О Вечном (или нет) - Евгений Викторович Хромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поломанный телевизор играет всё тише и тише. Можно услышать как под плинтусом скребутся мыши. Шишел-мышел. Месяц вышел. Похоже, впрямь поехала крышей. Из бывшей детской голос твой я слабый слышу. Он, как и лысая луна, в тиши твердит «мамуля, поднимись, ты мне нужна». Но наверху только самая несчастная старушка, на входную дверь комнатушки нацелили воображаемые пушки брошенные игрушки. За меня не волнуйся: я — стойкая, сильная, бой этот выстою. Хоть и сама солдатиков в ряд у порога выстроила. Под землю прячься, такая бушует война, ведь на фронте, как и в жизни, я одна.
Думала ребёнка рожу и он мой, но семьи не дотащила ярмо. Однажды ты попросился гулять и не вернулся домой. Единственный способ, чтобы меня почитали — отправить это письмо. По старому адресу, до востребования, ведь ты с прошлой квартиры съехал давно.
изобр. 13. Надпись «КАК» на стене заброшенного ночного клуба. Характер надписи неопределён.
У меня была дочь
У меня была дочь. Миленький маленький монстрик. Если бы вам довелось встретить её на жизненном пути, вы обязательно влюбились в её очаровательную улыбку от уха до уха! Я лично влюбился. Ещё во время нашего первого знакомства. Несмотря на то, что в ту ночь в лесу стоял непроглядный мрак, мне удалось разглядеть, как из тёмной лесной чащи ко мне навстречу, сверкая острыми зубками, выползает маленькое нечто. Этим «существом» оказалась моя доченька.
У моей дочери узнаваемая внешность. Если бы довелось её увидеть, сразу сообразили, что перед вами отпрыск того самого вечно скитающегося волшебника. Она такого небольшого роста — еле достаёт до пояса. Когда мы с дочерью кочевали, её удобно было садить в наплечный мешок. Мы как не разлей вода: даже в далёкие-предалёкие города ездили вместе. Пока я выступал перед народом, доченька сидела тихонько и смирненько за игрой с колбочками-скляночками магических зелий.
Моя дочь росла не по дням, а по часам. Её зубы росли и росли. Отёчные дёсна «рождали» новые острые отростки. Они скорее напоминали клыки. В остальном она старалась не отличаться от детей, с которыми хотела играть. Подобно остальным детишкам, нервничала и грызла всё подряд: книжки, магические реквизиты, мои пальцы… Однажды ей случайно удалось открыть зубами одну из баночек в рабочем мешке. Открытие оказалось печальным. В баночке содержалась горючая жидкость для трюков с огнём. Содержимое выплеснулось на её нежное детское тело. Левая ножка практически полностью лишилась шерсти. Шерсти? Да, тело моей доченьки было покрыто густым волосяным покровом. Говорю же: мы очень с ней похожи, хоть я и человек.
Приходилось ставить ограничения. Вернее, выстраивать из запретов целые крепостные стены, вроде тех, что внутри города отделяют состоятельных жителей от людей меньшего достатка. Однако стены возвышаются над всеми одинаково: они защищают от внешних врагов, они ограничивают живущих внутри. Доченьке хотелось видеть мир… как её отцу, который любил встречать рассветы в новых местах. А я должен был делать всё, чтобы каждое утро всходило солнце. Доставать горящий шар из рукава мантии — сложное занятие, отнимающее много времени. У меня не оставалось ни минуты, чтобы показать мир маленькому монстрику, спустившемуся со страниц бестиария. Не говоря уже о том, чтобы представить её миру.
Каким бы непроглядным не казался забор запретов, из-за него должны были явиться стражники по наши души. Я знал, что люди в сверкающих латах и с длинными мечами рано или поздно заберут мою названную дочь. Люди короля сжигали рыжих, порабощали чёрных, погребали заживо травников, заливали раскалённой медью рты неподкупным глашатаям… как бы они поступили, если нашли того, кто внешне совсем не схож с ними?
Сцена из будущего, к сожалению, появилась не в плоскости магического шара, а в родительском сердце. Печальной истории суждено было сбыться в бесчувственном неволшебном мире. Горе-отца и его чадо преследовали не только попутные ветры. На дороге в предместье столицы нас выследил королевский патруль.
Солдатам показалось странным, что я разговариваю с наплечной сумкой. Одним рывком они сорвали её с меня. Они разрезали мешковину мечом. На дне рабочего мешка прятался маленький монстрик, весь взъерошенный и испуганный. Королевские солдаты застыли на месте, не понимая, что с ним (вернее, с ней) делать. Воспользовавшись замешательством, я убежал в чащу. Из-за густых деревьев, что своими ветвями-руками пытались закрыть глаза, ещё можно было видеть слёзы дочери.
Отбежать дальше я не мог. Страх полностью сковал тело. Железную хватку первозданных чувств можно сравнить разве что с орудиями пыток. Безумными от горя глазами я смотрел, как один из ублюдков в доспехах вцепился ребёнку в загривок и хотел было оглушить. Моя дочь умудрилась избежать удара рукоятью меча. Извернувшись, она лишила обидчика пальца, лишь слегка дотронувшись зубами его руки. Кровь стала бить родником из открытой раны. Солдаты оцепенели от неожиданности. Дочка, напротив, не ждала ни секунды и рванула в чащу леса. Мы бежали вместе весь день. Сердца бешено колотились, а мысли даже не успевали найти пристанище в головах. Лес размылся. Только силуэты массивных деревьев, мелькающих перед глазами, напоминали, где мы находились. Когда ночь тёмной плащаницей скрыла небесное светило, можно было наконец позволить себе отдохнуть.
Моя дочь верила в магию. С трепетом смотрела на все те сценические трюки, которые я искусно исполнял перед зеваками. Когда мы оставались наедине, просила научить хотя бы самому лёгкому — пускать «колдовскую пыльцу» другим людям в глаза. Дубовая магическая палочка в руках и публика буквально замирала от одного движения. Сказка, что я показывал людям, в какое-то время была реальнее самой реальности. Теперь же после побега от солдат и без того большие глаза дочери наполнились слезами и разочарованием. Девочке просто-напросто не верилось, что такой великолепный маг не смог взять силу природы и направить её против обидчиков. Сбить стражников огненным шаром, создать бурю, обрушить на них стену воды или разверзнуть под ними землю… Она взахлёб перечисляла все магические способы, которыми я мог бы победить врагов. Она верила в меня. «Верила», ведь догадывалась, что я ни на что такое в реальности не способен.
Был ли я хорошим отцом? Люди говорят, что любящий родитель имеет ласковое прозвище для своего
