Образ жизни - Яков Тублин

* * *

Какой сегодня вечер пряный!Ещё тепло, ещё светло.Спасибо осени за праздник,Спасибо лету, что прошло.

И птице завтрашней спасибо,Спасибо — дожил до утра.Я небесам шепчу: «СпаситеОт боли, что была вчера».

И да хранит нас всех от горяИ голубой, и белый цвет.Как элегично дышит море,Какой простой даёт совет:

«Живи покуда, наслаждайся.Как я дышу, так ты дыши.Не суетись, не зарывайся,А можешь, так стихи пиши.»

И всё вокруг полно доверья,Что раньше и не снилось нам.Здесь ритмы скачут по волнам,И рифмы падают с деревьев.

Осенний эскиз

Жёлтый клён на зелёной поляне стоит,И такой удивительно ласковый вид —Левитану, наверно, не снилось.Левитан, главный русский художник, Исаак,Ну признайся — слабо намалярить вот так?Вы смогли бы, скажите на милость?

Одинокое облако вдалеке,Куст зелёный на жёлтом песке,Кошка рыжая с голубем в паре.Ну, ответь мне, пожалуйста, Веня Ван-Гог,Ты б такое на трезвую голову смогТам — на юге, в провинции Арля?

В том и радость, и грусть, и успех, и беда:Ни за что и нигде, никому, никогда…Вам такое вовек не приснится —То, что утром сегодня открылося мнеВ Иудейской моей стороне:Лист, летящий под небом из ситца.

Жаль, конечно, что в этом отрезке путиВаших красок карминовых не развести,Будь хоть дважды, хоть трижды поэтомВ апельсиновых этих осенних лесах.…Если завтра мы встретимся на небесах,Расскажу я вам лично об этом.

На своём берегу

Ласковый вечер спустилсяВ эти святые края.Вот наконец и прибилсяК милому берегу я.

Воина внук и раввина,Бывший российский моряк,Как тебе эта равнинаИ левантийский маяк?

Как тебе этот гортанный,Этот горячий язык,Запах фалафельных пряный?Да, понемногу привык.

Кончилась пьяная свадьба —Что же о том горевать!Вот на могилу слетать быК маме.А после опятьБуду вдыхать у порогаВечер тягучий, как мёд.

Ну, а отсюда дорогаЛишь вертикально идёт…

За гранью

Ни днём, ни чёрной ночью,Мне кажется опять,Уж никогда воочьюТех мест не увидать.

За гранью и за кругомЖиву я неспеша.Между Днепром и БугомЕщё моя душа.

Где мокрым листопадомЗасыпаны года.И я твержу: «Не надо,Не надо мне туда!»

Я хуже или лучшеНа свете жил досель,Но вот родился внучекВ Эрец Исраэль[4].

Он не чужак приезжийИз русских палестин,А этих побережийЗаконный гражданин.

Он станет новой вехой,Он станет новым днём.И только дальним эхомРоссия будет в нём.

Какой-то далью серойИ дымкой голубой,Какой-то прежней веройИ дедовой судьбой.

Над этим вечным морем,Где властвует иврит,Он прикоснётся к Торе,Молитву сотворит.

О том тысячелетье,Неведомом ему.О прадеде и деде,Что канули во тьму.

Утренняя молитва

Хочу я у внучки на свадьбе гульнуть,На сына её хоть разочек взглянуть.Чтоб в будущем веке хотя бы денёк,Хотя бы часокБыть счастливым я мог.

Я очень устал здесь,Но тихо молю:Господь, дай мне времени,Я потерплю.

Дай тыщи восходов и тыщи дождейНа долгие годы для наших детей.Дай песню одну, но без всяких оков,Тогда и зови —Я к дороге готов.

Но прежде хочу, чтоб сгорело в огнеВсё, что я и сам ненавижу во мне.Чтоб сдохли враги,Чтоб воскресли друзья.Мне лучшей молитвы придумать нельзя.Особая нацияРусская эмиграция:Русский, еврей,Это особая нация,Это — крутой рассол.

В этом рассоле квасятсяСтолько десятков летГении, воры, классики —Бывшей России цвет.

Мы, как степные лошадиС крепкою головой —На Тель-Авивской площади, —Бруклинской мостовой.

Слава за нами тянетсяПамятного греха:Мы мировые пьяницыИ мастера стиха.Родины горькой отпрыски,Бывшей страны народ,Словно в бессрочном отпуске,Здесь, «за бугром», живёт.

Сон перед Песахом

Сон тяжёлый мне голову мнёт.Это ж надо такому присниться!…В мокрой просеке серая птицаВсё никак не сорвётся в полёт.Перья встрепаны, ноги в крови,Переломаны крылья большие.Далеко до пределов России,Как от чёрного зла до любви.Ветер чёрный гуляет в лесу,И плывет в небе месяц библейский.Профиль птицы такой иудейский…

Я проснулся в четвёртом часу,Голубое окно растворил.

Лёгкий бриз Средиземного моряДолетал из-за ближнего молаИ в рассветные трубы трубил.Но стоял этот сон в голове,Как сюжет из шекспировской пьесы.

…Скоро праздник, подумалось, — Песах.Это видно по яркой траве.

Иудейский верлибр

Я — воздух на конце огня,Я — камень на конце дождя,Я — синее на грани красного,Я — белое на грани чёрного.Я — корень дерева,Что тысячи тысяч летПиталось сточными водамиЧёрно-багрового мегаполиса,Дерева тысячи летДышащего удушливым дымом,Высокого дереваВесной выстреливающего в небоМиллионы миллионовЗеленых моих внучат,Печально умирающих осеньюИ уносимых жёлтыми ветрамиВ серую пустыню.Я — верхний слой живой землиПод постаментом чёрного памятника тьмы.Я — трава, ломающая железный асфальт.Я — ствол пушки,Нацеленной чугунным ядромВ самое сердце добра.Я — голубая водаДля закалки стали будущего меча,Что снесёт с чёрного памятникаСмрадную голову зла и ненависти.Я — острие этого меча.Я — крикНа грани рыдания и песни.Я — расстояниеОт родильного крикаДо смертного вздоха.Вот поэтомуЯ — синее на грани красного,Я — белое на грани чёрного,Камень на конце дождя,Воздух на острие огня.

Возле синагоги

Возле белой синагогиДева смуглая стоит,И младенец тихо дремлетНа её крутом плече.Возле белой синагогиЯ стою — российский жид,И войти я не решаюсьПод ее высокий свод.

Мимо — в чёрных лапсердаках,В шляпах чёрных и в пенсне.Вот проходит сын Хабада,Смотрит странно на меня.Мимо — в чёрных лапсердаках…А душа моя — во сне.Не решаюсь, не решаюсьЯ переступить порог.

Я молюсь звезде заката,Первой вспыхнувшей звезде.И мои воспоминаньяНикому не увидать.Я молюсь звезде закатаОдинаковой везде —То ли в Иерусалиме,То ли в Ялте, на горе.Есть о чём мне помолиться.Что у Бога попросить.Сколько смуты накопилось

За прошедшие года.Подойти к свече вечернейИ поклоны долго бить.…Только я Его не вижу,И не видит Он меня.

Кадиш[5]

В зените солнце так палило,Как палит здесь во все века.Мы стали на краю могилы —У кромки рыжего песка.

Вот здесь тебе досталось выпитьПоследний приторный стакан,Где Иордан впадает в Припять.А, может, Припять — в Иордан.

Нет места для зелёной злобы.Есть только горечь и печаль.Как далеко достал Чернобыль!В какую докатился даль!

Кадиш короткий кончен чинно,Холодный камешек в руке.А иудейская долинаНа русском плачет языке.

Мой иврит