Лёлита или роман про Ё - Сергей Сеничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Идите сюда, — окликнул я свой отряд. — Борть это!
— Чего? — не поняла Лёлька.
— Ну, улей, — и поднялся с колен. — Пчёлы. Мёд…
— А вон ещё один, — отозвался Тим. — И вон. Это ж…
— Это пасека, ребята. Это — пасека! — холодок понемногу сползал к икрам, в голове прояснялось и подсказывало: ну, чего встал? ликуй. — Вы понимаете? Мы дошли! Посреди леса пасек не ставят…
— Посреди ЭТОГО? — уточнила Лёлька.
— Да прекрати ты, — меня уже трудно было сбить с панталыку. — Раз ульи, значит, и хибара должна быть. А где хибара, там люди. Алё! Есть тут кто? — гаркнул я в темноту.
Молчание…
— Нет, ты подумай, целое лето под самым носом проторчали, — вот когда он только пришёл, отходняк-то. — Всё ты, Тимка: шалаш, шалаш… Слушать же надо, когда говорю…
— Конечно, кто же ещё виноват… Тимка!
— Конечно! Чингачгук, блин! В первую неделю мог бы разведать, если бы не в одну сторону таскался…
— Ух, какие мы теперь умные стали!
— Вы чего собачитесь-то? — не выдержала Лёлька. — Радоваться надо, а они грызутся.
— Да ладно. Ерунда это всё. Теперь — ерунда. Ау-у! — кинул я повторный и такой же безответный клич.
Туман потихоньку уступал место чистой темноте, в ней всё отчётливее различались пчелиные домики, а лучше сказать кладбища. Десятка с полтора мы насчитали. А вот хибарой, как ни странно, не пахло. А главное, впереди снова начинались деревья.
— Ну и где твои люди? — подытожил Тим.
А правда — где?.. Мы находились посереди довольно большого, соток, не знаю, в пятьдесят, а то и во все сто, урочища. Для ночлега — почти идеально. Для разочарования тоже.
Да, пусто. Но, по крайней мере, убедились, что двигаться надо, и не сегодня, так завтра куда-нибудь, а выйдем. А не завтра, так…
— Ну и ладно, — сказал я и долбанул ногой по одному из коробов, тот рассыпался в труху. — Сейчас щепки эти запалим и нормальных дров наберём. Чего носы повесили? Привал.
Лёлька тут же принялась стелить брезент. Тим пошёл сучья искать. Ошмётки стояка занялись на ура.
«Дошли! Дошли!»… Ты бы ещё джигу сплясал!
С другой стороны, это был первый за всё время намёк на присутствие во вставшем на дыбы мире человека. Лучше же, чем ничего. А утром будем разбираться. Какая ни то тропка отсюда должна же вести?..
Ход моих здравых мыслей прервал Тимкин свист.
— Айда, чего покажу, — позвал он из темноты.
— Ты где?
— Да тут я. Собирайте всё и сюда идите.
Я попросил Лёльку отвернуться и залил огонь. Мы нашли нашего гайдара по огоньку сигареты.
— Ну и что за спешка? До утра нельзя было?
— Сам не видишь?
И я увидел: чаща кончилась — за редкими соснами проступал силуэт долгожданной хибары…
— Нравится?
— Да кто ж его знает… Пошли смотреть.
2. Великий конспиратор
Хибара оказалась не просто хибарой — избой.
Света в окошках не было, отчего казалось, что и окошек-то в помине нет. Ну, так ведь не город, засветло, чай, ложатся…
Подойдя поближе, разглядели ещё одну.
А дальше вон, кажется, и ещё…
Это ж целая улица! Только странная какая-то. Не больно приветливая: мало что без огней — без дороги. Прогал имеется, а наката нет, трава, как всё равно сто лет сюда никто не ездил…
Да чего гадать-то! И я взялся за калитку. Та не поддалась.
Зато штакетина осталась в руке: гнилая и вытлевшая, совсем как ульи.
За забором сорняк чуть не в рост.
Брошенный дом.
Двинули к следующему — наискосок. И во второй огород, тоже поросший бурьяном, ходу не было.
— Похоже, мёртвая деревня, ребятишки, — злоключил я. — Пойдёмте, что ли, до конца прогуляемся…
В домишках не читалось и намека на присутствие человека. Больше того: оставаясь за спиной, они навевали дополнительного непокоя.
Это было не просто обидно — это выглядело как форменная издёвка: хотели? — нате! а вот за содержание не обессудьте, чем богаты…
Оканчивался порядок строением повыше прочих, напоминавшим часовенку — купол разве с чем спутаешь? Действительно: что же за дорога, коли не к храму…
Оставалось лишь выбрать домик поприличней и расположиться до светла.
Я едва сдержался, чтобы не напугать детей идиотским предположением, что в первой же хате мы непременно наткнёмся на скелет на лавке: уж больно просто было бы — апартаменты да вдруг и без скелета!
Или без привидения…
А куда деваться? Шалашик-то вон где остался.
— Ну и чаво? — донеслось со стороны часовни. — Чаво подкрадаетесь-то? Сперва хорлопанют, а опосля хоронюцца!
Лёлька инстинктивно вцепилась мне в руку. «Ад живых мертвецов!» — подумал и я и поинтересовался в темень (а вы бы не поинтересовались?):
— Вы где?
— Хде-хде, — ответил голос. — Тута мы. Подь сюды…
Послышалось остерегающее ворчание крупной, судя по рыку, собаки.
— Цыц, кобелина, — приструнил её незримый собеседник. — Свои ента, не вишь рази…
Пёс смолк. Подойдя почти вплотную, мы не без труда разглядели смутные очертания сидящего у входа в часовенку мужичка. В тот же миг он чиркнул спичкой, запаливая трубку, и короткая вспышка озарила лицо.
Это был старик. С косматой седой бородищей и заявленным кобелиной у ног — его выдали блеснувшие во тьме глаза. Где-то я эти красные уголья уже…
— А с чего вы решили, что мы свои?
— Дык какой же-ть ворожина в этаку-т даль запрёцца? Да ышшо и с дитями. Чудишь ты вольным светом, мил друх. Сидай хде стоишь, здоровкацца бум…
— Здрасти, — выдавила Лёлька, и мы приземлились.
— Ну и чаво молчим? — хрипато подбодрил туземец. — Бай давай.
— Да чего баять… Странная какая-то у вас деревня.
— Какая ж она табе деревня? Сяло это. Мурома зовёцца. А по-старинному Шивариха.
А вот это мне уже не понравилось.
— Не надо, старик: Шивариху я знаю.
— Кажуть же табе: Шивариха — по-старинному. А нониче, по переписи, Мурома…
— Хорошо село, — опередил меня Тимка. — Два амбара десять хат!
— А сяло, малой, на амбары с хатами не щитають. На Руси иде храм божий стоить там и сяло.
— И много народу у вас в селе? — снова встрял я.
— Дык все тут. А табе хто нужон-та?
— Да никто. Мне бы вот ребят до утра пристроить…
— Той-то! Ну и пущай заходють да ложацца, пошто зябнуть? А мы холубь тутати попертолкуем.
— Куда пусть заходят? В церковь, что ли?
— А чем табе церква не хороша? Лавки имеюцца, а нет — армяк мой пушшай на пол кидають да на няво…
— Да как-то того, — смутился я, — в смысле, не того… Сами ж говорите: храм божий…
— Дык на то и храм шоб людям! Потешный ты право слово.
— А другого жилья что, не найдём?
— Не таперь, — и он снова запалил потухший чубучок, — ступайтя хлопчики уложивайтеся. Там и хлебушко е и картошек пяток. Лампу только тово, не шибко жарко…
— Меня Лёля зовут, — обиделась Лёлька.
— Ох ты ж чаво! Недохлядел, — повинился дед, — зоркость однако ужо ня та.
— Давай, Тим, — подтвердил я наше согласие ночевать где скажут, — посмотри, как там насчёт обустроиться…
Тим встал: разведка была его и только его прерогативой. Кобелина тоже поднялся. Типа, пошли, провожу.
— Не тронет? — кивнул парень на пса.
— Никохда, — крякнул дед. — Ты для няво таперь как я. И ты, дочка, ступай, будет мяцца-та, папанька у вас опасливый шибко, а ты чую не с таких.
— Он нам не папка, он дядя, — расставила та зачем-то всё по местам и отправилась вслед за Тимом.
— А-а! Тады да, тады кончьно, — и мне: — Пыхнуть хотишь, дядя?
— Пожалуй что, — и я полез за сигаретой.
— А ну брось, — осадил он, — баловство енто. На вот мово самосадику зацени.
И протянул трубку. Я взял и на миг почувствовал себя молоденьким индейцем при бывалом вожде.
— У-у-у! — табачок у вождя и впрямь был добрый. — Костерок бы, что ли, развести, а, дедушк?
— Дык вон поленница-т бери да жхи.
И пока я налаживал светилово-обогревалово, он триндел:
— Вот значицца вы и у места… И то чем по бору туды-сюды… С самого почитай ранья вас слежу ан нету и нету… А тут ходу-т напрямки полдни…
С костерком сделалось и поуютней, и попонятней. Наконец я рассмотрел старика. Крепенький такой дедок лет восьмидесяти, в того же примерно возраста ватнике да треухе. Совершенно, в общем, нестрашный на свету пенсионер, хотя и явно заговаривающийся.
Высунулся Тимка:
— Есть будешь? Тут соль!
— Эх ты! Давай, — у меня вот слюни только не потекли: соль! — Дед, а у нас оленина, попробуешь?
— Было б чём, — приподняв в стороны огроменные усы, он продемонстрировал абсолютно беззубые десны.
— Ну, не знаю. У нас больше ничего и нет…