом деле, не плохой человек. Во всём виноват злой рок, башенка и дядя. Ничего не случилось бы, если бы он подарил мне пластиковый грузовик, как я просил, а не этот трижды проклятый набор кубиков.
Мне тогда было лет пять. Я, как всякий мальчишка, любил игрушечные автомобили, динозавров и вкладыши из жвачек. У меня уже были две красных пожарных машины, скорая, у которой мигали на крыше лампочки, и заводной тираннозавр с батарейками в пузике. Незадолго до дня рождения я присмотрел в «Детском мире» роскошный грузовик с откидным кузовом. Своим крохотным умишком я понимал, что просто так мне его не купят, плачь-не плачь, а вот на праздник может и повезти.
Желанный подарок завладел всеми моими мыслями. Я даже видел его во снах. Если бы в тот момент ко мне пришёл дьявол и предложил обменять душу на тот грузовик, я бы согласился немедленно. Но князя тьмы не интересуют пятилетние дети.
На день
