Лекарь. Ученик Авиценны - Ной Гордон

Роб пришел в восторг, научившись фокусу, однако все эти манипуляции, которые трудно назвать красивыми, огорчили его, он понял, что магия — это надувательство.

А Цирюльник и дальше рассеивал его иллюзии. Вскоре Роб, если и не стал пока искусным фокусником, мог выполнять черновую работу помощника фокусника. Он разучил некоторые танцы, псалмы и песни, а также шутки и рассказы, смысла которых не понимал. Под конец он затвердил те речи, которые сопутствовали продаже Особого Снадобья от Всех Болезней. Цирюльник заявил, что Роб схватывает все на лету. И намного раньше, чем предполагал сам мальчик, пришел к выводу, что тот уже вполне готов.

Они пустились в путь туманным апрельским утром и два дня преодолевали под легким весенним дождиком гряду Блэкдаунских холмов. На третий день после полудня, под очистившимся от туч и сиявшим небосводом, они приехали в деревню Бриджтон. Цирюльник остановил повозку перед мостом, от которого и пошло название деревни[31], и окинул Роба оценивающим взглядом:

— Значит, ты готов к работе?

Роб кивнул, хотя в глубине души не чувствовал уверенности.

— Вот и молодец. Это просто небольшая деревенька. Шлюхи да сутенеры, трактир переполнен, полным-полно клиентов, которые издалека приходят в поисках женщин и выпивки. А потому все можно, а?

Роб понятия не имел, что под этим подразумевается, но снова кивнул утвердительно. Инцитат, которого слегка подхлестнули вожжами, неспешной рысцой потянул повозку на другую сторону моста. Поначалу все шло так, как раньше. Конь ржал, Роб бил в барабан, они медленно катили по главной улице. Мальчик соорудил помост на сельской площади и водрузил на него три плетеных корзины с пузырьками Особого Снадобья.

Но на этот раз, когда началось представление, он взобрался на помост вместе с Цирюльником.

— Доброго дня всем сегодня и доброго утра завтра, — сказал Цирюльник. — Нам очень приятно оказаться в Бриджтоне…

По третьему шарику они вынули из карманов одновременно, потом и четвертый, и пятый. У Роба шарики были красные, у Цирюльника — синие; шарики взмывали вверх и лились из одной руки в другую, будто струи фонтана. Руки двигались едва заметно, а шарики плясали в воздухе.

Наконец, не переставая жонглировать, они повернулись лицом друг к другу и встали на противоположных сторонах помоста. Не промедлив ни мига, Роб послал шарик Цирюльнику, а сам поймал брошенный ему синий. Поначалу он отправлял Цирюльнику каждый третий шарик и тут же получал ответный. Потом они стали посылать друг другу шарики через один; красные и синие снаряды то и дело сновали туда-сюда. Вот Цирюльник незаметно для постороннего глаза кивнул Робу, и в ответ на каждый шарик, попадавший тому в руку, тут же вылетал встречный — так же ловко, быстро, точно.

Рукоплескания прозвучали для Роба подобно грому и слаще любой музыки.

Когда эта часть представления завершилась, он забрал десять шариков из двенадцати и сошел с помоста, спеша укрыться в повозке, за завесой. Сердце бешено колотилось, ртом он отчаянно хватал воздух. Ему было слышно, как Цирюльник, ничуть не запыхавшийся, рассказывает собравшимся о том удовольствии, которое доставляет жонглирование, а сам продолжает подбрасывать два оставшихся шарика.

— Известно ли вам, чем вы владеете, когда держите вот такие штуки в своей руке, мистрис?

— И чем же, сэр? — спросила его девка.

— Вы владеете его вниманием — полностью и без остатка, — ответил Цирюльник.

Толпа разразилась восторженным смехом и одобрительными возгласами.

Роб в повозке подготовил все нужное для нескольких фокусов и присоединился снова к хозяину, который тут же заставил пустую корзину расцвести бумажными розами, превратил темный головной платок в целую цепочку веселеньких флажков, выловил из воздуха несколько монет и заставил исчезнуть сперва целую бутыль эля, а потом куриное яйцо.

Роб под одобрительный свист слушателей спел «Песенку о богатой вдове», а после этого Цирюльник быстро распродал свое Особое Снадобье, опустошив все три корзины и велев Робу принести из повозки еще. Затем выстроились в длинную очередь те, кто жаждал исцеления от многочисленных хворей. Роб заметил, что в толпе, отзывавшейся громким смехом на все шутки, воцарилось очень серьезное настроение, когда речь зашла о поиске средств для облегчения их телесных недугов.

Как только закончился прием пациентов, они уехали из Бриджтона: Цирюльник сказал, что это настоящая клоака и с наступлением темноты там орудуют настоящие головорезы. Хозяин не скрывал того, что очень доволен сделанным сбором, и Роб улегся спать счастливым: его согревала мысль о том, что он завоевал себе место под солнцем.

На следующий день они были в Йовилле, где Роб испытал жгучий стыд, упустив во время представления три шарика. Цирюльник утешал его.

— Поначалу такое обязательно случается время от времени, — говорил он. — Потом это станет случаться все реже и реже, а там и совсем пройдет.

На той же неделе они посетили Тонтон, городок трудолюбивых ремесленников, и Бриджуотер, где жили преимущественно крестьяне, которые придерживались весьма строгих правил. Давая представления в этих местах, они воздерживались от излишних вольностей. Следующим на их пути был Гластонбери, город людей набожных, построивших свои жилища вокруг большой и красивой церкви Святого Михаила.

— Здесь мы должны соблюдать благопристойность, — предупредил Цирюльник. — В Гластонбери всем заправляют попы, а они весьма неодобрительно смотрят на всякую лечебную деятельность, полагая, что Господь им одним поручил заботы не только о душе человеческой, но и о теле.

Туда они прибыли на следующее утро после праздника Троицы, завершающего пасхальные празднества и развлечения и знаменующего сошествие Святого Духа на апостолов, каковое укрепило последних после девяти дней непрерывных молений вслед за вознесением Иисуса на небеса.

Роб заметил в толпе зрителей не меньше пяти попов с постными физиономиями.

Они с Цирюльником жонглировали красными шариками: хозяин торжественно возгласил, что оные суть подобия разделяющихся языков огненных, представляющих Дух Святой, как о том сказано в «Деяниях апостолов», глава вторая, стих третий. Зрители были довольны, они горячо хлопали, но тут Роб запел «Gloria»[32], и все сразу примолкли. Петь ему всегда нравилось; голос Роба дрогнул на строчке о детях, уста которых сладко поют осанну[33], на очень высоких нотах он срывался немножко, но в целом получилось отлично, как только у него перестали дрожать коленки.

Цирюльник вынес священные реликвии, хранившиеся у него в ветхой шкатулке из ясеневого дерева.

— Воззрите, друзья мои! — сказал он особым тоном (как он позднее пояснил Робу, это был его «монашеский» голос) и показал им землю и песок, привезенные с горы Синайской и горы Масличной, а также щепочку от Истинного Креста и кусочек шеста, на котором висели ясли с младенцем Иисусом. Показал он им сосуд с водой из реки Иордан, ком земли из сада Гефсиманского, фрагменты мощей бесчисленных святых.

Потом на помосте его сменил Роб и встал там в одиночестве. Воздев очи к небесам, как и наставлял его Цирюльник, он запел еще один гимн:

Создатель неба звездного,Для верных свет немеркнущий,Христе, всех нас избавивший,Молитву нашу выслушай.Скорбя о мире гибнущем,Себя обрекшем тлению,Ты нашим стал спасениемИ исцеленьем немощи[34].

Слушатели растрогались. Пока они не перестали вздыхать, Цирюльник поднял флакончик Особого Снадобья.

— Друзья, — сказал он. — Подобно тому, как Господь Бог нашел лекарство для души вашей, я отыскал то, что излечивает тело.

И поведал им о Виталии, Траве Жизни, которая, несомненно, действовала одинаково хорошо и на богобоязненных людей, и на грешников, ибо раскупали Снадобье очень охотно, а потом выстроились в очередь к завесе, за которой Цирюльник осматривал пациентов, жаждущих получить от него совет и облегчение своих страданий. Священники, наблюдавшие все это, бросали косые взгляды, но их удалось задобрить подарками и смягчить выказанными горячими религиозными чувствами. Лишь один церковник выразил свое недовольство:

— Ибо архиепископом Теодором писано: опасно пускать кровь в то время, когда луна прибывает, а воды морские приливают.

Цирюльник не замедлил согласиться с ним.

В тот вечер они разбивали лагерь, ликуя. Цирюльник варил в вине мелко нарезанную говядину, пока она не стала нежной, добавил лук, старую репу, которая сморщилась, но была еще вполне годной, свежие бобы и зеленый горошек. Для запаха он бросил туда тимьян и щепотку мяты. У них оставалась часть головки сыра, необыкновенно светлого, купленного в Бриджуотере. После ужина Цирюльник сел у костра и с видимым удовлетворением пересчитал наличность, хранимую в особой шкатулке.