История пиратства. От викингов до наших дней - Питер Лер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр Эксквемелин (ок. 1645–1707) также подался в буканьеры, пройдя опыт неволи. Он живо описывает свое богатое событиями плавание на Тортугу в 1666 году на борту 28-пушечного французского корабля St. Jean и рабский труд на местных плантациях{148}. К счастью для Эксквемелина, его жестокий первый хозяин перепродал его корабельному врачу, который хорошо обращался с ним и дал вольную уже через год. Свой следующий шаг, предпринятый в 1669 году, Эксквемелин описывал в таких выражениях: «Будучи теперь на свободе, но подобен Адаму, когда он был создан Богом, то есть наг и лишен всего необходимого человеку, не зная, как добыть средства к существованию, я решил присоединиться к порочному ордену пиратов, или морских разбойников»{149}. Проще говоря, он стал буканьером. До 1672 года Эксквемелин оставался в их рядах, а потом написал свое знаменитое сочинение «Буканьеры Америки» — одно из самых авторитетных свидетельств пиратской жизни. Все эти истории мужчин и женщин, ставших пиратами, показывают, что, когда им выдался шанс, они ухватились за него, — другие на их месте, вероятно, выбрали бы другой путь.
Матросы, джентльмены и торговцы
Идея пойти в пираты привлекала порой даже сухопутных крыс, что уж говорить о морских волках. В Англии конца XVI века опытный матрос мог рассчитывать на 1 фунт и 10 шиллингов за трехмесячную службу на военном корабле королевского флота, а капер мог заработать огромную сумму — свыше 15 фунтов{150}. Неудивительно, что именно опытные моряки, которые на суше оказывались на задворках «уважаемого» общества, образуя маргинализированный низший класс, составляли основную массу новобранцев на кораблях пиратов и приватиров. Пример тому — карьера английского пирата и корсара XVII века Джона Уорда (ок. 1552–1622). Выходец из бедной семьи, он был рыбаком прибрежного лова в Кенте, а потом подался в каперы. С течением времени он дослужился до звания капитана. Когда в 1603 году английский король Яков I отозвал все каперские лицензии, у Джона Уорда не оставалось иного выхода, кроме как поступить в королевский флот простым палубным матросом. Лучшие его годы остались позади (к тому времени Уорду было около 50 лет), и, непривычный к суровой флотской дисциплине, Уорд при первой же возможности стал пиратом, собрав вокруг себя небольшую группу матросов-единомышленников, чтобы угнать оставленный без экипажа, но готовый к плаванию баркас, стоявший на якоре в гавани Портсмута{151}.
Как и в столетия, предшествовавшие 1500 году, не только «отверженные» решали заняться пиратством, чтобы избавиться от (относительной) бедности. Многие «джентльмены-авантюристы» королевы Елизаветы I пускались в пиратские приключения, чтобы обеспечить себе расточительную и крайне дорогую придворную жизнь. Некоторые из них, такие как сэр Уолтер Рэли (ок. 1552–1618), не вылезали из долгов, в то время как другие балансировали на грани банкротства и позора в зависимости от финансового успеха или неудачи их экспедиций. Хороший пример — современник Рэли, сэр Мартин Фробишер (ок. 1535–1594){152}. Нелестный портрет, составленный одним биографом, уничтожает Фробишера единственной едкой фразой: «Несмотря на свое хорошее происхождение, он был неотесан и лишь едва обучен грамоте, а жизненный путь его, который он начал неумелым, низкооплачиваемым пиратом… должен был закончиться на виселице»{153}. Тем не менее могущественные друзья и придворные покровители Фробишера пристроили его командовать небольшой эскадрой, перед которой была поставлена задача преследовать пиратов в Ирландском море, — неудачная попытка превратить пирата в охотника за пиратами (подробнее об этом ниже) — а позднее ему поручили найти Северо-Западный проход. Предприняв в 1576–1578 годах три плавания, Фробишер не смог найти проход, а привезенная им из экспедиций якобы золотоносная руда оказалась никчемным железным колчеданом, зато он исследовал берега Баффиновой Земли (один залив на северо-западе этого острова позднее был назван в его честь заливом Фробишера). Каким-то образом эти исследования, а также доблесть в борьбе против испанской Непобедимой армады в 1588 году (за что он был посвящен в рыцари) помогли Фробишеру сгладить как финансовый, так и изыскательский неуспех его экспедиций, а также мутную историю с негодной железной рудой. Противоположный пример — сэр Фрэнсис Дрейк (ок. 1540–1596). Несколько успешных экспедиций сделали его вторым из двух самых богатых пиратов в истории: его личное состояние оценивается примерно в 90 млн фунтов стерлингов (115 млн долларов) в пересчете на современные деньги{154}. К тому же удачные плавания Дрейка обеспечили ему стремительный взлет из самых низов феодального общества, которому была не слишком свойственна социальная мобильность. Девиз Дрейка — Sic parvis magna («Великое начинается с малого») — явно отражал это феерическое восхождение.
Но не только английская знать подвизалась в пиратстве — не чужды этому занятию были и купцы. Границы между законной торговлей и запрещенными контрабандой и пиратством были весьма размыты: при случае купеческий корабль мог легко превратиться в пиратский. К примеру, в 1592 году некий капитан Томас Уайт, возвращаясь домой после совершенно законного торгового плавания из Лондона к Варварийскому берегу, попутно, без лишних раздумий, захватил два встреченных им крупных испанских судна, несмотря на ожесточенное сопротивление их команд. Награбленное: ртуть, вина, молитвенники в золоченых обложках и даже несколько папских булл — оценивается примерно в 20 000 фунтов, или 2,6 млн фунтов (3,4 млн долларов) на современные деньги{155}. Не считая подобных счастливых встреч, некоторые наиболее предприимчивые купцы порой поддавались соблазну снарядить собственную экспедицию. Можно даже сказать, что в эпоху Елизаветы I купцы представляли наиболее важную социальную группу среди заинтересованных в каперстве и даже пиратстве, особенно когда речь шла о финансировании подобных предприятий{156}. Примерно в то же время на другом конце света чиновник империи Мин с горечью констатировал, что купцами и пиратами являются, в сущности, одни и те же люди: «Когда торговля разрешена, пираты становятся купцами. Когда торговля запрещена, купцы превращаются в пиратов»{157}.
Некоторых джентльменов склонял к пиратству скорее дух приключений, нежели жадность или недовольство жизнью. Таким был Стид Боннет (ок. 1688–1718). Хорошо образованный, книголюб, он был богатым землевладельцем на Барбадосе и майором местного ополчения и вел вполне мирную и благопристойную жизнь, пока в 1717 году не вздумал стать пиратом, вероятно со скуки. Действовал