Новые идеи в философии. Сборник номер 4 - Коллектив авторов

А я утверждаю как раз обратное. Я убежден в том, что опыт не обладает такой внутренней двойственностью, и деление его на сознание и содержание происходит не путем выделения или вычитания, а путем сложения – путем прибавления к данному конкретному опыту целого ряда других, в связи с которыми может видоизменяться в частности смысл или функция его. Краска также послужит здесь иллюстрацией. Выставленная в магазине красок, вместе с другими красками, она в совокупности своей служит, как известное количество товара. Между тем на полотне, окруженная другими красками, она представляет собою штрих на картине и исполняет духовную функцию. Я утверждаю, что подобным же образом и единая часть опыта, взятая в определенном контексте, играет роль познающего, душевного состояния, «сознания», тогда как в другом контексте тот же единый отрезок опыта будет играть роль познанной вещи, объективного «содержания». Одним словом, в одном сочетании он фигурирует, как мысль, в другом – как вещь. И так как он может иметь значение в обоих сочетаниях одновременно, то мы имеем полное право считать его зараз субъективным и объективным. Правда, что при таком истолковании все еще сохраняется дуализм, определяемый двухствольными терминами, вроде «опыт», «феномен», «данность», «Vorfindung» – терминами, которые, по крайней мере, в философии, все чаще и чаще заменяют одноствольные термины «мысль» и «вещи», – но я утверждаю, что этот очищенный дуализм перестает быть таинственным и неуловимым; он конкретизируется и поддается проверке. Он переходит в область отношений, усматривается извне, а не изнутри данного частного опыта, и может быть ограничен и определен в любой момент.

Первый клин для такого более конкретного метода истолкования дуализма был вбит Локком, применившим слово «идея» безразлично к вещи и мысли, и Беркли, указавшим, что здравый смысл подразумевает под реальностью совершенно то же, что философ под идеями. Ни Локк, ни Беркли не выяснили своей мысли до конца, но мне кажется, что заслуга защищаемой мной теории заключается только в том, что она последовательно развивает «прагматический» метод, впервые примененный ими.

Пусть читатель уяснит себе мою мысль на личном опыте. Пусть он начнет с отвлеченного опыта над так называемым «представлением» какого-нибудь предмета, его настоящего поля зрения, комнаты, в которой сидит, поставив в центре его книгу, которую он сейчас читает; и пусть он пока рассмотрит этот сложный объект с точки зрения наивного реализма (common sense), как будто он и «в действительности» есть именно то, чем кажется, т. е. ряд вещей, вырезанных из окружающего их мира вещей, с которыми он находятся в актуальном или потенциальном взаимоотношении. Но мы утверждаем, что разум в то же время воспринимает эти же самые вещи; и вся философия восприятия со времен Демокрита и до наших дней представляет собою упорную борьбу над разрешением парадокса, по которому то, что кажется единой реальностью, в действительности занимает два места: одно – во внешнем пространстве, а другое – в уме воспринимающего субъекта. «Репрезентативные» теории восприятия избегают этого логического парадокса, но зато они производят насилие над чувством правды читателя, не отмечающего промежуточного мысленного образа и усматривающего комнату и книгу непосредственно в их физическом существовании.

В сущности загадка, как может одна и та же комната находиться в двух местах, сводится к вопросу о том, как одна и та же точка может находиться на двух линиях. Вполне может, раз она падает на место их пересечения; и подобно этому, раз «чистый опыт» комнаты представляет собою место пересечения двух процессов, связывающих его, соответственно каждому случаю, с различными группами явлений, то на нем можно остановиться два раза, по поводу каждой группы, и свободно говорить о его существовании в двух областях, хотя он неизменно оставался бы количественно единичным объектом.

Итак, опыт представляет собою звено разнообразных процессов, развивающихся вдали от него в совершенно различных направлениях. Та же самая вещь состоит в таком множестве взаимоотношений с остальным опытом, что ее можно вкладывать в диспаратные системы ассоциаций и рассматривать ее под углом зрения противоположных контекстов. В одном случае она будет вашим «полем сознания»; в другом, – «комнатой, в которой вы находитесь», причем в оба контекста она входит целиком, так что нельзя сказать, будто она принадлежит сознанию одной своей частью или одной стороной, а внешней реальности – другой. Но что же это за процессы, в которые таким образом одновременно входит опыт комнаты?

Один из них заключается в личной биографии читателя, другой – в истории дома, в котором находится комната. Представление, опыт, одним словом, вот это (в виду того, что пока мы не решили, что это такое, приходится обозначать его, просто, как это) является последней вехой целого ряда ощущений, эмоций, решений, движений, классификаций, ожиданий и т. д., заканчивающиеся в настоящем, а со стороны читателя первым звеном целого ряда однородных внутренних процессов, простирающихся в будущее. С другой стороны, то же самое это представляет собою terminus ad quem множества предшествующих физических действий столяра, обойщика, маляра, процесса отопления и terminus a quo множества будущих действий, которые коснутся его в течение хода их развития в качестве комнаты, существующей в физическом мире. Любопытно, что физические и душевные процессы совершенно не совместимы. В качестве комнаты, данный опыт занимал определенное место в пространстве в течение тридцати лет. В качестве вашего поля сознания он до сих пор, может быть, вовсе не существовал. Рассматривая его, как комнату, внимание еще откроет в нем множество новых деталей. В роли всего лишь вашего душевного состояния, внимание едва ли уследит в нем много новых черт.

Необходимо землетрясение или толпа людей или, по крайней мере, известное количество времени, чтобы разрушить комнату. Достаточно закрыть глаза или перенестись воображением к чему-нибудь другому, чтобы прекратить ваше субъективное состояние. В реальном мире он может погибнуть в огне. В вашей душе, – вы можете без всякого для него вреда окружать его мысленно огнем. Вы вынуждены платить столько-то помесячно, чтобы жить в нем как во внешнем предмете. Вы имеете возможность занимать его, сколько хотите и бесплатно, как внутреннее содержание. Одним словом, если вы последуете за ним в направлении душевном, наряду с событиями исключительно личной вашей жизни, то вы усмотрите много истинного и много ложного, обратного тому, что будет справедливо, если вы обратитесь с ним, как с действительно существующей вещью, известной из опыта, если последуете за ним в направлении физическом и свяжете с другими факторами внешнего мира.

Пока все чрезвычайно ясно, но мое положение, вероятно, покажется читателю менее убедительным, когда я перейду от восприятия к понятиям или от вопроса о наглядно представимых вещах к вещам отдаленным. Но все же мне кажется, что и здесь приложим тот же закон. Возьмем составы мыслей, воспоминания, воображения; первоначально они тоже – лишь отрезки чистого опыта и, как таковые, единичные эти, действующее в одном контексте как объекты, а в другом – проявляющееся как душевные состояния. Рассматривая их в первоначальном их значении, я намерен игнорировать их отношения с возможным постижимым опытом, с которым они могут быть связаны, к которому они приводят, или в котором завершаются и который таким образом «представляют». Так что, рассматривая их сперва только так, мы ограничиваем нашу задачу исключительно миром мыслимым, а не непосредственно ощущаемым или видимым. И мир этот, подобно миру восприятий, сначала открывается нам как хаос разнообразных опытов, но скоро выступают и путеводные линии. Мы находим, что любой отрезок его связан с определенными группами, подобно нашему опыту в мире восприятий, что группы эти связаны с ним многими звеньями53, и что одна из них составляет историю внутренней жизни какого-нибудь лица, а другая проявляется в качестве безличного «объективного» мира, пространственного или временного, или просто логического или математического, или, иначе «идеального».

Первое возражение читателя против признания наряду с субъективностью и объективности этого не-воспринимаемого (non-perceptual) опыта, будет, вероятно, вызвано внедрением в его ум восприятий, этой третьей группы спутников не-воспринимаемого опыта, который в общем «символизирует» (represent) их, как мысли символизируют вещи. Эта важная функция не-воспринимаемого опыта усложняет и затемняет вопрос; дело в том, что мы так привыкли видеть в восприятиях единственную подлинную реальность, что если мы не оставим их пока в стороне, мы невольно склонны упустить объективность, заключенную в не-воспринимаемом опыте самом по себе. Так как опыт «познает» восприятия, то мы утверждаем, что он в корне субъективен, состоит из одной материи, именуемой сознанием, понимая под этим словом какую-то сущность, то есть придерживаясь воззрения, противоположного моему54.