Личная жизнь - Владимир Далецкий

– Пора вставать, – слышу я знакомый голос.

Да это же Нелька – моя так называемая подруга. Подшутить вздумала! Сейчас я ей отомщу за все! Я потихоньку ощупываю пол вокруг себя, ага, какая-то тряпка возле меня. Беру ее и подкрадываюсь к моей бывшей подруге сбоку.

– А-а-а! – кричу грозно и хлещу изо всех сил по Нельке, по свече, по всему, что так не люблю в ней. Свеча, естественно, летит на пол и гаснет, теперь я больше ничего не вижу. Стою, затаив дыхание, ну как Нелли вздумает мне дать сдачи! И слышу рядом спокойный голос, как я теперь уверена окончательно, уже бывшей моей подруги:

– Ну вот, свечу зажечь больше нечем! Будем сидеть в темноте.

Я молчу. Она тоже. Слышу, как Нелька садится на пол, устраивается удобней, шурша тем самым колючим, чем, как я поняла, устлан весь пол.

– Возьми мешок, надень на себя! – слышу ее голос. – Скоро станет холоднее.

Не собираюсь ее слушаться, вот еще, предательница. Погоди, я тебе еще отомщу! Скажу новенькому, ну, Косте Парфенову, что ты в него влюблена. Посмотрю, каково будет тебе, когда все над тобой начнут смеяться! Волна злорадной ярости поднимается в моей душе. Тогда эта предательница наконец-то ощутит, как себя чувствует человек, когда против него все. И даже бывшая подруга!

Пока я утешаю себя, погружаясь в бездну злорадства, время идет. Наконец-то я начинаю осознавать, что очутилась в какой-то, мягко говоря, необычной ситуации. Начать с того, что сидим в полной, я бы сказала, кромешной темноте и ждем непонятно чего. Мне с этой предательницей говорить не хочется, но у кого еще спросить, где это мы «отдыхаем»? Я уже почти решилась спросить об этом у Нельки, как в темноте послышались чьи-то шаги – топ, топ, топ… Нет, это явно не человек, а какое-то животное. Слышно тяжелое дыхание, потом – грозное рычание.

– Пошла вон! – кричит испуганно Нелька.

В ответ клацанье зубами.

– Ах ты, гадина! – буквально ревет Нелька. – Пошла вон! Пошла вон!

По легкому свисту над головой понимаю, что Нелька размахивает той самой тряпкой, которой я ее угостила. Слышен громкий лай.

– Иди, иди, собачка, – в страхе прошу я невидимого в темноте противника.

В ответ кто-то, конечно же, невидимый мною пес, дышит мне в лицо. Запах не из приятных. Холодный нос уткнулся в мою щеку.

– Песик! – прошу я жалостливо. – Иди, милый, своей дорогой!

Слышно, как животное убегает. Ну, наконец-то!

– Как это тебе удалось? – интересуется Нелька.

Я игнорирую ее вопрос.

– Ты что, обижаешься, что я съела твой кусочек хлеба? – не отстает Нелька. – Так ты прости меня, пожалуйста! Так мне вчера вдруг есть захотелось.

Чувствую, что мне самой хочется есть. Ведь я в школе ничего не ела, а потом дома не до этого было. А теперь вот возвращаются прежние человеческие чувства. Да и в помещении, в котором мы находимся, действительно стало заметно холоднее. Сижу и размышляю. Если чувства во мне живы, да и Нелька здесь, тогда я точно живая. Вот только напрашивается вопрос: где я?

– Слушай, – обращаюсь я к своей бывшей подруге, – объясни мне, где это мы находимся?

– Ты что прикидываешься? – слышу ее злой голос.

Терпение мое иссякает, и я буквально выкрикиваю:

– Я прошу раз в жизни, заметь, простым человеческим языком, объясни коротко, но толково: где мы сейчас находимся?!

Слышу, как Нелька тихо от меня отодвигается, осторожно шурша тем колючим, на что опирается и моя рука.

– Так тебе совсем память отшибло, – слышу ее испуганный голос, – после того, как начальник стражи капитан Олдс тебя по голове огрел за непослушание?

Честно сказать, голова у меня действительно болит. Я даже нащупываю у себя на затылке огромную шишку. И это меня больше всего бесит, так как я не помню происхождение этой самой шишки на затылке.

– Слышишь ты, подруга! – взрываюсь я. – Или ты говоришь, где мы, или я тебя, честно говорю, удушу!

Слышу, как Нелька отползает от меня еще дальше, потом робко начинает:

– Мы в подвале замка, где всегда прячемся от солдат днем. Я шла к тебе, чтобы позвать на поиски чего-нибудь съестного. Солдаты уже ушли из обеденного зала, и теперь наше время убирать там. Заодно можно полакомиться объедками.

Меня даже передернуло – объедками?! До такого я в своей жизни никогда не доходила. А еще жаловалась, что живу плохо. Объедки! Но так хочется есть! Да и помыть посуду за собой для меня было всегда проблематично, а тут убирать за кем-то. Но есть так хочется! Не знаю, куда меня занесло, но жить как-то дальше надо.

– Пошли! – командую я и неловко, пошатнувшись, встаю в темноте.

– Как пошли, – жалуется Нелька, – ты же меня как мешком отхлестала, так свечу из рук и выбила. Как в темноте по крутой лестнице подняться? А еще умной себя считаешь! Из-за кусочка хлеба готова убить!

Да, хоть и говорят, что темнота – друг молодежи, мол, в темноте не видно рожи, но как-то неприятно впотьмах. Ощупываю себя. Ага, мои школьные брюки, свитер. Что это в кармане? Нечто прямоугольное. Точно, спичечный коробок, который я на первой перемене у Акимцева отняла за то, что он в классе спички жег. Могу ли я такое терпеть?!

– Слушай, – обращаюсь я к Нельке, – не валяй дурака, а лучше найди свечу.

Сама начинаю, согнувшись, ощупывать пол вокруг себя. То, чем он усеян, шуршит и покалывает руку. Ага, догадалась, это же обычная солома! А это что такое, на ощупь цилиндрическое? Точно, свеча! Сейчас мы ее зажжем. Довольно ловко попадаю спичкой по ребру коробка – и вспыхивает в темноте маленький, такой беспомощный огонек.

Ойкнула Нелька и отпрыгнула куда-то в сторону. Но я не обращаю внимания на эту странную девушку – пускай прикидывается! Главное, чтобы свеча загорелась. Подсовываю под спичку фитилек. Он злобно трещит, но постепенно загорается. Вот уже в моей руке – горящая свеча. В ее свете многое не рассмотреть. Но вот Нелькин видок меня порадовал. Чумазая, одетая в какой-то балахон вместо платья, а на голове – какой-то колпак! Приглядываюсь. Боже, так это обычный мешок, который одет на голову углом. Вот потеха! Видел бы ее сейчас Парфенов, по которому она тайно сохнет! Хоть какое там тайно! Недаром же говорят, что все тайное становится когда-нибудь явным. А для того, чтобы понять, что Нелька неровно дышит к Парфенову, достаточно посмотреть на ее лицо, когда она к нему обращается. Мол, Парфенов то, Парфенов се, тру-лю-лю, тра-ля-ля, трулялюшеньки-ля-ля!

– Что это на тебе? – слышу голос своей бывшей подруги.

Вот чудо гороховое! Лучший мой свитер.

– Лучше на себя посмотри, – советую ей. – На чучело сама похожа!

– Нет, – не соглашается бывшая подруга, – это ты сама чучело! Мужские брюки на себя напялила. Попадись ты на глаза начальнику стражи, он тебя еще раз по башке шандарахнет. Тогда уж точно больше не встанешь! Странная ты какая-то. И на меня бросаешься из-за мелочи, как злая змея. Ясно, это после удара по голове!

– Пошли! – командую, так как нет мочи больше слушать эту полоумную.

И какой толк спорить, если есть действительно хочется. Только Нелька скулит, мол, никуда с тобой не пойду, пока ты в женское платье не переоденешься. Уперлась, как только Нелька может. Одной мне идти страшновато, да и дороги я не знаю. Вряд ли найду что-нибудь в этой темноте. Пришлось согласиться на переодевание. Сверху на брюки и свитер надела балахон, который Нелли отыскала где-то в куче соломы. На голову я водрузила мешок. Что ж, маскироваться, так маскироваться!

Наконец двинулись. Впереди идет Нелька, которой я не без сожаления передала свечу, а я – за ней. Страшновато в темноте. Подруга моя бывшая бодро идет вперед, потом ловко начинает подниматься по лестнице. Я за ней еле успеваю – не привыкла бегать в темноте, да и лестница очень крутая. Выходим в какой-то странный коридор. За окнами – жуткая темнотища, словно они заложены кирпичом. Почему кирпичом? Мне так кажется. Идем по этому узкому коридору довольно долго. И снова лестница, затем – бесконечный коридор. Вот какая-то дверь. Нелли осторожно ее приоткрывает и заглядывает внутрь. Поверх ее головы, я всегда была ее выше, заглядываю и я.

Посредине большого зала, тускло освещенного догорающими факелами, от которых стоит жуткий смрад, стоят столы. Людей не видно. Нелли бросается к столу и начинает что-то выбирать и совать себе в рот. Осторожно подхожу и я. Подозрительно приглядываюсь к тому, что лежит на столе. Действительно, какие-то объедки! Нелли, выхватив из-под моего носа плохо обглоданную кость, впивается в нее зубами. Тьфу, даже смотреть противно!

Но есть все равно хочется. Наконец, отыскала нетронутую часть каравая хлеба. Попробовала, вроде ничего, есть можно, когда очень хочется. Взяла высокий металлический кувшин, понюхала. Видимо, вино. Пригубила. Кислое. Но пить хочется. Придется выпить здешней кислятины. Нелли увлеклась так, что не обращает на меня никакого внимания. Я обошла стол, приглядываясь к украшению стен, хоть при тусклом освещении догорающих факелов это сделать нелегко. Да какие там украшения – голая каменная кладка. Да и столы ничем не застелены и, скорее всего, грязные!