Конституционализм как правовое основание социальной солидарности. Монография - Ирина Алебастрова

Разумеется, принцип социальной солидарности не следует абсолютизировать, как, впрочем, и любой принцип, в том числе социальный. Такая абсолютизация таит ряд опасностей самого разнообразного свойства. Это и использование его как предлога для свержения законных правительств, попыток установления мирового господства или господства более сильных государств над более слабыми; и насаждение тоталитарных режимов, прикрывающихся общими интересами; и угрозы выживанию титульных наций развитых государств; и ослабление борьбы с преступностью. Поэтому разработка содержания принципа социальной солидарности, соответствующей идеологии, механизмов реализации данного принципа, его пределов – важнейшая задача всех общественных наук, в том числе правовой, прежде всего – конституционного права.

Представляется, что в конституционном праве начала социальной солидарности присутствовали всегда, т. е. с самого момента его возникновения. Правда, принято считать, что на первом этапе развития мирового конституционализма в нем доминировал индивидуализм. Более того, на основе того непреложного факта, что исходным идейным началом конституционализма является идеология либерализма, может показаться, что конституционное право мало приспособлено для развития начал солидарности в обществе, поскольку либерализм с его лозунгом опоры на собственные силы культивирует индивидуализм и скорее разобщает, а не солидаризирует общество. Но данное мнение представляется ошибочным, на него можно возразить следующее.

Идеи социальной солидарности, хотя это менее очевидно, чем их приращение по мере развития конституционализма в мире, можно обнаружить уже в самых первых конституциях и иных актах конституционной значимости. Действительно, принципы свободы личности, естественного характера прав человека, равноправия, породившие дикий капитализм, вместе с тем означали акт неслыханной до того времени солидарности, прежде всего – с самым угнетенным и вместе с тем самым многочисленным классом позднего традиционного общества – крестьянством. Свобода и равноправие, как справедливо отмечалось в научной литературе, были прежде всего решением крестьянского вопроса11 – точно так же, как социальное государство стало в будущем решением рабочего вопроса12. Впрочем, и от того, и от другого много выиграли и иные слои населения. Поэтому представляется заблуждением односторонняя оценка принципов свободы личности, незыблемости прав человека и равноправия только как проявлений индивидуализма первых конституций.

Кроме того, в конституциях первой волны присутствовали и иные проявления социальной солидарности: в виде закрепления идей народного суверенитета (например, ст. 7 Конституции Франции 1793 г.) и государственного суверенитета (например, ст. 1 Конституции Франции 1848 г.), предполагающих высокую степень единства и согласия населения конкретной страны, т. е. солидарности ее граждан; возможности изъятия собственности для государственных нужд (поправка V к Конституции США 1787 г., ст. 17 Декларации прав человека и гражданина 1789 г.), что означало установление начал солидарности собственников с согражданами в лице государства как формы их объединения. Наконец, уже на первом этапе развития мирового конституционализма прорастали и идеи социального государства. Это отразилось в фабричном законодательстве Англии, во всех французских конституциях XIX в., в социальном законодательстве О. фон Бисмарка (1815–1898) и т. п. Данные идеи выводились из естественного права человека на достойную жизнь. Так что можно утверждать, что первый этап мирового конституционализма и ранний этап индустриального общества способствовали укоренению идеи достоинства личности, а вместе с ней – идеи социальной солидарности, которая на втором этапе развивается в направлении укоренения идеи социального государства.

Если же попытаться оценить наиболее крупные перемены, произошедшие в социальной действительности за все время существования мирового конституционализма, а также проанализировать их отражение в конституциях, то невозможно не заметить огромного постепенного, но неуклонного приращения идей солидарности в конституциях – причем как юридических, так и фактических. Более того, может даже возникнуть впечатление, что переход от индивидуализма как фундаментального принципа конституций первого, раннеиндустриального, поколения к социальной солидарности как главной идее конституций современной (третьей, постиндустриальной) волны выступает магистральным направлением эволюции мирового конституционализма – прежде всего через социализацию государства.

Второй этап мирового конституционализма характеризуется развитием идеи социальной солидарности преимущественно в рамках теории, законодательства и практики социального государства. Данный период, как и предыдущий, богат парадоксами и противоречиями. Путь утверждения социальной солидарности в форме социального государства (как и правового – на первом этапе) был тернист. Как на первом этапе стремление солидаризировать общество на равноправной демократической основе приводило к войнам, кровавым революциям, диктатурам и к дикому капитализму, так и на втором гипертрофированное стремление солидаризироваться на классовой, расовой или национальной основе опять вызвало те же самые последствия, выразившиеся в установлении социалистической диктатуры, фашизма, развязывании Второй мировой войны.

Ее ужасающие результаты впервые, пожалуй, привели к разработке в рамках общественной науки и практической политологии стратегии органической солидарности – стратегии, направленной на то, чтобы сделать поиски компромиссов и взаимопонимания, толерантность – как внутри стран, так и между ними – стилем жизни. Это положило начало третьему этапу в развитии мирового конституционализма, главной идеей которого выступает интернационализация. Она была усилена глобализацией и информатизацией общества. Интернационализация выражается не только в заимствовании государствами передового конституционно-правового опыта друг друга (что тоже облегчает взаимопонимание). Она проявляется также в признании все большим количеством стран международного права частью внутригосударственного, в миролюбивой внешней политике, активизации наднациональных и международных институтов и т. п.

Сочетание новой тенденции с сохранением социализации и демократизации позволяет говорить об активизации в конституционном праве начал органической социальной солидарности. Принцип солидарности вербально закреплен в ряде конституций (Польша, Португалия, Бразилия, Франция и т. д.), в международном и наднациональном праве. Он проявляется не только в действии названных тенденций развития конституционного права, но и в эволюции всех его крупных институтов на современном этапе (возрастание количества обязанностей, социальных и коллективных прав; сближение политических идеологий различных партий; разработка и внедрение в жизнь концепции «партисипаторной демократии», основанной на вовлечении в принятие управленческих решений всех заинтересованных сторон, их диалоге и сотрудничестве с целью выработки консенсуса, что требует временных затрат, но повышает моральную приемлемость принимаемых решений13; изменение стратегии профсоюзов; усиление взаимодействия государства с институтами гражданского общества, активизация некоммерческих организаций, децентрализация территориального устройства и т. д.).

В новых социальных условиях, сочетающих развитие как индивидуалистических начал в смысле утверждения в обществе представлений о безусловной ценности каждой личности (со всеми вытекающими отсюда положительными и отрицательными последствиями), так и органической солидарности, многие принципы и институты конституционного права, разработанные еще в раннеиндустриальном обществе, т. е. на заре конституционализма (неотчуждаемость прав человека, народный и государственный суверенитет, народное представительство, разделение властей, частная собственность), нуждаются в переосмыслении. Сохранятся ли они в новых условиях, и если сохранятся, то в каком направлении эволюционирует их содержание и насколько они совместимы с общесоциальным принципом солидарности, который развивается в направлении всемерной активизации, – поискам ответов на эти вопросы посвящена настоящая работа.

Задача укрепления социальной солидарности чрезвычайно актуальна для современной России, где недостаток солидарности, на мой взгляд, является системной социальной проблемой. С одной стороны, у нас наблюдается явный дефицит простейшей механической солидарности, причем на самых разных уровнях организации нашей жизни: от семейного – с учетом огромного количества распадающихся семей и оставленных родителями детей, до национального – проявляющегося в политической и социальной апатии и отчужденности значительной части населения от социально значимой деятельности по достижению своих собственных интересов, включая деятельность политическую. С другой стороны, нашему обществу очевидно не хватает солидарности, характерной для более высокого уровня общественного и личного развития – солидарности органической: опять же во многих, если не во всех сферах нашей жизни. Речь идет о дефиците солидарности, т. е. доминировании негативного отношения российского населения, по отношению к внешнему миру; о дефиците солидарности в рамках гражданского общества, выражающегося в неразвитости филантропических институтов (благотворительных, волонтерских, просветительских и т. п.); о неприемлемости солидарности в российской политической культуре (компромисс, предполагающий уступки, воспринимается как поражение и проявление слабости власти14); о пренебрежительном, а то и враждебном отношении к населению со стороны российской политической элиты, что выражается, в частности, в нередких случаях принятия репрессивных законов (об иностранных агентах, об экстремистской деятельности, об оскорблении чувств верующих, об ужесточении законодательства о массовых мероприятиях, об ограничении усыновления иностранцами и т. п.) или законов, неожиданных для населения и непонятных ему с точки зрения их смысла, т. е. принятых не только без сколько-нибудь широкого обсуждения соответствующих инициатив, но и без сколько-нибудь убедительного объяснения населению смысла предпринимаемых новелл (об объединении академий наук, о переименовании милиции в полицию, об упразднении Высшего Арбитражного Суда РФ и т. п.).