Книга образов - Райнер Рильке

и ветер веткою сирени

венчает светлое чело.

Перевод Т. Сильман

VII. В МОНАСТЫРСКИХ КОРИДОРАХ ЛOPETTO

По монастырским коридорам блики

меж вычурных мелькают арабесок,

из глубины давно поблекших фресок

таинственно глядят святые лики.

Там, за отсвечивающим стеклом,

мадонна восковая в углубленьи,

дарительница тысяч исцелений,

сидит в одеждах, тканных серебром.

И паутинки легкие блестят,

слетая в монастырский двор Лоретто,

и пред картиной в стиле Тинторетто

притихшие влюбленные стоят.

Перевод Т. Сильман

VIII. НОЧЬЮ

Над Прагой сумрак тихий лег.

Раскрылась ночь, как сад огромный;

и солнце — яркий мотылек —

в густой траве исчезло темной.

Высоко месяц, хитрый гном,

в гримасах корчится, лукавый,

и сыплет белым серебром

на волны строгие Молдавы[1]

Но вдруг, обиженный, назад

скорее прячет лик чеканный;

пред ним соперник встал нежданный:

на башне — светлый циферблат.

Перевод А. Биска

VIII. НОЧЬЮ

Над Прагой бархатным цветком

простерлись своды ночи темной,

и солнце бабочкой огромной,

сверкая, скрылось за холмом.

И месяц, хитроумный гном,

свое забросил отраженье

в реки дремотное теченье

и вниз скатился кувырком.

И что ж? Лучи его дрожат,

как будто кто его обидел:

на башенке он вдруг увидел

часов блестящий циферблат.

Перевод Т. Сильман

IX. АНГЕЛ

Иду один по Мальвасйнке[2],

вхожу безмолвно в детский ряд,-

а там об Анке или Нинке

кресты простые говорят.

Гляжу — в кустах, средь вешних почек,

средь красных маков над холмом,-

надгробный пыльный ангелочек

стоит с поломанным крылом.

О, сколько радостей небывших

хранит он — жалок, одинок.

И только с уст его застывших

сорвался легкий мотылек.

Перевод А. Биска

X. ЗИМНЕЕ УТРО

Свисает водопад застылый,

и стынут галки на пруду.

Горьмя-горит ушко у милой,

от ней проказ я нынче жду.

Целует солнце нас. Минором

сучки и веточки звенят.

Идем, и подступает к парам

ядреный утра аромат.

Перевод С. Петрова

XI. МАЙСКИЙ ДЕНЬ

Тише! Тише! Над лугами

вьется легкий ветерок,

солнце теплыми лучами

нежит каждый лепесток.

Тихо все… Лишь у болота

квакают лягушки в такт,

в небе блещет позолотой

толстый жук, живой смарагд.

Там серебряные ромбы

ткет паук в тени садов,

и белеют гекатомбы

облетевших лепестков.

Перевод Т. Сильман

XI. МАЙСКИЙ ДЕНЬ

Скачет ветерок весенний,

по дорожкам топоча,

и касается сиреней

солнце кончиком луча.

Тишь. И лишь в болотной шири

квакнут квакши и замрут.

Проплывает жук в эфире,

как оживший изумруд.

И серебряные ромбы

в сучьях паучиха ткет,

и соцветий гекатомбы

май охапками несет.

Перевод С. Петрова

XII. НАЧАЛО ВЕСНЫ

Побеги внемлют первым зовам

в сиянье золотой окраски;

мелькают первые коляски

в саду плодовом.

Пичуга с рвеньем бестолковым

на старой ветке засвистела,

и вот уже звенит капелла

в саду плодовом.

И ветер по бороздкам новым

разносит сказочные чары,

и в первый раз гуляют пары

в саду плодовом.

Перевод В. Летучего

XIII. ВЕЧЕРНЯЯ ПРОГУЛКА

Нам было весело когда-то

бродить вдоль берега реки,

где таяли в лучах заката

двойною тенью мотыльки.

У домика желтели дыни

и зелень тучная ползла,—

точь-в-точь у Доу на картине,-

и ввысь летели купола.

И хлеб стоял как золоченый,

кочны темнели на грядах,

и звезд белесые бутоны

слегка дрожали в небесах.

Перевод Т. Сильман

XIV. НАРОДНЫЙ НАПЕВ

Мне так сродни

чешских напевов звуки —

смутную боль разлуки

будят они.

Слышишь?.. Поет

робко ребенок в поле,

чувство щемящей боли

в сердце встает.

Минут года,

будешь бродить по свету,-

грустную песню эту

вспомнишь тогда…

Перевод Т. Сильман

XIV. НАРОДНАЯ ПЕСНЯ

Память полна

чешской народной песней,

только грустней и чудесней

сердцу она.

Если поет

рано в поле девчонка,

песня звучит мне так звонко

ночь напролет.

Пусть, поседев,

буду жить на чужбине,

вспомнится, как и ныне,

тот же напев.

Перевод С. Петрова

XIV. НАРОДНЫЙ МОТИВ

Томим бесконечной истомой

богемский народный мотив.

Мечтанья немые пленив,

лелеет он грустью знакомой.

Дитя его тихо поет,

трудясь над картофельной нивой,

и ночью он песнью тоскливой

во сне моем снова встает.

И если брожу, одинокий,

вдали, на чужбине — опять

в уме начинают звучать

давно позабытые строки.

Перевод А. Дейча

XV. ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР

Румяный вечер — весь в жару,

как будто болен лихорадкой.

Щекой горячею к одру

склоняясь, шепчет он украдкой:

«Я скоро, кажется, умру…»

В кустах — молитвенный покой.

Уже светляк, послушник истый,

зажег лампаду над травой;

и роза носит золотистый

венец, как маленький святой.

Перевод А. Биска

XVI. НОЧНАЯ КАРТИНКА

У театра стало тише.

Лишь фонарь бросает свет

и глядится фатом в крыши

лакированных карет.

И мигают все короче

свечи. Полночь глубока.

Как заплаканные очи,

светят окна чердака.

Перевод С. Петрова

XVII. ИЗ ЦИКЛА «ВИГИЛИИ»

I

Покой, в полях сереющий,

душа моя не спит;

как парус пламенеющий,

вдали закат горит.

Дремотная вигилия!

Ночь ластится к реке;

и месяц белой лилией

расцвел у ней в руке.

Перевод Т. Сильман

I

Спит поле в блеклом саване,

лишь сердце — на часах.

Проходит вечер в гавани

на красных парусах.

О стража полусонная!

И ночь невдалеке.

Как лилия склоненная,

луна у ней в руке.

Перевод С. Петрова

III

Слышишь, мимо нас во мгле

ночь прошелестела?

Лампа на моем столе

как сверчок запела.

А на полке — корешки

радужной раскраски —

словно зыбкие мостки

в мир волшебной сказки.

Перевод Т. Сильман

III

Молча ночь идет шажком

в тишине привольной,

только цыркает сверчком

ночничок настольный.

Строем золоченых свай

вбиты в полку томы —

то ведет в волшебный край

мостик мой знакомый.

Перевод С. Петрова

XVIII. ИЗ ДЕТСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ

Лето. Праздничная Голька…

Я — мальчишка. Из окон

резвая несется полька,

воздух солнцем напоен.

Воскресенье. Мне Елена

вслух читает… Как кротка!

Лебедями Андерсена

проплывают облака.

Сосны-стражи смотрят зорко,

луг цветущий стерегут,

а на улице под горкой

слышен смех и там и тут.

Что за шум? Бежим к ограде:

хохот, пенье — не поймешь…

В летнем праздничном наряде

веселится молодежь.

Все на танцы! Вальс и полька!

Солнцем все освещено…

Лето. Праздничная Голька…

Это было так давно…

Перевод Т. Сильман

XVIII. В ДЕТСТВЕ

Лето детское на Гольке

и далеко, как сквозь сон.

Из трактира звуки польки.

Воздух солнцем нагружен.

Вслух читает мне Елена,

облака же вслед за ней,

как из сказки Андерсена,