ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЗВЕРЯ - Василий Головачев Головачев

Внимание привлек уголок акварельного рисунка, торчащий из-под подушки у кровати. Илья нагнулся, вытащил смятый лист, вернее, часть листа с изображением воина в кольчуге с поднятым мечом.

Глаз не отвесть! — вспомнились слова дядьки.

Это был русский богатырь-дружинник, нарисованный Данилой. Вся нижняя часть рисунка была оторвана, сохранилась только верхняя половина — торс богатыря, голова и рука в кольчужной перчатке с поднятым мечом. Лицо воина действительно несло печать силы и величавой гордости, хотя в нем легко угадывались знакомые черты Федора Ломова, отца мальчика. Но Илью больше интересовал орнамент картины, в котором явно были заложены рунные древнерусские мотивы. Илья узнал стреловидную «руну потока», трикветру, тетраскеле, махамеру, символы «небесной воды». Но рисунок был оборван, и орнамент не складывался в единое целое.

Илья сложил сохранившуюся часть картины, спрятал в карман. Поискал оторванную часть, понимая, что скорее всего она уничтожена неизвестными грабителями. Сосед Никиты смотрел на беспорядок в комнате, открыв рот. Он действительно ничего не понимал и вряд ли был причастен к обыску и разгрому.

— Вы никого подозрительного не видели? — на всякий случай спросил Илья.

— Шарахнуться можно! — опомнился длинноволосый. — Конечно, нет. Вот гады! Кому это понадобилось? У Ника ничего особо ценного никогда не было, только книги…

— Сообщите в милицию, — посоветовал Илья. — Воры могли унести какие-нибудь вещи. Жаль, картину вот порвали, ее брат Никиты рисовал. Если найдется оторванная часть, сообщите мне, пожалуйста.

— Хорошо, — кивнул очкарик. — Не, ну это ж надо! Вот сволочи! Поймать бы да руки переломать!

С последним пожеланием парня Илья был согласен на все сто процентов. На Руси когда-то за воровство карали сурово, причем независимо от того, кто совершил грех — человек низкого сословия или большой начальник. Двойные стандарты вошли в жизнь уже в нынешние времена. Человека, укравшего килограмм зерна, сажают на пять лет, а тех, кто украл м и л л и о н ы рублей, — даже не судят! И эти люди продолжают спокойно жить, пользоваться всеми благами цивилизации и чувствовать себя героями.

— До свидания. — Илья написал номер своего мобильного телефона на клочке бумаги, сунул соседу Никиты. — Вот номер. Позвоните, если что узнаете.

Ошеломленный очкарик кивнул, продолжая негодовать по поводу действий неизвестных воров, забравшихся в комнату сокурсника. Окинув взглядом комнату, Илья вышел, ощущая сожаление и досаду. Ему следовало вспомнить о картине Данилы раньше, и тогда у него в руках вполне мог оказаться аналог володаря. Теперь же приходилось довольствоваться фрагментом орнамента, и он подозревал, что исчез как раз самый важный фрагмент, по которому можно было воссоздать Руну Света.

В начале девятого Илья был дома.

Умылся.

Переоделся.

Сел за стол, успокаивая дыхание и унимая дрожь в руках.

Снял с креста володаря лист фольги.

Расправил уцелевший клок картины и стал рассматривать орнамент, сравнивая его с развернутой композицией рунных дощечек. Глаз зацепился за махамеру. На рисунке этот символ располагался над стрелой «руны входа». У него же махамеру занимала центральное положение. Илья поменял местами дощечки и услышал тихий тающий звон, будто кто-то тронул гитарную струну.

Он замер, прислушиваясь к звону.

Показалось, что над столом возник и пропал прозрачный струящийся призрак воина в кольчуге и бармице.

Илья подождал немного, но больше ничего не происходило. Руны дали знать, что он близок к решению проблемы, однако недоставало какой-то малости, чтобы закончить руновязь. Рунные дощечки надо было передвинуть еще раз, но он не знал — как.

Надо ехать в Парфино! — озарило вдруг. Данила может вспомнить, какие символы он нарисовал и в каком порядке расположил. Голова у парня светлая, а память хорошая.

— Да! — выдохнул Илья, расслабляясь. — Это идея!

Зазвонил телефон.

Илья вздрогнул, выходя из трансового состояния рассредоточенности, взял трубку.

— Привет, Константинович, — раздался в трубке голос Ратникова. — Что нового?

— Ничего, — ответил Илья, не кривя душой. Похвастаться ему в принципе было нечем. — Готовлюсь к походу, жду Антона.

— Я практически готов. Жду вас. — Капитан помолчал. — Мне только что позвонили…

— Они?! — мгновенно понял Пашин, имея в виду похитителей Ирины. — Что сказали?!

— Пригрозили, что, если я не перестану им мешать, они пришлют мне сначала пальчик Иры, а потом…

Илья помолчал, переживая туманящий голову приступ гнева.

— Мерзавцы! Что ты им ответил?

— Что я достану их из-под земли! — глухо ответил Ратников. — Будете готовы — позвоните, полетим искать храм. Я думаю, Ира уже там, где и твоя жена.

В трубке раздались гудки отбоя.

— Как я тебя понимаю, капитан!.. — проговорил Илья, стискивая зубы.

 ГЛАВА 25

Пусть приходят!

Девушка сопротивлялась молча, ожесточенно, яростно, царапалась, кусалась, выскальзывала из объятий верховной жрицы, норовила ударить ее коленом или локтем, и в конце концов Евангелине это надоело. Она с силой отшвырнула полураздетую Владиславу к стене кельи, грозно вытянула к ней руки с хищно сведенными пальцами, украшенными длинными ногтями зеленого цвета.

— Не хочешь по-хорошему, уступишь силе! Всю жизнь будешь исполнять желания мужиков!

— Никогда! — прошептала измученная борьбой Владислава, сжимая на груди свой талисман.

— Стань немой и покорной! — выговорила Евангелина; глаза ее метнули молнии. — Да придет Тот, чье имя будет… — Она не договорила.

Чешуйчатый крест на груди верховной жрицы налился призрачным сиянием, кашлянул как живой человек.

Евангелина несколько мгновений не сводила с побледневшей Владиславы страшные черные глаза, вызывающие самый настоящий морозный ветер, потом взмахнула правой рукой. Из ее ладони выскользнул туманный шарик, ударился в стену над головой девушки, лопнул с грохотом, проделав в стене шестилучевую дыру.

Владислава вздрогнула, но головы не опустила, продолжая с вызовом и бессильной ненавистью смотреть на свою мучительницу. Талисман Святого Духа, подаренный бабушкой Марьей, придавал ей силы и бодрости, поэтому угрозы верховной жрицы, а также ее плотские устремления разбивались об этот барьер и бессильно гасли.

— Я тебя все равно покорю, ведьма! — проговорила Евангелина грудным голосом, приводя крест-уморь в состояние речения.