Долгая ночь - Вирджиния Эндрюс

– О, она так напугана, Джед, – сказала Дарлинг, подходя к папе и кладя руки ему на плечи. Казалось, это его немного успокоило, и он выпрямился.

Дарлинг Скотт была одной из самых хорошеньких молодых девушек в округе. У нее были пышные вьющиеся светлые волосы и васильково-голубые глаза. И не было еще такого молодого человека, который бы не свернул себе шею, заглядываясь на ее нежный цвет лица, когда она прогуливалась.

Я перевела взгляд с папы на Дарлинг, которая улыбалась, глядя на меня и расправляла платье.

– Ну? – повторил папа.

– Я была с Евгенией, пока она не уснула, папа, – сказала я. – А теперь я иду на улицу играть.

– Ну иди, – сказал он, – и смотри, чтобы я больше не видел тебя, заглядывающей в комнаты и шпионящей за взрослыми, слышишь?

– Да, папа, – ответила я и опустила глаза, потому что огонь его взгляда прожигал насквозь и приводил меня в такой трепет, что мои коленки дрожали.

Я никогда не видела его в таком гневе. Казалось, что я ему чужая.

– А теперь убирайся, – приказал он, хлопнув в ладоши. Я развернулась и выбежала из библиотеки под смех Дарлинг.

И только на улице, на ступеньках я перевела дыхание. Сердце мое бешено колотилось, оно чуть не выскочило из моей груди. Было трудно глотать, и в голове у меня все перемешалось. «Почему папины руки были под юбкой Дарлинг Скотт? Где мама?» – спрашивала я себя.

Неожиданно дверь позади меня распахнулась. Я обернулась, и мое сердце забилось еще сильнее. Я ожидала увидеть разъяренного папу, который, может, хочет еще мне что-то сказать. Но это был не папа, это была Эмили.

Она прищурила глаза:

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Ничего, – быстро ответила я.

– Папа не хочет, чтобы кого-нибудь из детей приводили в дом, – сказала Эмили.

– Я никого не приводила. Я просто была с Евгенией.

Она пристально посмотрела мне в глаза. Она зашла в дом сразу за мной. Наверное, она видела или слышала папу и Дарлинг Скотт, думала я. Что-то в ее лице говорило мне, что это правда, но я не осмелилась спросить ее об этом. Было мгновение, когда ее взгляд выражал желание расспросить меня, но она ничего не спросила.

– Тогда иди к своим маленьким друзьям, – скомандовала она с презрительной усмешкой.

Я спрыгнула со ступенек и, спотыкаясь о корни деревьев, заторопилась прочь от дома. Я упала и оглянулась назад, ожидая увидеть смеющуюся надо мной Эмили. Но она уже ушла, растворившись в воздухе как привидение.

В тот день в начале лета я по-своему, на сколько был способен мой детский разум, поняла, сколько привидений обитают здесь, в Мидоуз. Это не были привидения из рассказов Генри, и не те, которые завывают в лунном свете или расхаживают по чердаку. Это были привидения лжи, мрачные, темные, живущие в сердцах одних людей и охотящиеся за сердцами других. Впервые с того времени, когда однажды меня привели на эту плантацию – гордость всего Юга – я почувствовала страх перед тенями в доме. Ведь это был мой дом, но теперь я уже не буду так свободно и вольно вести себя в нем как раньше.

Оглядываясь назад, на прошедшие годы, я поняла, как люди теряли свою невинность, но больнее всего было осознавать, что те, кто должен был бы любить нас и заботиться о нас более чем кто-либо, на самом деле заботились только о себе, и их собственное благополучие было превыше всего. Так больно осознать свое одиночество в этом мире!

Весь тот день я стремилась утопить себя в веселье других детей, не думать о пережитом мною разочаровании. Тем летом я потеряла драгоценный кусочек своего детства.

Глава 4

От Еноха до Иезавели

Теперь, когда я оглядываюсь назад, кажется, что лето в те дни быстро и незаметно перешло в осень, а осень в зиму. Только весна была долгой и многообещающей, и с каждым годом ей требовалось все больше времени, чтобы перейти в лето.

Конечно, это были иллюзии, но я всегда с нетерпением ждала окончания зимы, которая, казалось, пришла навечно. Она дразнит нас первыми снегопадами, обещающими превратить мир в ослепительную страну чудес, где ветки деревьев сияют и искрятся. Первые снегопады всегда напоминают нам о Рождестве, о треске огня в камине, вкусных обедах, грудах подарков и о том, как весело наряжать новогоднюю елку. Чаще всего это приходилось делать мне и Евгении. Холмистые луга зима укрывает мягким белым одеялом обещаний. По вечерам из окна моей комнаты наверху я наблюдала за таинственными превращениями высохших и пожелтевших полей в молочном море, в котором плавают крошечные бриллианты.

Мальчишки в школе всегда с нетерпением ждали прихода зимы. Они наслаждались обжигающе холодным снегом и смеялись от восторга, что всегда меня удивляло.

Мисс Уолкер запрещала играть в снежки возле школы. Наказание за нарушение этого правила было суровым, что дало в руки Эмили новое орудие мести тем, кто бросал ей вызов. Особенно большое удовольствие получали мальчишки от игры в снежки, катания на санках и коньках, когда озера и пруды, по их мнению, достаточно замерзли. Пруд в Мидоуз, ставший для меня особенным с того момента, когда он принял в свои объятия бедную Пушинку, покрылся коркой льда, которая подтачивалась течением, поэтому слой льда всегда был тонким. Все реки и ручьи в нашей местности зимой становились более бурными и текли быстрее, а вода была очень холодной, чистой и приятной на вкус.

Мне казалось, что наши животные на ферме зимой слабели, их желудки, по-видимому, были заполнены ледяным воздухом, который вырывался наружу через ноздри и рты. Я всегда чувствовала жалость к бедным курам и свиньям, коровам и лошадям. Генри говорил мне, чтобы я не беспокоилась, так как у них толстые шкуры, а их шерсть и оперенье достаточно густые, чтобы перенести холод. Но мне трудно было представить, что им тепло в неотапливаемом амбаре, обдуваемом северными ветрами.

Лоуэла и другие горничные, чьи спальни были внизу в задней части дома, где не было каминов, нагревали кирпичи и заворачивали их в куски ткани и клали в свои постели, чтобы согреться. Большую часть дня Генри был занят заготовкой дров для каминов. Папа настаивал, чтобы его кабинет обогревался как можно лучше. Иногда он часами в него не заходил, а то и целыми днями. Но если, зайдя в кабинет, он обнаруживал, что там холодно, он начинал реветь как раненый медведь, и все, кто попадался ему на глаза, тут же бросались разыскивать Генри.

Зимой из-за ветра и снегопадов, холодных дождей и слякоти наша с Эмилией дорога в школу и обратно становилась неприятной, а иногда вообще невозможной. Несколько раз мама посылала Генри за нами, но папа так загружал его работой по дому, что он не успевал отвезти или привезти нас из школы.