Ярлык Великого Хана - Михаил Каратеев

Михаил Дмитриевич Каратеев

Русь и Орда Книга 1

В 1958 году, в Буэнос-Айресе, на средства автора, не известного в литературном мире, вышел тиражом в тысячу экземпляров исторический роман «Ярлык великого хана», повествующий о жестоких междоусобицах русских князей в пору татаро-монгольского ига, жертвой которых стал молодой князь Василий Карачевский.

Впрочем, немногие из читателей, преимущественно земляков, могли вспомнить, что Каратеев уже печатался как очеркист и выпустил документальные книги о судьбе русских эмигрантов на Балканах и в Южной Америке. Аргентина (заметим, как и весь субконтинент) считалась, и, вероятно, не без оснований, некоей культурной провинцией русского зарубежья. Хотя в результате второй мировой войны, по крайней мере вне волны повторной эмиграции – из Китая и Балкан (с их центрами в Харбине и в Белграде) – выплеснулись широко, от Австралии до Южной Америки, литературными столицами по-прежнему оставались русский Париж (правда, заметно ослабевший) и русский Нью-Йорк (во многом усилившийся за его счет).

Поэтому удивительно было появление в далеком Буэнос-Айресе романа М. Каратеева, вызвавшего восторженные отклики критики и читателей в тех русских диаспорах, куда он мог попасть при скромности тиража.

«Мы хотели бы здесь подчеркнуть огромный интерес к книге „Ярлык великого хана“ у рядового русского читателя, вследствие прямого и благотворного ее действия на наше национальное самосознание… – писал рецензент бельгийского журнала „Родные перезвоны“.– Это родник кристально чистой воды, которую пьешь с наслаждением, – живая вода, исцеляющая наши недуги уныния, слабости духовной и телесной. Пусть герою романа – князю Василию и не удалось получить ярлыка от хана Золотой Орды, но зато он добыл почетный ярлык замечательного писателя М. Каратееву»

«Говорят, что вот теперь не выходит хороших русских книг, которые давали бы и уму и сердцу, чтобы и научиться чему-нибудь и отдохнуть душой можно было за ними. Так ли это? – задавался вопросом критик мюнхенского журнала „Свобода“.– Не совсем. Мало, но есть… Вот одно из таких счастливых исключений, – книга М. Каратеева „Ярлык великого хана“… Странное дело: в книге описывается прошлое чуть ли не тысячелетней давности, а кажется, что читаешь актуальный роман, настолько он близок».

Нью– йоркская газета «Россия» откликнулась обширной статьей, где в частности, говорилось: «Недавно изданный в Буэнос-Айресе исторический роман М. Каратеева „Ярлык великого хана“ является крупный вкладом и русскую художественную, а в равной мере и в популярно-историческую литературу. В личности автора сочетается глубокий и разносторонний эрудит и талантливый писатель… В плане романа книга правдива и увлекательна. Ее герои живут интенсивной жизнью, их психология убедительна. Автор дает целый ряд сочных и необычно верных по звучанию сцен,…очень хороши картины природы… Язык составляет одно из главных достоинств книги. Автор чутко выбрал именно тот характер речи, который, будучи окрашенный в цвет эпохи, не утомляет излишней архаичностью».

Критик калифорнийского журнала «Жар-Птица» утверждал: «Исторический роман „Ярлык великого хана“ нового писателя-историка нашего зарубежья, М. Каратеева, является одной из лучших книг этого жанра, изданных за последнее время за границей. Роман не только написан увлекательно, невозможно оторваться от него,– но он написан исторически точно, без искажений и ярко. Автору удалось изобразить сухую историческую действительность настолько живо и правдиво, что когда читаешь этот роман, то действительно живешь вместе с героями этого повествования, переживая с ними и радости, в невзгоды. М. Д. Каратеев – большой художник и увлекательный писатель, два свойства, необходимых для того, чтобы встать в ряды литераторов зарубежья первого класса».

О романе «Ярлык великого хана» восторженна писали литераторы и генералы, орловские помещики и крестьяне-колонисты, историки и служители Церкви. И даже Николай Иванов-Егоров, ученик 6-го класса, обратившийся с письмом к М. Квратееву: «Я не мог оторваться от Вашей книги „Ярлык великого хана“ в прочитал ее уже два раза, а теперь начал в третий раз. Также давал ее читать знакомым мальчикам, и им она тоже очень понравилась, теперь все хотим прочесть ее продолжение, напишите, откуда его можно получить? Нету ли у Вас еще других Ваших произведений?»

Сегодня с несомненностью можно утверждать, что появление этого романа было воспринято русским зарубежьем как национальное событие. Для большинства читателей было только непонятно, кто его автор и откуда он взялся. «Для меня загадка – что Вы за человек? -задавался вопросом рецензент журнала „Книжное дело“.– Спали тридцать лет и три года, а проснувшись, разом написали такую книгу, что и читатели и критика не могут опомниться. Неужели Вы раньше ничего не печатали?»

На сороковом году отгремевшей революции даже трудно было предположить в авторе эмигранта первого поколения. Более логичным выглядело, что роман создал бежавший из Советского Союза некий писатель-историк, имевший доступ к архивам и документам,– «ди-пи» (перемещенное лицо) второй волны, переправивший через океан, в Аргентину свой заветный, многолетний труд. Тем более было известно, что автор «Ярлыка великого хана» немолод.

И в самом деле, Каратееву в эту пору было уже пятьдесят четыре года. Возраст для литературного дебюта, прямо сказать, редкостный. Тем удивительнее его жизнь и судьба – типично русского самородка. Михаил Дмитриевич Каратеев родился в 1904 году, в Германии, в городе Фрайберге, в богатой духовными традициями дворянской семье. По материнской линии он был пряный потомком В. А. Жуковского, по отцовской – находился в родстве с братьями Киреевскими. Один из его прадедов – молодой офицер Василий Александрович Каратеев, убитый при обороне Севастополя, передал, отправляясь на войну, своему соседу и другу – И. С. Тургеневу рукопись, из которой, как сообщает автор предисловия к одному из каратеевских романов А. М. Юзефович, «вырос роман Тургенева „Накануне“. Отец Каратеева, Дмитрий Васильевич, был человеком незаурядным, энциклопедически образованным. Он имел, как рассказывал мне сын писателя, пять или шесть дипломов, в том числе по геологии и минералогии. Несколько лет Каратеев-старший (опять-таки по свидетельству внука) преподавал философию в Гейдельбергском университете. Без сомнения, впитанная с детских лет, „с младых ногтей“ эта культура и родовые традиции вошли в жизненный состав Каратеева, заронив в него любовь и к точным наукам, и к истории, и, конечно, к „изящной словесности“.

Часть 1

Глава 1

В хоромах Пантелеймона Мстиславича, великого князя земли Карачевской, царят растерянность и уныние. В просторной, но низкой горнице, смежной с опочивальней князя, жарко и душно. Сквозь слюду невысоких окон заходящее июльское солнце льет рассеянный свет на стоящие у стен разные дубовые лари и червонит бороды троих бояр, понуро сидящих на скамье, у двери в опочивальню.

Воевода Семен Никитич Алтухов, – средних лет дородный мужчина, с белесым от времени шрамом, пересекающим левую щеку,– ходит из угла в угол по домотканому ковру, застилающему весь пол горницы. Из открытых дверей крестовой палаты доносится тихий, временами усиливающийся женский плач.

Тому не минуло и часа, как с брянских рубежей прискакал вестник с худыми вестями. Выслушав его, престарелый князь Пантелеймон Мстиславич сильно разволновался, открыл было рот, чтобы отдать нужные распоряжения, но голос у него перехватило, и, качнувшись, он повалился на пол, средь горницы, где стоял. Лицо его побагровело, глаза ушли под лоб, из горла вырывался протяжный, мучительный хрип. Перепуганные бояре и слуги, подняв, перенесли его в опочивальню, и постельничий Тишка кинулся искать знахаря-ведуна Ипата, который на все княжество славился умением заговаривать кровь и врачевать болезни. На счастье, Ипат оказался дома и пришел тотчас. Вот уже с полчаса он находился в опочивальне князя, удалив оттуда всех, кроме помогавшего ему Тишки.

– Экую беду послал Господь,– негромко промолвил тучный боярин Опухтин, сидевший ближе всех к двери. – Не выдюжит князь. Однова уже было ему такое, годов тому пять, после блинов. И тогда еле выходили. Ну, а ноне стар стал и немощен, эдакую хворь не пересилит…

*Крестовая палата – домовая церковь.

– Не каркай, боярин,– приостанавливаясь, сказал воевода Алтухов,– князь наш крепок еще, а Бог милостив… Ну, что Тишка?– быстро обратился он к постельничему, который показался в эту минуту на пороге опочивальни.

Ипат князю жилу отворил, почитай, с полковша крови выпустил,– вполголоса поведал Тишка, прикрывая за собой дверь, – а в сей час над тем ковшом чегось нашептывает и коренья туды крошит.