Время не ждёт - Ваграм Апресян

Как-то мальчик открыл свежий номер журнала «Природа и люди» и вскрикнул от неожиданности. В нем было напечатано изображение поезда, движущегося по одному рельсу, проложенному по земле. В пояснительной статье говорилось, что каждый вагон снабжен огромным тяжеловесным жироскопом, который вращаясь, держится устойчиво, как волчок, и поддерживает в равновесии вагон. Это был всего лишь проект, но автор статьи уверял, что через десять-пятнадцать лет все железные дороги мира станут однорельсовыми.

Шура решил, что отныне, прежде чем изобретать, он будет справляться у отца, — не создана ли уже такая машина. Однако и это не помогло. Каждый раз при попытке посоветоваться о новой идее изобретения отец предлагал сыну бросить ненужную затею, потому что придуманное Шурой давно уже существует в России или еще где-нибудь.

«Странное дело: люди, должно быть, все уже изобрели? И как только они успевают? Прямо не угонишься», — заключал с горестью Шура. Так, терпя разочарования, он постепенно охладевал к технике. Но ее место в душе мальчика заняло другое, не менее интересное увлечение.

Он читал много книг о животных и растениях. Нельзя было оторваться от страниц, описывающих жизнь л повадки медведей, лис, волков, львов, разных птиц, зебров, жирафов, слонов. Да что там слоны! Жизнь самой крохотной букашки — комарика, муравья — тоже представляла для него мир еще неизведанный, загадочный. Но самое главное, конечно, обезьяны. Оказывается, они — наши предки. В книгах пишут и отец подтверждает, что прежде на земле не существовало ни одного человека. Вместо людей были лишь человекообразные обезьяны.

И вот человекообразные обезьяны начали ходить на задних ногах, а передними хвататься за ветки, рвали плоды или сбивали их палками. Постепенно — за многие, многие годы — передние ноги развились и начали работать, как настоящие руки, а сама человекоподобная обезьяна стала первобытным человеком. Потом такие первобытные люди сделали из камней и палок молотки, потом топоры, ножи, копья. И чем больше делали они вещей, тем умнее становились. Дети учились у старших, а выросши, сами придумывали что-нибудь новое... Удивительно!

Об этом, само собой понятно, нельзя было и заикнуться в гимназии. Попробуй-ка скажи, что наши предки — человекообразные обезьяны, и тебя накажут за «ложь богомерзкую», хотя все знают, что это не ложь, а чистая правда.

А почему нельзя говорить правду? Загадка! Новая жгучая загадка! Шли годы, и чем старше становился Шура, тем она больше занимала его мысли.

В восьмидесяти верстах севернее Петербурга, от станции Райвола идет на восток шоссейная дорога. Она прорезает рощи и сосновые леса, часто извиваясь, огибает овраги, лощины, каменистые кручи, холмы и мелкие озера, притаившиеся в лесных впадинах, то взмывает в гору, то летит вниз. На двадцать шестой версте дорога снова бежит в гору и, точно по волшебству, неожиданно внизу открывается чудесное озеро Ахиярви.

На берегу самого озера расположилось имение, полученное в наследство матерью Шуры — Аделаидой Федоровной. Из озера вытекает прозрачный ручей Пескарка и бежит по земле Игнатьевых, вливаясь в Ганнину речку, названную так по имени сумасшедшей старухи Ганны, живущей одиноко в соседнем лесу.

Двухэтажный деревянный особняк с верандами, облицованный снаружи тесом и украшенный ажурной резьбой, завершался башенкой-балконом. Рядом с домом стоит сарай, позади изба работника Микко, поодаль — небольшой скотный двор и другие строения.

Михаил Александрович вырастил на участке крыжовник, малину, смородину, сирень. Но больше занимался животными. У него была лошадь, две коровы, куры, утки, гуси. Он улучшал породы птиц, выводил новую породу свиней.

По соседству в лесах водятся волки, лисы, лось", зайцы, во множестве белки, дятлы, куропатки, изредка рысь. Что же касается многочисленных озер и прудов, рек и ручьев, то это сплошное царство рыбы.

Малорослый для своих тринадцати лет, подвижной, Шура исходил своей семенящей походкой все окрестные леса и поля, неутомимо коллекционировал птичьи яйца, цветы, насекомых, пытливо наблюдал, как они копошатся. Не довольствуясь этим, он и дома создал уголок зоолога: завел белок, птичек, кроликов, содержал рыб в аквариуме. Юный натуралист по-серьезному изучал жизнь своих пленников, особенно белок, любуясь тем, как удивительно ловко они работают своими коричневыми лапами и острыми резцами. Он углублялся в наблюдения настолько, что порой не слышал, когда к нему обращались, смотрел на вопрошающего и не видел его. Шура дополнял свои наблюдения сведениями из книг. Однако у него было много и других интересов, которым он отдавался с неменьшей силой.

Взрослые начали замечать, что мальчик куда-то уходит вместе с десятилетним братом Федей. Отец подозревал, что у ребят завелась тайна, но, не видя в этом ничего дурного, не беспокоил их Однажды утром братья проснулись очень рано. Поспешно позавтракав, они направились к Ганниной речке. Михаила Александровича начало одолевать любопытство. Надев белый форменный китель надворного советника и фуражку с черным околышем, он отправился вслед за сыновьями.

В русле быстрой речки громоздились огромные валуны, а сама она и берега ее были полны камней и гальки. С левой стороны почти отвесно возвышался оползающий желтый илистый берег, дойдя до края которого Михаил Александрович остановился, оглядывая местность.

Сквозь шорох деревьев и шум речки он услышал восторженные взвизги ребят и обернулся. Шура и Федя стояли по колени в воде в одних трусиках. Речка в этом месте была пошире, мельче и протекала спокойно. Мальчики по локти опустили руки в воду, хватая на дне рыбу и с радостным визгом бросали ее на берег.

— Держи, держи, Федя!

— Уф-фрр, ух, какая студеная вода!

— Да ты хватай, растяпа, хватай скорее, ну!

— Хватаю, поймал, поймал, во!

И рыбка, серебристо сверкая на солнце, шлепалась о камни и беспомощно билась. Михаил Александрович был озадачен: каким же образом эти маленькие фокусники берут, не ловят, а именно берут, голыми руками рыбу прямо из реки? Он зашагал к детям вдоль высокого берега, снедаемый острым любопытством. Между тем ребята только входили во вкус. Резвые выкрики их прерывались звонким смехом, вызванным очередной удачей. Что-то подкупающее, заразительное было в этой чистой, как брызги воды, детской радости. Михаил Александрович вдруг почувствовал себя мальчишкой и, приложив ладони трубой к губам, озорно закричал:

— Эге-ге-е-ей, Шура, Федя! Что вы там делаете? Примите и меня в компанию!

Ребята разом вскинули головы и увидели в тени березы отца.

— Папа, папа! Мы лабиринт сделали, — запрыгав, кричал Федя.

— Какой лабиринт?— не поняв сына, спросил отец.

— Как у царя Миноса, — ответил Шура.

— Ого!— понимающе поднял брови отец, затем бочком, с трудом соблюдая равновесие, спустился по крутизне берега к ребятам.

— Как же ты сообразил это, Шура?

— Так... Я подумал: Тезей вон какой был умный, а без нити Ариадны не смог бы выбраться из лабиринта. А рыба глупая, без нити Ариадны тем более не выпутается из лабиринта.

— Ах, умница, ах, какой ты молодец!— произнес Михаил Александрович, чувствуя, как сердце переполняется родительской гордостью.

Теперь он отчетливо увидел, что речка перехвачена валом из камней и гальки, поднятым выше уровня воды. Шагов на восемь в длину и на всю ширину речка была разбита на каменные клетки с узенькими входами и выходами. Рыба, идущая по течению, попадала в лабиринт и блуждала по запутанным ходам. Шура и Федя строили лабиринт несколько дней. Как они и рассчитывали, за ночь в клетки лабиринта попало много рыбы. Братья загораживали выходы, запирая свою маленькую жертву с тесной клеточке, и после короткой борьбы ловили ее. Если рыба ускользала, то они настигали ее в соседней клетке.

Желая блеснуть своей ловкостью перед отцом, Шура и Федя вновь заработали. Высмотрев очередную жертву, они шарили руками и бросали добытую рыбку к ногам сияющего от удовольствия Михаила Александровича. Захваченный азартом детей, он начал давать советы, кричал, по-ребячески волновался. С шумом летели брызги воды, отчего ребята визжали и еще больше смеялись. Смеялся и Михаил Александрович, задрав бородку и трясясь всем телом.

Рыбу подали к обеденному столу. Она была мелкая, но, как показалось Шуре и Феде, очень вкусная. Зажарены были пескари и карасики, но их называли тезейками, несчастными тезейками, попавшими на сковороду за неимением нити Ариадны.

Зима. В 10-й классической гимназии на улице Первая рота идут уроки. За окнами густо падает снег. Законоучитель протоиерей отец Виссарион Некрасов рассказывает ученикам третьего класса о премудростях закона божия.

— Вера без дела мертва есть!— говорит он, поглаживая седую бороду.— Ты должен любить бога, сотворившего тебя; во-вторых, люби ближнего, как самого себя, — продолжает законоучитель, перечисляя дела, без которых «вера мертва есть»;—не делай другому того, чего не хотел бы, чтобы сделали тебе. Благословляйте тех, кто обижает вас, ибо что за заслуга любить только тех, кто вас любит, так все язычники поступают, вы же любите тех, кто вас ненавидит...