Григорьев пруд - Кирилл Усанин

— Хватит, не вечно быть в долгу. Сам хочу жить. Самостоятельно.

— Разве ты жил не самостоятельно? — удивился Леонтий.

— Значит, нет.

— Может, останешься? А то вроде нехорошо получается.

— Вот-вот, нехорошо, — неожиданно вскипел Федор. — Пока делал так, как тебе нравилось, был хорош...

— Что-то не пойму я тебя, Федор. Не ссорились, жили в ладу, в согласии... Нет, не пойму.

— Не надо понимать. Голова распухнет...

После этого разговора они встречались все реже, да и то накоротке. В гости к себе Федор не звал, а Леонтий не напрашивался, и холодок отчуждения, возникший неизвестно отчего, возрастал. И все же Леонтий надеялся: сойдет хандра с его друга — и вернется Федор. Чего уж скрывать — нужен бригаде Федор Пазников. После его ухода дела не заладились. Хоть ссылались на трудности, возникшие из-за того, что выступил песчаник, но ясно было: вернись Федор — и успех снова обеспечен.

Но шли дни, а Федор не думал возвращаться. Профессия взрывника пришлась ему по душе. Он сам признавался:

— Хорошая должность, самостоятельная. Сам себе хозяин...

Но ни разу не говорил он Леонтию, что все чаще останавливает знакомых ребят и спрашивает их о том, кто работает сейчас на его комбайне, и сам Федор не мог объяснить, зачем он это делает.

ВТОРАЯ ГЛАВА

Вот и сегодня, тихим мартовским утром, Федор окликнул Михаила Ерыкалина, с которым работал вместе, в одной бригаде Ушакова. Тот, не дожидаясь, когда подойдет к нему Федор, сам устремился навстречу, спросил:

— Новость слыхал?.. Нет?.. Наш-то бригадир, всеми уважаемый Леонтий Михайлович, номер выкинул... Сбежал...

— Как сбежал?

— А вот так просто, среди бела дня...

— Куда?

— Эх ты, дружок липовый! — грустно усмехнулся Михаил. — От законной бригады своей. На другом участке будет работать, с новыми людьми. А нас, значит, побоку. Вот как!

— Погоди, — растерянно проговорил Федор. — Ты толком объясни: что случилось?

— А чего объяснять! — сердито махнул рукой взбудораженный Михаил. — Хошь — сам спроси.

И, оставив в недоумении Федора, заспешил прямиком — через шпалы и кусты тальника, росшего вдоль железнодорожного полотна, — к дороге, что вела к быткомбинату.

«Неужто правда? — подумал Федор, глядя вслед торопливо удалявшемуся Михаилу. — Сам меня ругал, а тут на́ тебе — сбежал... Да нет, ерунда все это, разыгрывает меня Ерыкалин. — И, ухватившись за эту мысль, как за спасительную палочку, увереннее подумал: — Разыгрывает, шутов охотничек. Он соврет — недорого возьмет». Федор, уже было повернув обратно, к быткомбинату, решительно зашагал в сторону поселка. Легкий морозец, напоминающий о крепкой зиме, еще схватывал по ночам подтаивавшие за день дорожные лужи тонким слоем прозрачного льда. Когда наступал на него Федор, он хрустко ломался, брызгами сыпался из-под ног. Снег на дорогах и тропинках уже исчез, он держался лишь в поле, в самых низинах да глубоких оврагах. Ярко светило полное солнце, но тепла от него еще не было, и было приятно идти по свежему морозцу, похрустывать льдинками и прищуривать от солнца глаза, чуть покалывающие после ночной смены.

Хотелось Федору застать в постели теплую, податливую со сна Ирину, крепко прижать к груди, чтоб услышать мягкий, певучий голос: «Ну, медведь, раздавишь...»

Но Ирина уже поднялась. Одетую, он встретил ее на пороге квартиры. Даже задержать не удалось.

— Ой, Феденька, милый, спешу. — Чмокнула в щеку и уже за дверью крикнула: — Завтрак на столе!

В последние дни Ирина уходила из дома рано — ждала какую-то комиссию у себя в интернате, где она работала врачом. Федор знал об этом, и все же то, что не удалось ему сделать так, как подумалось дорогой, совсем расстроило его.

— Тоже мне, нашла работенку... — буркнул он.

Раздевшись, он прошел на кухню, но выпил только стакан молока, есть почему-то расхотелось. Да и спать тоже, хотя в голове была та непривычная тяжесть, какая наступала после бессонной ночи. Прилег на диван, глубоко вздохнул, но облегчения не наступало. Что-то тупое, твердое стискивало грудь.

«Дернул меня черт остановить болтуна Ерыкалина, — зло подумал он и постарался успокоить себя: — А впрочем, какое, мне до всего этого дело? Я там не работаю, хватит пресмыкаться, ходить тенью за Ушаковым. Пора жить самостоятельно. Работой взрывника доволен, зарплатой не обижают, — чего еще надо! Все идет хорошо — и баста. Закрывай глаза, Федор, и спи. Ты заслужил на это полное право. Отпалил по первому разряду, ребята остались довольны, — значит, все правильно и честно, и нечего себя мытарить».

В дверь постучали. «Это Ирина!»

Федор вскочил и, метнувшись к двери, споткнулся о свои ботинки. Пихнул их под кровать и звонко, резким поворотом ключа, щелкнул замком.

На пороге стоял Леонтий Ушаков. Федор отступил назад и некоторое мгновение растерянно смотрел на школьного друга.

— Ну, проходи, — смущаясь, проговорил он.

— Здравствуй. — Леонтий не удержался от улыбки. — Не ожидал?

— Нет, — честно признался Федор.

— А я вот пришел. Как в то далекое школьное время. — И весело напомнил, скинув пальто: — Драться будем?

— Зачем? — И первым спросил: — Верно, что ты из бригады сбежал?

— Не сбежал, а ушел.

— Одно и то же, — усмехнулся Федор.

— Для кого как.

— А я в болтуны записал Ерыкалина. Значит, зря?

— Поторопился. — И Леонтий опять напомнил о недавнем прошлом: — Тебе спешка, Федор, никогда на пользу не шла.

— Я ведь не такой, как ты, — огрызнулся Федор и, отойдя к окну, повернулся к гостю спиной. — Зачем пришел? — спросил нарочито грубо: не понравилось, что его собираются вновь поучать.

Ждал ответной грубости, но Леонтий неожиданно спокойно сказал:

— У меня к тебе дело, Федор. Важное.

— Ну, говори, — насторожился Федор, но не повернулся.

Леонтий помедлил, — ждал, видно, когда поглядит на него Федор.

— Хочу пригласить тебя в свою новую бригаду, машинистом комбайна. Комплекс будем осваивать.

— Какой еще комплекс?

— Не знаю.

— Как это не знаешь? — повернувшись, пристально посмотрел на Леонтия: не шутит ли? — Оставляешь свою бригаду, идешь на другой участок, да еще не знаешь, что тебя ожидает?..

Вспомнил Леонтий: те же вопросы задала ему вчера Нина. Стояла она рядом, в белой ночной рубашке, с распущенными волосами, спадающими на плечи. Притянул к себе молча, и она доверчиво и ласково подалась к нему. Посмотрел ей в глаза, большие, напряженно ждущие, и голос его в тихой квартире прозвучал хрипло, незнакомо:

— Не знаю, Степановна, — и в свою очередь спросил: — Как быть нам, Степановна?

Припала к груди, молчит. Только плечи зябко вздрагивают да горячие пальцы стискивают его большие, грубовато-твердые ладони.

— Так ка́к, Степановна?

— Тут я тебе не советчица.

— Отчего?

— Непутевый ты мой, дурной... Спать пошли.

Ушла в спальню, не ответив на его вопрос. Да и зачем ему ответ? И так ясно: опять пойдут беспокойные дни — без сна и отдыха, опять начнутся стычки, мелкие, но всегда тягостные, напряженные.

А ведь еще вчера утром все было просто и ясно. На общем участковом собрании он отчитался о работе своей бригады, и руководство шахты осталось довольно, пожелало дальнейших успехов. А после обеда его срочно вызвали в партбюро. В кабинете кроме секретаря парторганизации шахты Алексея Ивановича Жильцова находился начальник соседнего, пятого, участка Зацепин. И по тому, как пытливо посмотрел на него Зацепин и как предупредительно-вежливо встретил его Алексей Иванович, Леонтий понял: сейчас произойдет что-то важное.

— Вы, Леонтий Михайлович, слышали что-нибудь о механизированном комплексе? — спросил его Зацепин, приглашая к столу.

— Так называемом «КМ-87 Д», — добавил Жильцов, присаживаясь рядом.

— Вот именно — так называемом, — улыбнулся Зацепин.

Его пытливые глаза впились, как шильца, и от них нельзя было отвести взгляда.

«Ишь ты заноза», — успел подумать Леонтий.

— Ну как, слышали? — заторопил Зацепин.

— Да вроде слышал, — проговорил неуверенно Ушаков.

— Почему вроде?

— Слышал от кого-то. Не помню, но, кажется, с вашего участка.

— Что ж, неплохо, — неожиданно повеселел Зацепин и, взглянув на Алексея Ивановича, торопливо добавил: — А если мы вам, — он резко подчеркнул последнее слово и повторил: — Вам предложим освоить этот комплекс? Что скажете?

За окном вихрился снег, посвистывал ветер — в природе шла предвесенняя сумятица, — а здесь, в кабинете, где каждая вещь сверкала чистотой и как бы наслаждалась покоем и теплом, царила тишина. Замер у окна Зацепин. Притих на стуле Алексей Иванович. Но, кроме ответного вопроса, Леонтий ничего другого не смог высказать вслух — тихо, растерянно:

— Почему я?

— А вы не догадываетесь? — улыбнулся Зацепин и, согнав не устоявшуюся на лице улыбку, заговорил вдруг строго и сурово: — Дело новое, для нашего южноуральского бассейна непривычное. В Донбассе комплекс уже прижился. Там и кровля покрепче, и уголек потверже. В этом я сам убедился, съездив туда. А наши условия вы знаете не хуже меня. Не совсем подходящие, я бы сказал больше — трудные. Но мы должны, мы обязаны освоить этот комплекс и здесь, у себя... От этого многое зависит. Очень многое. Это — будущее шахты...