Фаза 3 - Оса Эриксдоттер

И тут же отбросила эту мысль.

В полуоткрытую дверь постучали, и в палате появилась медсестра.

– Вашему папе надо померить давление.

– Да, конечно… мне все равно пора. Папа, доктор Грег говорит, что они тебя подержат до завтра, для наблюдения. Вечером забегу проведать, а утром заеду.

– Ты чересчур меня опекаешь. Я же могу взять такси.

– Отдыхай.

Селия чувствовала себя виноватой. Надо бы посидеть с отцом, но что делать? Она пообещала Эндрю провести презентацию для руководства госпиталя и уже почти опаздывала. Будут пробки – опоздает.

– Вечером увидимся.

– Не надо, Тыквочка. Не насилуй себя. Тут полно красивых медсестер. В очереди стоят, чтобы со мной пококетничать. Угощу конфетами – и они у моих ног. Но не волнуйся. Тебе тоже достанется.

Селия засмеялась. Как бы ей хотелось сохранить эти моменты, когда отец так весел, игрив и даже остроумен…

– До вечера!

Она нагнулась, поцеловала его в щеку и побежала к выходу. По пути схватила в больничном кафе маффин с изюмом – пока не голодна, но потом наверняка захочет есть. Расплатилась и послала эсэмэску Эндрю Нгуену: извини, задерживаюсь, навещала отца в больнице. Уже в дороге, скоро буду.

Буквально через несколько секунд зазвонил телефон. Эндрю.

– Что с отцом?

– Упал… не заметил снегоуборщик.

Квадратные очки Нгуена внезапно заполнили весь экран – зачем-то поднес телефон к самому носу.

– Ну и как он? – прошептал страшным шепотом.

– Ничего… легкое сотрясение.

– А чем твой отец болен? Деменция?

Нгуен, как правило, не затрудняется с выбором выражений, но на этот раз в голосе прозвучала искренняя озабоченность.

– Не знаю… – отчего-то солгала Селия.

– Сколько ему?

– Шестьдесят пять.

Эндрю нахмурился и кивнул:

– Оставайся с ним. Можешь сегодня не приходить.

– Нет необходимости. С отцом все в порядке.

– Это твой отец, Селия, – с нажимом сказал Эндрю. – Ты сейчас в клинике?

– Да… на выходе. А как же презентация? – запротестовала она.

– Ты можешь поработать и там. Адам вернул рукопись, сейчас скину тебе его правки. Пройди текст, внеси что нужно… если нужно. Подрегулируй, чтобы статья была к утру готова.

– А презентация?

– Сам проведу, не беспокойся. Ты, оказывается, говорила с комиссией по этике? Я видел твое сообщение.

– Да. – Селия оживилась. Если что и отвлекало ее от мрачных мыслей, то это работа. – Теперь кто-то из нас должен присутствовать на каждой операции.

– Кто-то из нас? Ты, к примеру?

– Я, Ко-И… кто-то. Хорошо бы Мо. Эсте тоже предложила, если нужно. Но это только на один месяц, они просто капризничают…

– Засранцы, вот они кто! “Капризничают”…

Селия опасливо покосилась на старушку с бубликом рядом – телефон был включен на громкую связь, чтобы не прижимать к уху. Слышала грубость или нет?

– Отвяжутся, – пробормотала она.

Волей-неволей Селия была замешана в конфликт с комиссией по этике. Ветеринары утверждают, что Эндрю небрежно обращается с подопытными животными. Экономит на болеутоляющих и якобы как-то позволил себе говорить о животных в уничижительном тоне. Слышали бы вы, ветеринарно-этические величества, в каком тоне он говорит с сотрудниками…

Определенно, ветеринары – самая чувствительная и уязвимая категория. Хотя нельзя сказать, что обвинения возникли на пустом месте. Что да, то да – Эндрю, особенно в плохом настроении, несет иной раз черт-те что. Но Селия прекрасно знала и одного из самых непримиримых ветеринаров, тот в этом смысле еще почище Нгуена – например, после ошибки Эндрю в эксперименте, в результате чего мышка погибла, взял да намекнул на азиатское происхождение их шефа. Чему, мол, удивляться? В Корее собак едят. Возможно, некое моральное преимущество у ветеринара и было, но этим идиотским высказыванием он это преимущество полностью уничтожил. Родители Эндрю приехали из Вьетнама через месяц после того, как Джеральд Форд сменил Никсона на посту президента США. Фотография с церемонии натурализации, где вся семья широко улыбается на фоне звездно-полосатого флага, висит на стене кабинета Эндрю, на самом видном месте. А сам он во Вьетнаме никогда не был, вырос в пригороде Бостона.

Корея – это Корея, а Вьетнам – это Вьетнам, но намек более чем прозрачный. Селия еще не достигла возраста, когда люди могут мириться с такого рода расистскими высказываниями.

– Когда они выпишут твоего папу?

– Сказали, завтра утром.

– А они проводят стандартную проверку для плюс шестьдесят? Память, ориентация и все такое?

– Не знаю… – Ей вовсе не хотелось делиться своими проблемами с Эндрю.

– Попроси, чтобы сделали. Никогда не бывает слишком рано. Вспомни свою бабушку… или я что-то путаю?

Нет, Эндрю не путал. Попал в самую точку.

Если бы Селия не была свидетельницей угасания бабушки, матери отца, выбрала бы, наверное, другое направление. Но тогда она дала себе клятву: во что бы то ни стало найти способы лечения этой болезни. Любой ценой. Дни и ночи работала, копила деньги на Гарвард, а после выпуска потребовалось еще несколько месяцев таких же бешеных усилий, чтобы попасть в лабораторию Эндрю. Селия помешалась на этой болезни. Борьба с альцгеймером стала одновременно и целью жизни, и способом существования. У нее просто не было времени – болезнь не ждет, пока кто-то найдет способ лечения.

А бабушка выцветала, как яркая ткань на солнце, – так же медленно, незаметно. Исчезали слова, угасал взгляд, а в последние месяцы она стала живым мертвецом. Двигалась как и раньше, моторика сохранилась, даже мелкая, но все, что делало ее человеком, личностью, исчезло бесследно.

Человек без мозга.

А ведь бабушка всегда была невероятно живой и общительной. Она приняла на себя общую боль после развода отца с матерью, давала мудрые советы и примиряла – кто бы еще такое выдержал?

Развод… Отец завел интрижку с женщиной на Кейп-Код, у которой работал садовником, – что может быть банальнее? Муж этой дамочки что-то там делал в финансовой отрасли, и кончилось все катастрофой для всех, кто был как-то замешан в эту историю. Мать не могла простить измены, забрала Селию к родителям в Лоуэлл. Решила начать жизнь сначала. Мало того – хотела запретить Селии встречаться с отцом, но тут вмешалась бабушка. Все те черные месяцы она без устали взывала к остаткам разума у детей.

И победила.

Да, вот такой была бабушка. Сильнее, добрее и мудрее всех. Была… пока альцгеймер не высосал из нее всю мудрость и доброту.

Сначала она стала другим человеком, а потом вообще перестала быть человеком.

Вот такая болезнь, изобретенная, несомненно, самим дьяволом. На сегодняшний день Селия, по-видимому, знала про эту болезнь больше, чем кто-либо во всем мире, но каждый раз, когда она видела,