Конституционализм как правовое основание социальной солидарности. Монография - Ирина Алебастрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Г. Спенсер полагал, что существующий в обществе естественный отбор по мере социальной эволюции становится менее жестоким ввиду неизбежного возрастания в обществе солидарности и гуманизма, однако их искусственное форсирование государством приведет к снижению физиологического, материального, морального и интеллектуального уровня человечества. Б. Н. Чичерин считал, что государство должно безусловно заботиться только о малолетних, которые за себя постоять не могут. Помощь же прочим слоям населения должна быть в основном делом частной благотворительности73.
В истории человечества и в различных цивилизациях разные виды социальной солидарности сочетались неодинаково. В традиционном обществе имеет место доминирование общинного сознания и соответствующей ему механической солидарности: на ранних этапах развития человечества организациями, в рамках которых осуществлялось единение людей, были семья, община, род и племя. Видоизменявшаяся крестьянская община сохранилась вплоть до индустриального этапа развития общества. Со временем механическая солидарность стала олицетворяться также религиозными общностями, государством и правом. По выражению И. А. Ильина, «государство по своей основной идее есть духовный союз людей, обладающих зрелым правосознанием и властно утверждающих естественное право в братском солидарном союзе»74. Право тоже вносит свой вклад в формирование социальной солидарности, поскольку, как отмечал тот же И. А. Ильин, право «есть могучее средство воспитания людей к общественной жизни. Правовые нормы и повиновение им должны научить человека считаться с существованием других людей и их интересами… ограничивать свои притязания, принимая во внимание, что другие также имеют право жить и осуществлять свои интересы»75.
В позднем традиционном обществе факторами сплочения людей и связанности их узами хитросплетенных механической и органической солидарности явились нации, крупные национальные государства и абсолютные монархии. «Около середины XVII в. королевская власть, поборов феодальную раздробленность, повела за собой французское общество во всеобщем стремлении к единству», – писал о позднефеодальном французском обществе Ш. де Голль. Дух того времени «соединял противоположные желания людей, скрепляя их узами общей страсти… служения королю»76.
Органическая солидарность формировалась в традиционном обществе не только вокруг монархов, особенно – обладавших абсолютной властью монархов ранних государств-наций. Ее ростки прорастали в виде благотворительности и иных проявлений милосердия, зарождения международного права, интереса к чужим культурам, возбуждаемого путешествиями и рассказами о них. Формирование и развитие органической солидарности в традиционном обществе выражалось также в склонности всех сфер европейской духовной жизни, начиная с XI в., ко всевозможным компромиссам и балансам, что подчеркивал немецкий юрист, философ и политолог консервативного направления К. Шмитт (1888–1985), отмечая установление торгового баланса в экономике, европейского равновесия во внешней политике, открытия сил притяжения и отталкивания, «равновесие страстей у Мальбранша и Шефстбери, равновесие питания у Мозера»77.
В раннем индустриальном обществе чувство социальной солидарности сохранило преимущественно механический характер и развивалось вокруг национально-государственных, религиозных, а также ряда мессианских идей и их проповедников, предполагавших кардинальное усовершенствование человечества и являвшихся знаменами, под которыми их сторонники сплачивались весьма активно. Такими идеями – носителями механической солидарности явились демократия (насильственное насаждение которой в странах, не пришедших к ней самостоятельно, начал Наполеон); коммунизм с его призывами к классовой солидарности в общемировом масштабе; национал-социализм и фашизм с идеей расового превосходства и единения.
Все перечисленные примеры демонстрируют то обстоятельство, что механическая солидарность в большей или меньшей степени имеет в качестве оборотной стороны ксенофобию и вытекающую из нее агрессивность. Как правильно отмечалось в литературе, во многих случаях она представляет собой средство не только сплочения единомышленников, но и борьбы против тех, кто к ним не относится78. Ясно, что в силу этого механическая солидарность таит большие или меньшие угрозы социальных конфликтов.
Как видно, на индустриальном этапе развития общества механическая солидарность, продолжая до определенного времени доминировать в обществе, приобрела разветвленный характер, развиваясь вокруг множества идеологических и организационных носителей. Примечательным является и то, что в начале данного периода она стала сочетаться с резким усилением индивидуализма, а также с первыми ростками солидарности органической. Так, на раннеиндустриальном этапе общинное сознание резко сменилось индивидуализмом, в котором нуждалась буржуазия и который олицетворялся идеей нерушимых прав человека и обслуживающими ее ценностями демократии и либеральной идеологии, направленными на обеспечение раскрепощения и самореализации личности. Органическая же солидарность продолжала существовать в форме благотворительности, а также начала прорастать в рамках трудовых, колониальных, межрелигиозных отношений. Так, в сфере труда солидарность государства и работодателей с наемными работниками постепенно утверждалась в направлениях ограничения свободы договора в пользу защиты работников от сверхэксплуатации, позже – признания за рабочими права на социальное обеспечение, на защиту своих интересов и, наконец, на участие в управлении предприятиями (экономическая демократия). В колониях же стремление к обогащению посредством освоения новых ресурсов и рынков, эксплуатации местного населения причудливым образом сочеталось у колонизаторов-европейцев с идеями христианского мессианства и помощи (медицинской, образовательной, технической и т. п.) «нецивилизованным» народам. Но, разумеется, главным проявлением и скачком в развитии социальной солидарности в рамках индустриального общества явилось переустройство общества на демократических началах, выражающее солидарность политической элиты и населения.
К развитию социальной солидарности в недрах индивидуалистического индустриального общества привело постепенное изменение идеологии и практики индивидуализма: его акцент на то, что каждый должен опираться на собственные силы, был уравновешен и такой его составляющей как ценность и достоинство каждой личности. На развитие солидарности это оказало неоднозначное влияние: механическая солидарность с ближайшим неформальным окружением (семья, друзья) у человека ослабла; солидарность же с более дальним окружением, причем обоих видов, усилилась. Данное различие в психологии и поведении людей традиционного и нового времени было подмечено еще выдающимся французским юристом, политологом и политическим деятелем А. де Токвилем (1805–1859): «…в аристократические века… общее понятие человека как такового не имеет определенного содержания и люди едва ли думают о том, чтобы посвятить свою жизнь всему человечеству, однако они часто жертвуют собой ради конкретных людей. В демократические века, напротив, обязанности каждого индивидуума перед всем человечеством осознаются значительно яснее, но служение конкретному человеку встречается много реже: чувства, влекущие людей друг к другу, становятся более всеобъемлющими и узы, связующие их, не столь крепки»79.
Усиление механической солидарности проявилось в повсеместном возникновении политических партий и иных влиятельных организаций, создаваемых в защиту интересов тех или иных слоев населения (например, профсоюзов), а также целых государств, абсолютизировавших те или иные идеи механистической солидарности: классовой, национальной, расовой. С другой стороны, осознание людьми невозможности сохранить свою собственную свободу, обретенную в условиях индустриального общества, реализовать свои интересы, обеспечить свою безопасность, пренебрегая интересами других людей, привело к активизации органической солидарности. Как верно заметил профессор М. А. Краснов, равноправие, естественный неотчуждаемый характер прав человека, личная автономия, человеческое достоинство – идеи, владевшие ранее умами лишь узкого круга лиц – после буржуазных революций стали достоянием массового сознания. При этом исторический феномен и парадокс состоял в том, что, добиваясь своих эгоистических целей, буржуазия продвигала в общественное сознание и социальную практику принципы, оказавшиеся полезными для всего общества80, активизировавшие его развитие и укрепившие его солидарность.
К сожалению, значимость индивидуализма и отмеченное историческое смещение акцентов в его содержании остались незамеченными значительной частью представителей современной российской общественной мысли. Индивидуализм у нас по-прежнему зачастую оценивается как эгоизм и противопоставляется российским традициям коллективизма и соборности81 – в то время как, например, в германской правовой традиции борьба личности за свои права понимается как шаг на пути к «справедливому обществу», когда «один борется за всех»82.