Зазнобы августейшего маньяка. Мемуары Фанни Лир - Михаил Азаров

В назначенный час он привез меня на тройке в Restaurant Vert, что на Мойке.

Войдя в голубой кабинет, я услыхала нестройный шум голосов и, очутившись затем в обширном зале, остановилась смущенная и ослепленная блеском оружия, орденов, бряцающих сабель, аксельбантов и эполетов, которые в каком-то хаосе запестрели передо мной. Слышала, как во сне, что меня представляют князьям, графам, боронам, и машинально отвечала на их приветствия, и, только выпив первую рюмку водки и закусив, по русскому обычаю, начала отдавать себе отчет в окружающем. Увидела, что нахожусь в среде блестящих представителей старости, которую по цвету, ее волос называю серебряною.

Постепенно овладев собой, я засыпаю этих господ вопросами о их мундирах, чинах, орденах (у одного генерала было надето 17 орденов) и быстро приобретаю большие сведения в этой полковой науке, которую к концу месяца знала даже лучше самих русских.

Шампанское еще больше развязало языки. Меня осыпали любезностями, научили пить брудершафт, и, наконец, повели к ужину, который длился до 7 часов утра.

После ужина я со своим спутником, чтобы освежиться, снова каталась на тройке. Проехав Полицейский мост, Миллионную, неслись мимо Зимнего и Мраморного дворцов и, спустившись к Неве, летели по ней, как стрела. Справа поднимался купол Исаакия, слева высился шпиль Петра и Павла, а вот и крепость, где хоронят членов императорской фамилии; тут же неподалеку и скромный домик Петра.

Золоченый шпиль, поднимающийся над крепостью, приводит мне, почему-то на память следующие стихи моего соотечественника Bayard’a Taylor’a, озаглавленные «Нева»:

«Стройте, громоздите, сколько угодно — придет час, и я со всей семьей моих притоков помчусь, свободная и быстрая, как аквилон, и молчаливая, как снег. Камни каждого из ваших сооружений затрещат, рассыплются от мороза, ваши купола падут, и все ваши гранитные преграды повалятся под напором моих льдин.

Вечерняя заря разливается над церквями, дворцами и храмами; в городе загораются тысячи огней, и Нева с едва слышным шепотом течет между своими островами и глубоко хранит от вас свою тайну».

Золотая юность. Дорот. Царское село

Две недели прошли, как в волшебном сне.

Утром я осматривала Петербург, а ночью пировала с «серебряной старостью».

На третьей неделе получила письмо от обворожительной царицы полусвета, англичанки Mabel, вывезенной из Лондона одним дворянином. Она приглашала меня на пикник на тройках, где после серебряной старости, я могу познакомиться с золотой молодежью.

И вот, часу в двенадцатом мы с Mabel подъехали к сборному пункту в Restaurant Vert[1], где нашли большое общество, все больше сыновей уже известных мне сановников. Они наскоро пили шампанское, говоря мне на разных языках комплименты, а я удивляла их выученными за это время несколькими русскими фразами. Потом мы разместились на тройках и поехали к Дороту слушать цыган.

Войдя к Дороту, я была вне себя от изумления и восхищения. Мне казалось, что я внезапно перенеслась из страны гиперборейской в тропики. Зима исчезла, и я среди пальм и экзотических растений в жаркой и благоухающей атмосфере юга. Кругом залы — множество живописных гротиков и в каждом — группы пирующих; все это залито светом китайских фонариков и газовых рожков, расположенных в цветниках с большим вкусом.

Внезапно двери соседней залы распахнулись, и я увидела группу женщин, восседающих полукругом, а за ними полдюжины мужчин.

Так, вот, они, эти цыгане, которых я так жаждала видеть и слышать. Пение их сначала поражает своею дикой страстностью, а потом хватает за сердце и овладевает всем существом. Нежные мотивы вызывают слезы, веселые — восторг; вам хочется с ними плясать, и нет такого флегматика, у которого не зашевелились бы ноги. Когда же сами цыгане пустились в пляс, я просто обезумела от восторга и сорвав с своей руки бриллиантовый браслет, бросила им. Только в 4 часа утра тройки развезли нас по домам.

Следующая моя поездка была в Царское Село, резиденцию государя. В тамошних казармах квартируют несколько гвардейских полков, офицеры коих принадлежат к лучшему цвету, аристократии и живут в этих казармах каждый в особом помещении. Один из них повез меня туда на ночное пиршество, для чего в наше распоряжения была предоставлена целая квартира. Отправились мы туда в отдельном вагоне и были приняты настоящим высочеством, полковником гвардии, угостившим нас роскошным обедом. За десертом явились гвардейские музыканты, и загремела музыка.

Что за великолепные люди эти великаны солдаты с их стройным сложением и блестящей обмундировкой! Когда все бокалы были полны, эти молодцы внезапно подхватили своего полковника и начали подбрасывать его кверху, как мяч, после чего с криком «ура» выпили за его здоровье.

Потом они подняли меня на стуле высоко над головами публики и снова опустили, повторив эту операцию несколько раз к великому моему опасению, чтобы такое непривычное для меня упражнение не произвело какого-нибудь расстройства в пищеварении.

Затем снова была езда на тройках. Мы летели по снегу при лунном свете в Павловск для осмотра тамошнего дворца и парка.

Там ждал нас ужин, продолжавшийся до 8 часов утра. В 9 часов надо было всем ехать верхом в парк великого князя, но я так уже утомилась, что, присевши на диван, тотчас же заснула глубоким сном, и эта поездка совершилась без меня. По возвращении, мы позавтракали и отправились в Петербург, где меня ожидала освежающая ванна, и отдых на прекрасной постели.

Маскарадный бал. Встреча с великим князем

Три недели прошли в таких пирах. Я устала до смерти и однажды решила не выходить из дома целые сутки.

Однако, найдя у себя на столике пригласительный билет на маскированный бал в большой опере, все таки отправилась туда вместе с своей Жозефиной. Маскарады этой оперы, по-моему, самые лучшие на свете: нет ни беспорядка, ни ссор, ни бестолкового шума; все чинно и прилично, как на придворном балу.

Когда мы вошли в залу, та было еще очень мало публики. Подойдя к небольшой группе знакомых офицеров, среди которых был какой-то неизвестный мне молодой красавец, превышавший всех своим ростом, я стала болтать с ним.

Многие из них предлагали мне свою руку.

— Нет, — отвечала я, — мне вас не надо. Я вас уже знаю и приму руку только вот этого прекрасного незнакомца.

Тот принял мое приглашение и, стараясь заглянуть мне под маску, стал расспрашивать, давно ли я в России, кого знаю, видала ли государя или кого-нибудь из высочеств и знаю ли я, кто он?