Криминальный театр - Елена Ворон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы все таращились в экран. Луг, рощицы, я пляшу. Ну и что? Из-за чего сыр-бор загорелся?
Ага! На краю ближней рощи возник мужской силуэт – и тут же прянул назад, под прикрытие листвы. Крупный план: парень в мониторной заметил чужака, решил рассмотреть поближе. Разглядишь его, как же. Стоит в тени ветвей, только и разберешь, что у него высокая ладная фигура. Значит, я пляшу на лугу, а он подглядывает из кустов.
Неизвестный вдруг вытянул руку; в ней был пистолет. Целится! В меня! За что?
Пистолет дернулся.
– Это включили сирену, – пояснил губернатору начальник охраны.
Чужак снова прицелился. Шли секунды. Я улепетывал к вилле, а он держал меня на мушке. Затем спокойным движением убрал оружие и растворился в переплетении ветвей.
Пьятта выключил запись; на экране появилось изображение пустого луга. Тоски шумно перевел дух и спросил:
– Эстебан, что ты об этом скажешь?
Я придал себе вид чрезвычайного глубокомыслия. Что сказал бы Эстебан? Понятия не имею. В него сроду никто не целился.
– Жаль, тот парень не стрелял, – выдал я первое, что пришло на ум.
Начальник охраны покривился: придурков он на дух не выносил. Губернатор поднялся на ноги.
– Рафаэль, за Эстебана отвечаешь головой!
Пьятту опять перекосило. Незачем напоминать ему об обязанностях, он про них не забывает. Он повернулся ко мне.
– У тебя есть враги? – Черные глаза впились мне в лицо.
– Не знаю, – ответил я искренне. Откуда у Эстебана враги? А у меня?
– Подумай, – Пьятта встряхнул меня, как щенка.
– Рафаэль! – осадил его Тоски. – Оставь мальчишку и думай своей головой. Эстебан, ступай к себе.
Я с неохотой ушел. Хотелось услышать, что скажет начальник охраны. Наверняка будут усилены меры безопасности, и выход с «Ванды» окажется для меня закрыт. Вот досада…
У себя в комнате на втором этаже я забрался с ногами на постель и отвернулся от угла, в котором, по моему мнению, находилась скрытая камера. Не могу размышлять с идиотским выражением на лице, а поразмыслить есть о чем. А камеру надо будет как бы невзначай чем-нибудь завесить.
Эстебан Тоски – мой двоюродный брат. Он слабоумный оттого, что его, семимесячного, уронили на пол. Судя по тому, как не отвечает на вопросы тетка Эдда, как сердито начинают блестеть ее глаза, малютку уронил Спиро Тоски, в то время еще только мечтавший о государственной карьере. Эдда развелась с ним, когда Эстебану исполнился год. Тоски с тех пор успел снова жениться и овдоветь – и вот уже лет пять несет свое вдовство торжественно, как флаг. Кроме Эстебана, других детей у него нет.
Моя мать тоже разошлась с мужем. Мать и Эдда – двойняшки и всю жизнь стараются во всем походить друг на друга. Они – светловолосые добродушные северянки; обеих к сорока годам разнесло, и они выступают неторопливо, бережно несут свои телеса и никогда не ходят к морю плавать.
Сколько себя помню, денег в доме не водилось. Мой отец, по слухам, укатил за границу, мать не получала от него ни гроша. Тоски, который делал карьеру, аккуратно выплачивал алименты, однако мы жили на эти деньги вчетвером. Матери в голову не приходило подыскать работу, а тетка носилась с Эстебаном и ни на минуту не оставляла без присмотра, даже в больнице, куда его отправляли уже раз пятнадцать.
Окончив лицей, я поступил на юридический факультет столичного университета и проучился год. Мечтал стать криминалистом. Увы – учебу пришлось бросить и пойти работать. Да только в нашей деревне много не заработаешь, хоть сутками торчи на водноспасательной станции. Я и торчал, по две смены. Море, пляж, разморенные солнцем туристы. Каждый божий день – море, пляж, туристы. Удавиться можно. Одна отрада – книги, которые я таскал с собой на вышку: детективы и научные труды. Гору литературы прочел. Однако не приведи Господь увлечься и проворонить какую-нибудь беду. Напарники мои – Мануэль и Лоренцо – такие, что надежды на них никакой. Да и туристы попадались – еще те экземпляры. С аквалангами плавают все кому не лень, обязательного инструктажа нет, и вообще на кой ляд слушать нравоучения мальца, который скатывается с наблюдательной вышки, бежит через пляж в белой футболке и шортах и вид имеет совсем не солидный. Вот было б у меня пивное брюхо, седая шевелюра и мундир с золотым позументом – тогда другое дело. За отсутствие позумента и инструктажа порой приходится платить дорогой монетой.
Прошлой осенью, в бархатный сезон, явились на пляж молодые супруги – прибыли в Эсталусию провести медовый месяц. Дорогие акваланги, маски с шестью иллюминаторами, камера для подводных съемок. Чуяло мое сердце, что у пижонов дело кончится плохо. Подошел я к ним, учтиво поинтересовался, сколько погружений на счету и не нужен ли какой совет. Супруг отмахнулся: дескать, отвали, не учи ученого. Сам по-эсталусийски ни слова, а мой английский ему, видно, не понравился. Ладно. Навьючили они аппараты, поплыли. Штиль, вода прозрачная, и на дне есть, что посмотреть. Но вскоре гляжу: молодожены возвращаются. Парень снимает маску, а морда в крови. Я хвать аптечку – и бегом. У него из носа кровь хлещет, под глазами синяки жуткие; жена в истерике. Он, видите ли, забыл, что при погружении надо выравнивать давление под маской. Мол, присасывается – ну и черт с ней, он перетерпит. Так и провел медовый месяц с синячищами.
Впрочем, спасателей нигде особенно не уважают; я уж привык. Девушкам говорю, что я студент-юрист, а на пляже подрабатываю на карманные расходы.
И вдруг Эстебану пришло письмо от губернатора. В Тоски неожиданно проснулись отцовские чувства, и он приглашал сына погостить. В первую минуту я чуть не сдох от зависти. Из нашей деревни – в Альба-Лонгу! Затем опомнился: тетка ни в жизнь не выпустит свое сокровище из-под крыла, и Эстебан никуда не поедет. Вот горе-то! Ну, то есть, кузену все равно, а мне…
– Я сам поеду, – сказал я.
Что тут началось! Эдда кричала, что губернатор – сукин сын и ни один порядочный человек не должен ступать на порог его дома. (Что четверо порядочных восемнадцать лет жили на губернаторские деньги, в ту минуту позабылось.) Мать причитала, что я – кормилец и опора семьи, да и не сойду за больного брата, и вообще нечего мне делать в городе, где столько соблазнов. Эстебан при этом напевал непристойную песенку, которую подслушал у соседей.
Осточертело мне все. Я слетал к начальнику станции, договорился, что уеду на неделю-другую – больше, полагал я, в губернаторском доме обманом не продержаться, ночью собрал вещички, а утром сел на автобус и махнул в Альба-Лонгу. Угрызения совести меня вовсе не мучили. Тоски восемнадцать лет в глаза не видел ни бывшую жену, ни сына; какая ему разница, кто приедет на его хлеба? Я даже лучше, чем кузен, поскольку с Эстебаном надо возиться, как с малым ребенком, а я обхожусь своими силами. Губернатору вскоре избираться на второй срок – вот он и строит из себя чадолюбивого папашу.
И что же? Стоило появиться на вилле, неизвестный берет меня на мушку. И не стреляет при этом. Почему? Кто он такой и за что хотел меня убить?
Сидя на постели, ответов не найдешь. Может, Рафаэль Пьятта их отыщет?
И к вечеру Пьятта сыскал. Генерала Макнамару.
Глава 2
У губернатора был большой прием. На виллу съехался цвет Альба-Лонги: господа в светлых костюмах, дамы в ослепительных платьях. Все ели, пили, танцевали, толпами перетекали из зала в зал.
В шуме и суете я растерялся и мечтал улизнуть, однако Тоски решительно держал меня при себе.
– Эстебан, не пой и не пляши, – то и дело поучал он, а затем с любезной улыбкой представлял очередному гостю или гостье.
От смущения я позабыл строить из себя идиота, и дамы приветливо улыбались. Жалели бедняжку. В газетах написали, что губернатор обрел горячо любимого сына, с которым его разлучила судьба, и прочую слезливую чушь, и эти статьи все читали. Готов поспорить, что их сочинил и разослал по редакциям Марио Арган, губернаторский пресс-секретарь.
Арган совсем не похож на Пьятту. Пресс-секретарь скользкий как угорь и себе на уме; по-моему, он бы с удовольствием занимался политическим сыском или писал на сограждан доносы, но случайно достиг успеха на ином поприще.
– Эстебан, не вздумай петь, – в очередной раз предупредил губернатор. – Донна Родригес, позвольте представить вам моего сына. Эстебан, поздоровайся с донной Родригес.
– Бедный мальчик до смерти напуган, – благожелательно заметила донна.
– Ошибаетесь, – возразил я, порядком задетый. – Но вы очень красивы.
Донна пришла в восторг.
– Эстебан – само очарование, – сообщила она своей знакомой, удаляясь.
Искусно лавируя между гостями, к Тоски приблизился Марио Арган. Пресс-секретарь что-то сообщил патрону; губернатор переменился в лице и рванул из зала. Я ринулся следом. Может, поймали того, кто в меня целился на лугу? Едва ли, соображал я на ходу: с этим известием явился бы начальник охраны.
Сердито отмахивая рукой, губернатор шагал по коридорам. Я не отставал, бесшумно ступая по толстым ковровым дорожкам. Тоски зашел к себе в кабинет; я – за ним. Раз уж угодил в гущу каких-то событий, ничего нельзя упустить.