Печать Соломона - Рик Янси

– Отношения «врач – пациент» священны, Альфред.

– Это как? Как в церкви?

– Что-то вроде того. – Доктор Бендерхолл улыбался; зубы у него были желтые, как у тех, кто много курит или налегает на кофе. – Итак, что же это за формальное преступление?

– Я кое-кого обезглавил.

– Неужели?

– И кое-кого застрелил.

– То есть застрелил и обезглавил?

– Не одного и того же человека. О, еще я угнал машину. Даже две. Полицейскую патрульную и «ягуар». И еще «ламборджини». Так что получается – три. Нет, еще был «бентли». Так что четыре. Вы точно никому не расскажете?

Доктор кивнул.

– Я после возвращения домой ни с кем об этом не говорил, – признался я.

Доктор Бендерхолл пообещал, что все, о чем я ему расскажу, будет считаться строго конфиденциальной информацией, и я ему все строго конфиденциально и рассказал.

Выслушав мою историю, доктор Бендерхолл отослал меня в приемную. Я услышал, как он снял трубку и позвонил моему социальному работнику. Доктор оставил дверь приоткрытой, так что до меня долетало почти каждое слово.

– Клиническая депрессия. Пограничный психотик с бредом величия и параноидальными фантазиями… мать умерла, когда ему было двенадцать… шесть месяцев назад убили его единственного родственника… Как следствие того, что отец оставил мать Альфреда еще до его рождения… Альфред верит, что является потомком рыцаря Ланселота… Да, того самого Ланселота… А еще он в составе международной шпионской организации участвовал в операции по спасению Экскалибура из рук неких агентов тьмы, так он их называет. Он также сообщает о встречах с ангелами, архангелом Михаилом в частности, который, по его мнению, забрал меч на небеса после смерти Альфреда и его воскресения в качестве Хозяина Меча. Кроме того, он верит, что был ранен этим мечом и в результате его кровь обрела магическую целебную силу… – А под конец доктор Бендерхолл сказал: – Интенсивная терапия поможет ему избавиться от ощущения того, что все его покинули, решит проблемы с чувством вины, с предательством… Чтобы исключить физиологические аномалии, рекомендую компьютерную томографию и МРТ… Да, повреждения мозга и тремор. И еще я бы рекомендовал торазин, эффективность этого препарата при параноидальной шизофрении уже доказана.

Я не верил ушам. Бендерхолл выложил социальному работнику все, о чем всего пять минут назад пообещал никому не рассказывать. И он был врачом! Если нельзя верить ему, то кому же можно? Я словно в вакуум угодил.

А когда появилась моя приемная мать, Бетти Таттл, доктор Бендерхолл пригласил ее в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Через полчаса она вышла, и вид у нее был такой, будто доктор врезал ей по голове бейсбольной битой.

– Я не сумасшедший, – сказал я Бетти, когда мы ехали в аптеку, чтобы купить выписанные доктором Бендерхоллом лекарства для психов.

– О нет, конечно же нет! – Голова у Бетти прыгала вверх-вниз. – Это просто ухабы, Альфред. Просто ухабы.

В тот вечер я подслушал, как препирались Таттлы. Хорас хотел от меня избавиться.

– Бетти, в один прекрасный день он окончательно слетит с катушек, – заявил Хорас. – Убьет нас, пока мы спим!

– Доктор говорит…

– Плевать мне на то, что говорит доктор!

– Может, нет у него ничего страшного, – сказала Бетти. – Обыкновенная опухоль мозга.

– Ты сама себя послушай! Обыкновенная опухоль мозга! Решено – мы вернем его соцслужбам. Я не подписывался быть приемным отцом психа!

Каждый день за ужином я незаметно сплевывал таблетку в ладонь и прятал ее в карман, а после ужина смывал в унитаз. И много об этом думал. О том, что я и впрямь могу быть сумасшедшим. Ведь если все вокруг считают, что ты сошел с ума, то и нормальный спятит.

Я мог бы доказать доктору Бендерхоллу, что мой рассказ не выдумка. Надо было только попросить его связаться с Абигейл Смит, оперативником АМПНА, которая дала мне свою визитку и предложила звонить в любое время.

И я действительно звонил ей примерно полгода назад, по возвращении из Англии. Абигейл поинтересовалась, как у меня дела в школе, и объяснила, что работа на АМПНА скорее призвание, чем служба. Я не совсем понял, что она имела в виду.

– Обычно мы не рассматриваем кандидатуры тех, кто не достиг двадцатилетнего возраста. И курс подготовки у нас довольно жесткий, – сказала Абигейл.

Я еще удивился: для чего же тогда она дала мне визитку?

– И что же мне делать? – спросил я.

– Альфред, я понимаю, что сейчас, после всего случившегося, тебе трудно вернуться к нормальной жизни. Я говорила, что мы заинтересованы в твоем развитии, и это действительно так. Можешь не сомневаться.

А потом она посоветовала мне не бросать школу, работать над своими оценками, и, может быть, когда я выучусь, они со мной свяжутся.

Больше я ей не звонил, как и она мне. Так закончились мои рыцарские деньки, когда я спасал мир, и я не знал, жалеть о них или, наоборот, радоваться.

Я и в этом ошибся.

2

По пути домой я снова увидел того лысого мужчину с детским лицом, которого приметил еще в видеомагазине, только на этот раз я засек его, глянув в заднее окно школьного автобуса. В автобусе я всегда занимал место в последнем ряду. Сядь я в любом другом месте, кто-нибудь непременно запустил бы мне в затылок бумажным шариком или плюнул жеваным комком бумаги. Однажды какие-то ребята даже запустили в меня грязными спортивными шортами. Готов поспорить, что за такой кроппинг они заработали как минимум по четыре очка.

Мистер Детское Личико ехал в серебристом «лексусе» представительского класса. Автомобиль был так надраен, что в его капоте отражались кроны деревьев и облака.

Выйдя из автобуса, я немного постоял, чтобы посмотреть, что будет делать мистер Детское Личико. Он спокойно проехал мимо и даже не взглянул в мою сторону.

«У тебя сдают нервы, Кропп, – сказал я себе. – Может, доктор Бендерхолл был прав и ты бредишь».

От остановки до дому надо было пройти пару кварталов по Бродвею. Таттлы никогда не работали – можно сказать, они были профессиональными приемными родителями. В их маленьком старом доме всегда ютилось шесть-семь сирот.

На тот момент моим соседом по комнате был Кенни – тощий пацан с таким узким лицом, будто его сплющили в тисках. Глаза у Кенни были очень близко посажены, и он немного косил, а потому всегда казалось, что он злится, или растерян, или и то и другое. Я не знал, откуда и почему Кенни попал в этот дом, но, как и у большинства приемных детей Таттлов, его история вряд ли была веселой.

Кенни постоянно что-то бормотал, сопел и без конца повторял одни и те же слова. Если рядом был я, он твердил мое имя, ходил за мной по всему дому и бормотал: «Кропп, Кропп, Кропп, Альфред Кропп, Кропп, Кропп, Кропп».

По ночам становилось хуже.

«Кропп, Кропп, Альфред Кропп, тут темно, очень темно, я хочу пить, Кропп, мне очень хочется пить, Альфред Кропп, Кропп, Кропп».

И Кенни был почти всегда уверен, что за окном притаился и подглядывает за нами какой-то злодей. Он изводил меня своим нытьем, и я, чтобы его успокоить, вставал с кровати и лишний раз проверял щеколды.

Но вообще-то, бормотание Кенни меня не особенно донимало. Тихое и монотонное, как стук дождя в оконное стекло, оно порой убаюкивало.

А вот других ребят бубнеж Кенни раздражал, и они обращались с ним довольно круто. Пришлось пригрозить, что, если они не отстанут от Кенни, я поотрубаю им головы и затолкаю их обезглавленные трупы в погреб. После этого Кенни оставили в покое. Пусть я не настоящий рыцарь, зато потомок рыцаря, а в списке рыцарских добродетелей защита слабых стоит на одном из первых мест.

Я в нерешительности потоптался на пороге. Через тонкие стены было слышно, что в доме на полную катушку включен телевизор. Наверное, шел какой-то сериал. Бетти Таттл жить без них не могла.

Хорас обычно сидел развалившись на диване и, стараясь перекричать телевизор, орал на жену:

– И чего ты тратишь время на это «мыло»?! Кучка каких-то придурков и психов! То у них детей похищают, то кого-то убивают, то они влюбляются в собственных братьев!

А сам смотрел всю серию от начала до конца, пока Бетти суетилась и готовила что-нибудь перекусить для детей, которые скоро вернутся из школы, складывала выстиранное белье и подбирала разбросанные по полу игрушки.

Но когда я вошел, Хорас вовсе не пялился в телевизор. Он гарцевал по гостиной в фартуке и ловко орудовал метелкой из перьев. Его круглая физиономия блестела от пота. А Бетти тем временем выметала пыль из углов. При виде меня она тихо вскрикнула и выключила телевизор.

– Дорогой, Альфред дома, – шепотом сообщила Бетти Хорасу.

Тот перестал скакать по комнате, замер на месте и выпучил на меня глаза.

– Я знаю, что он дома, – прошипел Хорас. – У самого глаза есть.

После этого Хорас Таттл широко развел свои короткие ручки и пошел на меня. Я стоял на пороге и прямо обалдел, когда Хорас вдруг заключил меня в объятия. С метелки полетела пыль. Я чихнул.