Звезды расскажут, комиссар Палму! - Мика Валтари

Ее голос прервался.

Комиссар Палму не стал больше мучать ее вопросами.

— Кокки! — приказал он. — Прогуляйся во двор и свяжись с Ламбергом, справься о ключах. А мне тут надо зайти…

Он смущенно кашлянул. Но девушка мгновенно поняла:

— В прихожей, первая дверь направо. Выключатель слева.

Она явно была вышколенной официанткой.

В прихожей Кокки придержал Палму.

— Какие ключи? Что за ключи, скажи Бога ради? — жалобно спросил он.

— Узнай, не нашли ли они вместе с бумажником и ключи господина Нордберга в той же урне среди мусора. Ясно? — нетерпеливо пояснил Палму. — Не задерживай меня! Этот проклятый кофе был слишком крепким…

Я почувствовал, что тоже не прочь последовать примеру Палму. Но он, приоткрыв дверь туалета, вдруг замер на пороге. Просто прирос к месту.

— Эй, Кокки, можешь пока никуда не ходить, — остановил он сыщика.

Я начал беспокоиться, как бы у Палму не случился удар: его лицо стало приобретать синеватый оттенок.

— Что, что с тобой? — схватил я его за руку, но он раздраженно вырвал ее.

— Проклятый старый дурак! Вот кто я такой, — пробормотал он. — Кокки! — Палму пронзил его взглядом. — Внутренний голос подсказывает мне, что ты можешь рассчитывать на повышение!

Кокки смущенно потупился и стал ковырять носком ботинка трещину в линолеуме, поддевая оторванный край.

— А за что? — осторожно осведомился он.

— За то, что ты заставил хозяйку положить по две ложки кофе на чашку, — последовал ничего не разъяснявший ответ.

Мы уставились на него, потеряв дар речи.

— Это всегда действует на мои почки, — нетерпеливо объяснил Палму, сердясь на нашу тупость. — Если бы не это, мне бы наверняка не пришло сейчас в голову… — Он повернулся к барышне Похъянвуори. — Простите за нескромный вопрос, но мне придется коснуться некоторых прозаических сторон жизни. Так вот: вы сегодня — гм — не посещали этот туалет?

Саара Похъянвуори отнеслась к вопросу совершенно спокойно.

— Нет. — Она мило тряхнула головой, так, что ее золотистые волосы взлетели вверх, и даже улыбнулась. — Мне не нужно было. В ванную заходила: я протирала полы, чтобы не оставлять здесь после себя слишком много грязи. Разумеется, потом я зашла бы и в туалет, чтобы помыть его…

— Спасибо, большое спасибо, милая девочка! — прочувствованно произнес Палму.

Мы все сгрудились в темной прихожей. В этом старом каменном доме туалет и ванная существовали раздельно, и в дверь туалета было вставлено цветное стекло. Все это меня по меньшей мере удивляло.

Вдруг девушка прикрыла ладошкой рот.

— Вспомнила! Вот сейчас вспомнила! — воскликнула она. — Я поняла, почему мне казалось, что в комнате что-то не так. Нет дядиного телескопа!

Мы все онемели. Секунд пять длилось молчание. Мне казалось, что я ослышался.

— Телескопа?! — наконец вырвался у меня вопль. — Едем! Скорее!

Глава пятая

Но мы никуда не поехали. Даже с места не двинулись, потому что Палму вцепился в мою руку мертвой хваткой, обеспечив мне тем самым второй долговременный синяк.

— Отставить! Не суетись! — рявкнул он, когда я попытался высвободить руку. — И добавил вежливо, вспомнив, что тут есть посторонние: — Командир.

Разумеется, для психоаналитика не составит труда объяснить, почему девушка вспомнила о телескопе именно в тот момент, когда Палму открыл дверь туалета. Я же не берусь. Я в этих делах полный профан. Девушка и сама представления не имела, почему так случилось. Равно как и я. Но позже я все-таки понял — когда мне объяснил Палму.

— Но мне необходимо срочно допросить задержанных в Пассаже!.. — сердито заявил я. — По горячим следам. А в клозет ты успеешь сходить в отделении.

Зато Кокки уже насторожился. Они с Палму быстро обменялись понимающими взглядами.

— Не суетись, — рассеянным тоном повторил Палму. — Посидят эти мальчики в КПЗ, остынут чуток. Ничего, кроме пользы, им от этого не будет.

Девушка опять побледнела. Даже губы у нее побелели.

— Пассаж… — повторила она. — Там в баре Вилле часто встречается со своими приятелями. Но ведь он не…

— Вряд ли, — усомнился Палму, занятый своими мыслями.

— Палму! — взмолился я. — Отпусти меня! Иди себе в клозет и мирно занимайся делом. А потом приедешь.

Но Палму вдруг необыкновенно оживился и даже заговорил в рифму.

— Если очень поспешишь, не получишь, котик, мышь! — назидательно произнес он. — Сколько раз я твердил тебе, что спешка в этом деле противопоказана! — Он осторожно открыл дверь туалета, словно ожидая взрыва бомбы. — Посмотрим! — проговорил он, стоя на пороге и нащупывая выключатель.

Лампочка в туалете была слабой, и ее свет только подчеркивал унылый вид облупленных старых стен. Зато тут было чисто. Пол опрятно застелен куском линолеума. На него Палму и таращился. Я тоже, конечно, посмотрел. И девушка. Но мы ничего не увидели.

— Дай-ка нам сюда света, Кокки, — бросил Палму.

Но Кокки, не дожидаясь указаний, уже полез в свою аварийную сумку и выудил оттуда одну из припасенных новых ламп — из-за всей этой кутерьмы я даже не мог вспомнить, как она называется. Осторожно опустившись перед дверью на колени, Кокки направил ослепительно яркий луч на кусок линолеума. И мы все отчетливо увидели крупные следы резиновых подошв, чуть-чуть перекрывающие друг друга.

Я имею в виду, что человек сначала вошел в туалет, а потом переступил с ноги на ногу. Но два следа, четкие и ясные, словно специально взятые из учебника по криминалистике, отпечатались отлично.

— Довольно крупный мужчина, — оценил Кокки тоном знатока. — Метр восемьдесят примерно. Резиновые подошвы — это и младенцу понятно. Ну, комиссар, поздравляю.

— Но ведь это могут быть следы самого господина Нордберга, — счел нужным предостеречь я. — Мы же не знаем.

Палму и даже Кокки посмотрели на меня с жалостью.

— У меня есть отпечатки его башмаков, — сказал Кокки.

— Вранье, — уличил его я. — Они еще лежат в пакете, в нашей машине.

— Да в голове! — Кокки постучал пальцем себе по лбу. — Они совершенно другие. И не на резиновой подошве.

— Так, Кокки, займешься этим, — решительно сказал Палму. — Но сам не возись, пусть пришлют фотографов. И запомни — важно все, до малейшего пятнышка. Стены, дверь, потолок. Вероятность перчаток мала — как правило, мужчины не расстегивают штаны в перчатках, это очень неудобно, тем более когда спешишь. А этот человек очень спешил.

— Знаешь что, дорогой Палму, ты, конечно, большой умник, — начал я, — но откуда ты можешь знать…

— А ты сам попробуй расстегнуть штаны в перчатках! — огрызнулся Палму.

Я смущенно покосился на девушку.

— Не забывай, что здесь дама, — предупредил я.

Но ему на это было наплевать. Впрочем, девушке, по-видимому, тоже.

— Кокки, ты остаешься тут за главного и смотри, чтоб ничего не испортили! А мы, то есть начальник и я, займемся другим — у нас есть очень спешное дело. Пусть полицейские пока затаскивают вещи обратно и расставляют все по местам. Барышня Похъянвуори проследит, чтобы все было в порядке. Мы вернемся, как только освободимся.

Девушка снова посмотрела на свои часики.

— Но мне нужно успеть на работу, — возразила она.

— Милая барышня, — дружелюбно сказал Палму, — мне не хочется быть жестоким, вы очень хрупкая, но вам все равно не избежать…

С этими словами он вынул из кармана сложенную газету и, раскрыв ее на первой странице, протянул девушке, прежде чем я успел вмешаться. Я бы, во всяком случае, вырвал фотографию с изуродованным лицом!

К счастью, девушка в обморок не упала. Она посмотрела все фотографии. Прочитала подписи и заметку — от начала до конца. Ее лицо застыло, губы плотно сжались.

— Понимаю, — дрожащим голосом сказала она. — Только теперь поняла.

— Я надеюсь, вы сделаете все возможное, чтобы убийцы вашего дяди получили по заслугам, — убежденно произнес Палму. — И в свете этого проблема вашей работы, согласитесь, отодвигается на второй план. Вам лучше будет остаться и помочь полиции расставить все вещи по местам — так, как вы помните. Я очень надеюсь на вас. А я позвоню в кафе и объясню вашей хозяйке ситуацию. Она скорее поверит, если позвоню я.

— Или я, — вставил я.

— Но… — снова попыталась возразить девушка.

— Ну-ну, — успокаивающе проговорил Палму. — Конечно, конечно: если Вилле звонил и что-нибудь передавал, я вам непременно сообщу. Сразу же. На этот счет можете не волноваться.

Но девушка после чтения ужасной газеты стала какой-то безучастной и вряд ли воспринимала все, что говорил Палму. Для меня же его утешения звучали издевательски: я понимал, что он просто хочет на время устранить девушку и первым добраться до этого Вилле, о котором у меня успело сложиться самое неблагоприятное впечатление. Настолько же плохое, насколько хорошее впечатление произвела на меня эта замечательная девушка.