Бриллиантовый шепот - Ольга Завелевич

– Спасибо тебе. Мне сестричка все рассказала. Дура я была. Бинты сорвала – жить не хотела, все думала: как я без ноги буду? А когда смерть свою увидела – испугалась, хотела позвать на помощь, а сил уже не было.

– Ты молодец, что опомнилась, – ответила Лиза, – и с одной ногой люди живут. Еще и замуж выйдешь, дети пойдут, некогда будет думать о ноге.

– Замуж, – горько усмехнулась Татьяна, – кому я нужна, калека. Который есть – и тот ни разу не пришел.

– Глупости говоришь. Такая красавица – другого найдешь.

– Дочка у тебя такая забавная.

– И у тебя такая же будет.

– Если будет – назову Елизаветой.

– Договорились, – рассмеялась Лиза, – а сейчас я пойду: работа.

Ей надо было вымыть еще три палаты. Одна – самая трудная, где лежали тяжелораненые.

– Лиза, – окликнула ее санитарка, – там один лежит, ночью привезли с передовой, на мине подорвался, очень тяжелый. Вещи я не успела разобрать.

– Ладно, я разберу, – согласилась Лиза.

В палате было несколько человек. Молодая женщина безошибочно определила новенького и подошла к кровати. Раненый еще не отошел от наркоза, лицо и грудь были забинтованы. Лиза начала разбирать и раскладывать письма, бумаги, видимо, второпях засунутые кем-то в пакет и случайно попавшие вместе с офицером в палату.

Кусочек картона торчал из пакета. Лиза вытащила его, чтобы уложить аккуратнее. Это оказалась очень старая, еще дореволюционная фотография. Лиза перевернула ее и в следующее мгновение снимок выпал из ее задрожавших пальцев. С фотографии на девушку смотрела и улыбалась ее мать. Милое, немного грустное лицо, небольшая шляпка, платье с буфами – точно такая же фотография стояла у Лизы в комнате на комоде. Собравшись с силами, она стала внимательно рассматривать раненого. Но из-за бинтов ничего не было видно.

– Деточка, тебе плохо? – в палату заглянул пожилой врач, работавший в больнице еще с довоенных времен, – ты приляг, потом доделаешь.

– Нет, нет, – едва выдавила из себя Лиза, – все нормально, просто душно здесь.

– Так ты выйди на воздух, а то ты даже побелела.

– Да, спасибо, я, пожалуй, выйду на пять минут.

Лиза, шатаясь, выбралась в коридор, дошла до сестринского поста и спросила у дежурной медсестры:

– Кого это ночью к тяжелым положили? Ни лица, ни фамилии…

– Если лица не видно, чем же он тебя заинтересовал? – рассмеялась медсестра.

– Таинственностью! – собрав все силы, чтобы казаться веселой, в тон ей ответила Лиза.

– Сейчас посмотрим… Ага!.. Бельский Григорий Павлович.

Глава 21

Лиза сидела, сжавшись в комок, на каком-то ведре в каморке, забитой тряпками, швабрами и грязным бельем. Она ничего не замечала. Голова раскалывалась от боли, мысли путались. Кто этот человек? Каким образом он связан с ее семьей и семьей ее мужа? В совпадения Лиза не верила. Фотографии только очень близких людей хранят и проносят с собой через годы. Фотографию матери мог носить только сын, значит этот человек – ее пропавший брат Николай. Но почему тогда у него имя и фамилия покойного брата ее мужа?

Петр часто вспоминал о нем, и Лиза не сомневалась, что Григорий Бельский погиб еще в Первую мировую войну.

«Надо поговорить с Любой», – решила молодая женщина.

Люба была ее опорой, советчицей, «жилеткой для слез». Единственный человек, который знал о ней все. Хотя они были одногодками, практичность Любы, ее житейский опыт, особенно приобретенный в военных госпиталях, не раз помогали Лизе. Именно по совету подруги, Лиза умолчала о своем довоенном браке с гражданином Швеции и устроилась на работу в госпиталь еще по старым документам на имя Елизаветы Зотовой. Теперь она могла только благодарить Любочкину предусмотрительность, иначе не избежать было вопросов, кем ей приходится тяжелораненый подполковник.

Лиза встала, куском бинта вытерла лицо, кое-как расчесала волосы.

«Хватит, успокойся, – приказала она себе, – возможно все это – поразительное совпадение, мало ли Бельских на свете!»

Она говорила самой себе правильные слова и ни на минуту не верила им. Наконец, устав от бесплодных размышлений, женщина вышла из каморки и, подавив в себе желание вновь зайти в палату к раненому подполковнику, отправилась разыскивать Любу. Та была в операционной, и Лиза, закончив работу, пошла домой, оставив подруге записку с просьбой после окончания смены зайти к ней.

Встревоженная Люба примчалась сразу после дежурства.

– Машка заболела? – с порога закричала она.

– Нет, нет, все нормально, все здоровы, – успокоила ее Лиза. – Ты сядь и послушай.

Стараясь говорить спокойно, Лиза изложила подруге события сегодняшнего дня. Люба слушала не перебивая, только качала головой.

– Ну и ну, – наконец выдавила она из себя, – бывают, конечно, совпадения, я на фронте всякого насмотрелась, но это уже чересчур! А лицо его ты видела?

– Нет, лицо забинтовано. Да и что толку, если бы оно было открыто? Я брата видела в последний раз в восемнадцатом году, он еще мальчишкой был. Представляешь, как он изменился с тех пор? И, кроме того, по документам, этот человек – Григорий Павлович Бельский, а его я совсем не знала.

– Сделаем так, – решила наконец Люба, – я попробую узнать о нем поподробнее. Ты пока к нему не ходи, ну, разумеется, по работе – конечно, но ничем не обнаруживай, что он твой возможный родственник.

– Любочка, а вдруг – это мой брат? Он тяжело ранен, может умереть…

– Нет, в этой палате тяжелораненые, но не безнадежные. Завтра я все узнаю подробнее, а пока молчи. Ты можешь себе навредить и его под удар подставить. Представляешь, если узнают, что он живет всю жизнь по чужим документам? Он ведь кадровый офицер, подполковник. Это трибунал. Нет уж, соберись с силами и делай вид, что его не знаешь. Подождем его выздоровления, потом ты с ним поговоришь.

Лиза, признав правоту подруги, согласно кивнула головой.

– Ладно, я пойду. Смена была тяжелая.

– Подожди, хоть чаю попей, – спохватилась Лиза.

– Нет, спасибо. После чая совсем сил не будет двигаться, а мне надо еще кое-что успеть.

– Спасибо, Любочка, как бы я без тебя…

– Фу, замолчи немедленно! Побежала я…

Подруги расцеловались, и стук Любиных каблуков по мостовой вскоре замер вдали.

Глава 22

Подполковник попытался приоткрыть глаза. Голова болела нестерпимо, в висках пульсировала кровь. Он смутно, как сквозь вату, слышал какие-то голоса и с трудом начал осознавать происшедшее. Они с командиром полка ехали по чудесной лесной дороге. Тишина нарушалась лишь звуком мотора их машины. Яркая синь неба просвечивала сквозь густые ели и голые еще ветки деревьев. В лесу снег сохранился, но днем он уже подтаивал, и всюду виднелись проталины. Крошечные ручейки, собираясь вместе, обретали силу и на дорогу выливались уже солидными потоками.

– Ну, точно в раю! – усмехнулся командир.

Это были его последние слова. Взрыв, грохот, обломки горящей машины, комья земли. Грохот стоял в голове до сих пор. Раненый с трудом разлепил веки и увидел свою мать, сидящую у постели.

– Мама? – удивился он, – но ведь ты же умерла много лет назад. А почему ты такая молодая?

Слова у него не получались, лишь невнятное бормотание. Сидящая у постели женщина тихо ойкнула. К ней подошла другая, обняла за плечи и начала шептать что-то на ухо.

– Он очнулся! Посмотри, он очнулся! – слова едва проникали сквозь вату в ушах.

– Я тебе говорила, что все будет нормально. Пойдем, Лиза, не надо тебе здесь сидеть.

– Но…

– Никаких «но». Мы же обо всем договорились. Не беспокойся, я все сделаю, как надо.

– Спасибо, Люба.

Женщины вышли.

«Мама… Лиза… – мысли тяжело ворочались в голове. – Лиза…» – и опять все исчезло.

Что-то впилось в руку. Раненый открыл глаза. Сейчас это простое действие уже не требовало столько усилий.

– Очнулись, товарищ подполковник? Сейчас укольчик сделаем, и совсем хорошо станет.

Пожилая медсестра возилась около его постели.

– На поправку дело пошло, – продолжала она, – а когда привезли, думали – не жилец. Но вы молодец, скоро на ноги встанете.

– А где Лиза? – прошептал он одними губами.

– Какая Лиза? – удивилась медсестра. – Нянечка? И когда вы только ее успели заметить? Хорошенькая, ничего не скажешь. Ну, вы, мужики, даете: помираете, помираете, а ни одной юбки не пропустите!

Дальнейшие рассуждения медсестры Бельский не услышал, он снова впал в забытье.

Прошло несколько дней. Григорий окончательно пришел в себя, его перевели в обычную палату. Он уже знал, что их «Виллис» подорвался на мине, полковник и водитель погибли, а он чудом остался в живых. Ранен, правда, очень тяжело, да еще и контужен, но, главное, живой! Женщина по имени Лиза больше не появлялась, и Бельский решил, что она привиделась ему. Подполковнику разрешили вставать и выходить в больничный парк, чудом сохранившийся и удивительно прекрасный своими столетними деревьями, покрытыми молодой листвой. Григорий подолгу бродил по дорожкам, присаживался на старые, полусгнившие скамейки, забредал в непроходимую чащу разросшегося кустарника. Размышлял, что же ему теперь делать. После такого ранения его вряд ли вернут обратно на передовую. Нельзя сказать, что это обстоятельство его сильно огорчало. За свою сознательную жизнь он уже достаточно навоевался, хотелось покоя, хорошей семьи, детей. Но, с другой стороны, что он умел делать, кроме как воевать? Никакой гражданской специальности у него не было, учиться было поздно. Невеселые размышления прервал звонкий женский голос: