Побег из коридоров МИДа. Судьба перебежчика века - Шевченко Геннадий Аркадьевич

МИД СССР заявил правительству США официальный протест. Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев лично написал несколько писем президенту США Дж. Картеру с требованием выдать Шевченко, угрожая, что инцидент может отрицательно повлиять на советскоамериканские отношения. Раньше лишь один посол остался в 1938 году на Западе — полпред России Ф.Ф. Раскольников, выступивший с обвинениями И.В. Сталина в массовых репрессиях. Хотя до сих пор в официальных материалах указывается, что Раскольников погиб при невыясненных обстоятельствах, в действительности он был уничтожен органами НКВД. Но Раскольников не работал на ЦРУ и не был шпионом. Кроме того, времена изменились, и как бы КГБ ни хотелось наказать Шевченко, для принятия такого решения теперь требовалась санкция Политбюро ЦК КПСС или по крайней мере тройки, которая фактически решала все важнейшие вопросы страны, — Л.И. Брежнева, Ю.В. Андропова, А.А. Громыко. Об этом мне с некоторой обидой в голосе рассказывал начальник службы безопасности МИДа СССР, полковник Второго главного управления КГБ СССР (внутренняя контрразведка) М.И. Курышев (через несколько лет он станет генерал-майором. — Г.Ш.), питавший ко мне особые симпатии за мой патриотизм; правда, эти симпатии проявились после того, как Громыко лично разрешил мне временно работать в МИДе. Курышев также добавил, что, несмотря на постоянную охрану, состоящую из четырех агентов ФБР (у КГБ были хорошие информаторы в США!), чекисты могли бы легко убрать Шевченко. Следует отметить, что в брежневские времена советское руководство очень заботилось о своем политическом имидже в мире, особенно в период так называемой разрядки. Месть местью, а политика все же выше. Но кто знает, что произошло бы, если бы КГБ знал о местонахождении моего отца в США. Осенью 2003 года О.Д. Калугин утверждал, что Шевченко был в списке КГБ на уничтожение вплоть до прихода к власти в 1985 году М.С. Горбачева. Калугин подчеркнул, что КГБ имел постоянную миссию — этим занималось управление, которое возглавлял генерал, — определить местонахождение предателей и подготовить условия для их ликвидации. Однако местонахождение Шевченко установить не удалось, так как ЦРУ приняло специальные меры. Например, отца регистрировали в каком-нибудь отеле, но на самом деле он там никогда не останавливался. Кроме того, постоянно менялись дома, где жил мой отец. Таким образом американские спецслужбы запутывали следы.

В американской прессе, на телевидении и радио побег Шевченко стал новостью номер один. 11 апреля 1978 года заголовок на первой странице газеты «Нью-Йорк таймс» гласил: «Советский гражданин, заместитель Вальдхайма, бежит из ООН». Журналисты утверждали, что это была одна из самых крупных побед разведки США, и строили догадки относительно мотивов побега.

Советское руководство пребывало в шоке и недоумении. Поступок отца обсуждался на заседании Политбюро ЦК КПСС, где, по слухам, лишь первый заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС В.В. Кузнецов (который много лет являлся первым заместителем Громыко, хорошо знал и высоко оценивал Шевченко как дипломата, был его наставником) попытался как-то оправдать моего отца. Рассматривался, как мне стало известно от людей из близкого окружения Громыко, вопрос о разрыве дипломатических отношений с США и о прекращении переговоров об ограничении стратегических вооружений.

В то время у КГБ еще не было прямых доказательств о сотрудничестве отца с ЦРУ. Поэтому подозрения генерала КГБ Ю.И. Дроздова не были приняты во внимание. По его же мнению, уже в 1975–1976 годах «мы чувствовали, что в составе советской колонии в Нью-Йорке есть предатель… Круг осведомленных сузился до нескольких человек. Среди них был и Шевченко». Дроздов не называет других фамилий, однако подозревали трех высокопоставленных дипломатов — Постоянного представителя СССР при ООН О.Л. Трояновского, посла СССР в США А.Ф. Добрынина и заместителя Генерального секретаря ООН А.Н. Шевченко. Дроздов пишет, что «кто-то из друзей Шевченко в нашей службе даже официально потребовал от нас прекратить за ним наблюдение… Я не выполнил это требование Центра… Каждый раз, когда поступали данные о Шевченко, в том числе и из американских кругов, мы хладнокровно и методично направляли их в Центр». В то же время, как отметил Дроздов в документальном фильме «Роковое решение», показанном 6 марта 2004 года по Государственному телеканалу «Россия», «наружку» (внешнее постоянное наблюдение. — Г.Ш.) за Шевченко было невозможно поставить, так как за каждым сотрудником КГБ в Нью-Йорке, в том числе и за резидентом, шла американская «наружка».

В управлении внешней контрразведки, в подразделении О.Д. Калугина, эти сигналы принимали весьма неохотно. Кстати, в 2002 году Мосгорсуд приговорил заочно бывшего генерала КГБ О.Д. Калугина, почетного чекиста СССР, кавалера 22 государственных наград, к пятнадцати годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима — по статье 275 УК РФ «Государственная измена». В 2003 году Калугин, уже проживавший в США несколько лет, стал американским гражданином и фактически недосягаемым для российского правосудия (любопытно, что американское гражданство он получил быстрее, чем мой отец). Как рассказывал Калугин, к нему в КГБ в 1978 году поступило личное письмо Ю. Дроздова о том, что, по всей вероятности, отец завербован ЦРУ. Прямых доказательств не было, имелись лишь наблюдения и домыслы. Тем не менее доложили тогдашнему начальнику Первого главного управления КГБ СССР (внешняя разведка) В.А. Крючкову. Однако шеф разведки, будущий председатель КГБ СССР и узник «Матросской Тишины» после провала ГКЧП (1991), не захотел тогда связываться с данным делом, по словам Калугина, — слишком высоким было положение этого дипломата. В ноябре 2003 года Калугин признался, что также считал подозрительным, что Шевченко перестал выполнять задания КГБ по сбору информации в Нью-Йорке. Кроме того, он ездил во Флориду без разрешения советского руководства за счет ЦРУ, как выяснилось позже, и там встречался с сотрудниками американских спецслужб. А вызов его в Москву (об этом рассказывается далее. — Г.Ш.) произошел не сразу из-за противодействия МИДа и высших партийных органов. Им нужны были мотивированные основания для отзыва посла в Москву, а таких причин тогда не было.

Незадолго до побега отца, зимой 1978 года, один из подчиненных Калугина, полковник внешней контрразведки Первого главного управления КГБ И.А. Дамаскин получил информацию от агента КГБ в Нью-Йорке о том, что некий Шевченко, занимавший высокий пост в ООН, хочет изменить родине и не собирается возвращаться в СССР. Дамаскин доложил об этом Калугину, думая, что поднимется большой скандал, но генерал сообщил, что Шевченко является «креатурой Громыко» и никаких действий предпринимать не нужно, ибо в дела Громыко лезть не стоит. Именно министр, по словам Калугина, послал Шевченко в ООН, и только Громыко может отозвать своего посла. По мнению Дамаскина, пассивное поведение Калугина в деле Шевченко было одной из причин перевода генерала с понижением в Ленинград. Дамаскин не исключил того, что Калугин уже тогда испытывал сочувствие к Шевченко. Интересно, что Калугин присвоил картину Айвазовского, которую подарил престарелый агент КГБ за рубежом Дамаскину. Тот хотел передать ее в Третьяковскую галерею, где, кстати, признали ее подлинность. Однако было необходимо указать дарителя или иметь официальное письмо от КГБ. Картина долгое время пролежала в сейфе Дамаскина, а в дальнейшем перекочевала к Калугину. Затем следы картины затерялись. Уже в конце 1978 года Калугина начали подозревать в шпионаже в пользу США. В 2003 году Калугин признал, что Дроздов был более настойчивым в деле Шевченко, ибо настаивал на срочном вызове подозреваемого в шпионаже в Москву. Если бы резидентом не назначили этого упорного генерала вместо Б.А. Соломатина, то, видимо, процесс сотрудничества моего отца с ЦРУ затянулся бы на более длительное время.

Примечательна реакция О.А. Трояновского на подозрения Дроздова. Как вспоминает генерал в своей книге, Трояновский указал ему на 1937 год и предупредил, что резиденту КГБ придется отвечать на клевету. Когда же мой отец остался в США, Трояновский позвонил Дроздову во второй половине ночи и сказал: «Юрий Иванович, случилось самое страшное…» — «Что, ушел?» — догадался резидент. Позднее Трояновский в беседе с Дроздовым говорил: «Ведь может же советский человек выбрать себе новую родину…»