Убийство журналиста - Роман Булгар

А мальчик-то подрастал, и мать на его шестнадцатилетие привела в дом женщину, преподавшую Виталику необходимые уроки, практически восполнив пробелы в его половом воспитании. Для полного закрепления пройденного материала она приходила к ним еще несколько раз…

К этому времени он покуривал, попивал винцо на деньги, которые дворовая ватажка себе добывала, выходя на промысел и ловко шаря по карманам в переполненных вагонах трамвая в часы пик.

Не прошли даром уроки, преподанные Виталику старшим дружком. Тот, правда, пошел уже на вторую свою отсидку. Костик попался на том, что подрезал сумочку у одной стильно одетой дамочки. Фря оказалась подружкой крутого начальника. И местная братва сдала своего человечка в обмен на то, чтобы от нее отстали и не мешали ее промыслу.

Виталик приглядывался и плотоядно облизывался на дочку прислуги Клавки, которую знал с самого детства. И росли они, когда были еще маленькие, как братик и сестренка. Мать девочки всегда брала дочку с собой, и та могла целыми днями находиться в квартире Иванчуков.

Простодушная Клавка, не задумываясь, загоняла детишек в ванную, когда те чумазые, грязные и перемазанные возвращались с улицы.

Бывало, что и спали детки в одной узкой кроватке. Когда родители мальчика разъезжались по своим командировкам, Клавка у них ночевала. Дети баловались, шумно шалили, играли «в доктора и больного». Всем известные шалости. Вместе росли и нисколько друг друга не стеснялись.

Частенько Виталик сам ходил в гости к подросшей Леночке, когда та, начала отчего-то избегать его родителей и перестала у них появляться.

Понимала, что не ровня она им всем, Иванчукам. А вот мальчика она никогда и нисколько не стеснялась. И с ним одним соглашалась ходить купаться на море, ночью, совсем голышом. Страшно и дико романтично. Девочка всерьез считала его своим парнем. Наивно полагала она, что когда вырастет, то обязательно выйдет за него замуж. Поэтому Лена могла позволить ему делать с собой все, что только он ни пожелает.

Виталик чувствовал это и понимал, когда взасос целовал ее, когда его рука крепко сжимала юную и нежную грудь, когда целовал напрягшиеся соски. Рука его бродила по девичьему телу, не зная никакого стеснения. А Леночка прикрывала глаза, покусывала губы и тяжело дышала.

Она ждала. Но что-то парня все сдерживало и не давало сделать ему один последний оставшийся шаг. Познавший к тому времени женщину и даже не одну, он никак не мог переступить черту. В нем еще боролись остатки того хорошего, что вместе с генами от рождения было заложено в нем, но со временем методично вымывалось под прямым воздействием получаемого им от матери и от бабки, во дворе и в школе воспитания.

Он помнил слова матери о том, что такие, как Леночка, в невестки ей не годятся. И никогда мать не примирится с тем, что он когда-нибудь женится на нищей девочке. Может, именно это и останавливало его от самого последнего шага. Может, он тогда еще не хотел, одним махом сорвав этот чудный цветок, поломать ей всю дальнейшую судьбу.

А она этого не понимала и сама торопила, летела навстречу своей судьбе. Лена все больше и больше недоумевала. Ну, почему ее Виталик все не хочет воспользоваться щедрым даром, который она совершенно бескорыстно готова ему преподнести, хоть прямо сейчас и здесь…

Но время неумолимо шло, приближало к неминуемой развязке, и с каждым разом остановиться было все труднее и трудней. И вот случилось то, что обязательно должно было случиться. Родители с утра уехали на дачу, и Виталик в тот день бездумно затащил смущенную девушку, несмотря на все ее кажущиеся слабые протесты, к себе домой.

Как обычно скинули одежды и устроились в его узкой кровати. Две юные упругие груди нависли перед его лицом, дразня и возбуждая его. Они оба тяжело дышали, и тогда Леночка, решившись, потянула парня на себя. Сами собой согнулись в коленях и раздвинулись ее ноги. Зов дикой природы двигал ею, отбросил в сторону все сдерживающие условности.

Самка сама осознанно поманила самца, почувствовав, что полностью созрела для этого шага. Сама обхватила и направила парня, раздвигая узкие хрящики. Мгновенная острая боль пронзила все тело и тут же пропала, ушла в сторону. Осталась одна сладкая мука.

Сладкая и тягостная мука, выворачивающая все внутренности и жилы. Она столько ждала этого момента и была готова. И тело ее было готово. Вспышка и взрыв не испытанных дотоле эмоций…

Они убегали с уроков. Чувственное наслаждение захватило их обоих, и они стремились снова и снова испытать это упоительное чувство.

Но пришло неотвратимое, и случилось неизбежное. Как-то Леночку затошнило, потом снова. День за днем. Труднее всего было скрыть свое болезнетворное состояние от матери. А Виталику она вообще ничего не говорила и не показывала, что с ней творится что-то неладное…

Спустя годы, Лена поняла, что сама загнала себя в жизненный тупик. Тем, что вовремя не открылась своей матери. Тем, что твердо не настояла на немедленной свадьбе. Впрочем, о свадьбе в те дни речи и не шло.

А Клава опомнилась, до нее дошло тогда, когда увидела, как дочка стоит перед зеркалом и разглядывает свой выпирающий живот.

– Кто, кто отец? – только и хватило у нее сил на то, чтобы спросить.

Считая, что ей нечего скрывать, девушка простодушно открылась.

– Вот дура! У-у-у! – мать села камнем на пол, покачивая головой, противно завыла, уткнулась лицом в свои ладони. – Что же ты наделала!

Любовно оглаживая животик, Лена поспешила успокоить ее:

– Мама, мы поженимся. Вот… школу окончу…

– Поженитесь? Он тебе обещал? – бесцельно бегающие сумрачные материнские глаза замерли, ожидая неминуемого приговора судьбы.

Бедная женщина испустила тяжелый вздох. Нет, он не обещал. Иного ответа она и не ждала. Чтобы Иванчуки и породнились с ними?! Скорее небо обрушится на землю, чем этакое событие произойдет.

– О ребенке он знает? – подозрительно косясь на дочь, спросила она.

– Нет…

– Ох, дура! Какой срок? – тяжело вставая, запричитала Клава.

– Пятый месяц пошел.

– Пропали мы! Пропали! – мать рухнула на пол. – Что ты, доченька-то, наделала? Сама себя погубила! Куда мы пойдем с таким сроком? Кто же сможет помочь в беде? К кому пойти, с кем поделиться бедой…

Виталик неопределенно пожал плечами. Правду сказать, застарелая связь к этому времени стала его тяготить. Слишком уж разными людьми они оказались, по-разному смотрели на жизнь. Ему с Леной даже не о чем было поговорить. Ни одного общего интереса. Он пришел домой и рассказал матери о возникшей проблеме.

Надя постучала его по открытому лбу:

– Я тебя, дорогой мой сын, предупреждала, чтобы был поосторожнее в выборе. Но… да ладно. Я найду, чем заткнуть им всем рот!

И сын в этом был с ней солидарен, чужие вовсе люди, единственно…

– А как же быть с ребенком? – осторожно спросил он.

– А что тебе ребенок? – мать махнула рукой. – Пусть себе растет. Со временем сам определишься с тем, нужен он тебе или нет…

Мать провела воспитательную беседу со своей прислугой. А Клавка, в свою очередь, объяснила все своей дочери. Возникший инцидент был исчерпан. Скандал не возник. Слух был задушен в самом зародыше. По-прежнему молчаливая Клава приходила и убиралась у них в доме. Только почти не улыбалась и в сторону Виталика старалась она не смотреть.

Все десятиклассники сдавали выпускные экзамены, а Леночка лежала в больничной палате и, глотая горькие слезы, крепко прижимала к себе красный кричащий комочек, только что родившуюся дочурку, желанную и уже любимую, отца у которой не стало задолго до ее появления на свет.

Пешком и на руках Лена принесла гугукающий и попискивающий сверток домой, положила его на свою кроватку и расплакалась. Детство и юность у нее закончились одновременно. А впереди ее ждала тяжелая и суровая взрослая жизнь, полная невзгод и лишений…

V

К зданию подъехали зеленоватый Уазик и серо-голубой ГАЗ-53. Из армейского вездехода вышел солидный мужчина. Навстречу выбежал военный комендант гарнизона. «Воронок» загнали во внутренний двор комендатуры. Поставили его впритирку у самого крыльца гауптвахты.

У противоположного бордюра возле типового гастронома крадучись припарковалась темно-вишневая «шестерка». Водитель надвинул на глаза кепку и откинул голову назад. Сделал вид, что он спит. Давно, наверное, уже спит. Сосед его справа взял в руки растрепанный дешевый журнал, раскрыл посередине и уткнулся в него своим взглядом.

На гауптвахте срочно появился начальник караула с большой связкой ключей. Сколько камер, столько на ней и ключей. На каждой двери свой замок. Выводной подскочил и открыл нужную камеру. Никто не кричит: «Руки за спину!», «К стене!» Хоть и тюрьма, но тюрьма военная. И здесь свои особые порядки, и отношение совсем другое. И в роли тюремщиков выступают курсанты военных училищ и обычные солдаты из линейных частей. Они заступают на сутки. Сменяют друг друга.