По дороге с облаками - Дарья Светлова

«Вроде бы подъезжаем», – объявил Сокольский. Автобус остановился. Посреди поля стоял длинный одноэтажный барак с плоской крышей, покрытой темно-серым шифером. Рядом с ним столовая, туалет из пяти деревянных кабинок над ямами, вырытыми в земле, и умывальник – облезлые краны с холодной водой над бетонным корытом. Чуть в отдалении баня – небольшой домик с затемненными квадратными окошками и резной светло-коричневой деревянной дверью. Еще дальше – покосившийся магазинчик. И все. Больше ничего не было. Вокруг этих жалких немногочисленных построек простиралось не то поле, не то степь, одним словом – земля, на которой что-то росло без видимого порядка.

Дашка зашла в барак, специально построенный, чтобы раз в год принимать коллектив советских школьников. Вдоль проходил широкий коридор, по обе стороны находились двери в комнаты. Полдня ушло на то, чтобы собрать и выбросить мусор, отмыть окна и вымести паутину из углов. Парни-старшеклассники притащили семь железных кроватей и сыроватые матрасы с подушками. В соседней комнате выдали комплект постельного белья и по два верблюжьих одеяла – новое светло-синее и потертое рыже-коричневое. Комната стала пригодной для житья, и Дашка немножко повеселела. «Так, —раздался голос в коридоре. – В сельпо водяра дешевая. Надо затариться. Быро, баран, быро, как пионер-герой. Одна нога здесь, другая там», «Почему я? Как что, так сразу баран, кроме барана что, никто пить не будет?» – заныл кто-то в ответ. «Что?» – послышался глухой звук удара. За ним обиженный возглас: «Больно же». И шаги направились к выходу.

В пионеры принимали в третьем классе. Поголовная принадлежность детей к пионерской организации давала отличную возможность их контроля и увеличивало силу давления на неокрепшие души. Если ты разбил окно будучи октябренком, тебя отругает учительница, вызовет в школу родителей и заставит их за разбитое окно заплатить. Но, если ты на беду свою оказался пионером, – будь готов, что тебя не только отругают, но и проработают на пионерском собрании такие же дети как и ты, но окон не разбивавшие, тетрадок не рвавшие, и одноклассника Прохнова по голове портфелем не бившие. Фотографию твою поместят в стенгазету, и школа узнает, какой ты плохой пионер и недостойный член нашего общества.

Октябрятами становились все сразу, но в пионеры принимали постепенно – сначала самых достойных, которых отбирала учительница, а потом тех, кто похуже. Это был один из способов мотивирования школьников. Считалось, желая стать пионерами, дети будут лучше учиться и лучше, то есть послушнее, себя вести. Поэтому атрибутика пионерской жизни всячески пропагандировалась – и особенная пионерская форма, и веселая и событийная пионерская жизнь. Самое главное, став пионером, ты получал шанс попасть в международный пионерский лагерь «Артек». Дашка очень хотела стать пионеркой и поэтому в предвкушении столь важного для нее события ужасно волновалась.

Дашкино желание было вызвано не столько рассказами о интересной пионерской жизни, сколько Дашка завидовала старшеклассникам, которые носили на груди красные галстуки и значки с изображением трех языков пламени и портрета того же мальчика, но теперь уже лысоватого и постаревшего. Дашке удалось примерить такой галстук, забытый в их классе вожатой. Ей очень понравилось, как красный галстук смотрелся на темно-коричневой школьной форме. Галстук был знаком отличия – я лучше всех, и это сразу можно заметить. Дашке нравилось быть первой. Она лучше всех училась, много читала, и учительница иногда просила ее помочь проверить контрольные работы. В классе Дашка была популярна – ее выбрали командиром октябрятского отряда, а в подаренной мальчиками на восьмое марта открытке были слова: «Желаем тебе всегда и во всем быть первой». Дома Дашкино желание «быть впереди» всячески поощрялось и поддерживалось, особенно отцом – он очень гордился успехами своей старшей дочери.

Как назло, перед выборами в пионеры Дашка заболела. «Позвони Лер Иванне в школу и узнай, выбрали ли меня», – каждый день просила она отца. «Ведь надо будет пионерскую форму купить. И „Торжественное обещание“ выучить», – у Дашки не было сомнений, что она должна стать пионеркой в числе первых. Так и случилось. В Музее революции, в одной из комнат, где находился бюст того же мальчика, но совсем старого и лысого, Дашка старательно проговорила текст «Торжественного обещания» вслед за старшей пионервожатой: «Перед лицом своих товарищей торжественно обещаю». Наконец ей повязали галстук. Дашка гордо стояла в новенькой пионерской форме: белой блузке и синей юбке – и старалась не смотреть в сторону отца, подглядывавшего вместе с остальными родителями из-за двери.

Прямо из музея они с отцом поехали на вокзал, встречать возвращавшуюся из-за границы мать. «Смотри, – закричала Дашка вместо приветствия, на ходу расстегивая пальто, чтобы все видели красный галстук, – меня приняли в пионеры».

После долгих препирательств Дашке с подругой удалось занять лучшие места у окна. Наскоро заправив постель, они пошли в местный магазин. Очень хотелось есть, но до ужина было далеко, про обед слышно не было, а съедать в первый день припасы, привезенные с собой, было неразумно. Ассортимент магазина был скромен, но постоянен – хлеб и водка, ореховый шербет и лимонад в темно-зеленых стеклянных бутылках. Девчонки прикупили шербета, хлеба и лимонада и отправились обратно.

Поутру Дашка проснулась под звучный голос географички, отчитывающей «барана» за ночное пьянство. Двадцать минут на сборы – потом завтрак. Около уличного умывальника земля превратилась в жидкое месиво; чтобы умыться, надо было сильно нагнуться над бетонной лоханкой и подставить ладони под струю холодной воды. Дашка поскользнулась и чуть было не упала. «Я не выживу, – подумала она. – И будет ли баня работать? Говорят, что банный день раз в неделю. И ведь это не все. Это только начало».

В четвертом классе многое изменилось. Вместо одной учительницы появилось несколько – по одному на каждый предмет. Встретившись в первый раз с математичкой Марианной – неопрятной, с растрескавшимися от мела руками, Дашка испугалась: «Я хочу обратно к Лере Ивановне». За три года начальной школы она привыкла к заботе и доброму отношению первой учительницы, любившей Дашу то ли за то, что она была такой хорошей и умненькой девочкой, то ли по причине симпатии к Дашкиному отцу. Первая учительница была молода, красива и одинока – работа с утра до вечера в коллективе, на девяносто процентов состоявшего из женщин, а на десять из женатого «немца», престарелого военрука, усатого физрука и низкорослого учителя музыки, не давала возможности познакомиться с мужчиной. Лере Ивановне было под тридцать – в советском обществе этот возраст прочно закреплял за ней звание старой девы. Она, конечно, не сдавалась, но часто то ли по этой, то ли по какой схожей причине срывалась и выходила из себя, обзывая учеников кретинами и не скупясь на подзатыльники. Дашку она любила, но Дашкиному другу Юрику доставалось. «Скажи хоть что-нибудь!» – кричала Лера Ивановна, предварительно отругав бедного Юрика за несделанное домашнее задание и разрисованную самолетиками и корабликами обложку тетради. Юрик вжимал голову в плечи, хмуро смотрел исподлобья и молчал, как пионер-герой на допросе у фашистов. А по окончанию разговора, схватив портфель и не сказав ни слова, убегал в сквер и там плакал. Дашка за Юрика всегда переживала и старалась, как могла, друга утешить.

В четвертом классе на первых порах Дашке приходилось нелегко. Новые учителя предъявляли каждый свои, не совсем понятные, требования – писать в только в толстых или наоборот только в тонких тетрадях, не носить сережек, ходить на физкультуру в черных трусах и белой майке. Последнее было самым мучительным для всех девочек Дашкиного класса. Как можно в десять лет ходить в трусах, когда модно носить завернутые до колен треники? А если мальчишки будут смеяться? Физрук этого не понимал и с завидным упорством отправлял переодеваться тех, кто осмеливался прийти на занятия в длинных тренировочных костюмах. «Вон из зала! – кричал он. – сейчас двоек в журнал наставлю».

Приходилось подчиняться. Ненавидя одновременно и физрука, и себя в нелепых трусах, на уроке физкультуры девчонки вели себя скованно и старались не смотреть по сторонам, как будто вокруг никого нет. Черные трусы причиняли больше страданий, чем прыщи. С прыщами можно было бороться, но против физрука методов борьбы не было, кроме как показать у него за спиной неприличный жест или обматерить в раздевалке.

Но самодурством учителей неприятности не заканчивались. Кроме уроков появились дополнительные занятия, посещение которых было обязательно. Политинформации; на них пересказывали прочитанные накануне статьи о героическом труде шахтеров или повышении благосостояния советских жителей. Уборка класса. Регулярные сборы отряда и классные часы, на которых отчитывали отстающих в учебе и ругали хулиганов. Все это происходило либо до, либо после уроков, то и дело приходилось задерживаться или приходить утром на сорок минут раньше.