Хозяин воды и травы. Черный венец - Маргарита Преображенская

Маргарита Преображенская

Хозяин воды и травы. Черный венец

Часть I. Перекрёсток миров

В реанимационном зале было тихо. Эти стены видели множество смертей и чудесных выздоровлений. Ванда давно перестала задаваться вопросом, почему всепрощающий Бог убивает милых невинных детей и оставляет жизнь отъявленным преступникам? В конце концов, это не входило в круг обязанностей врача-реаниматолога. Она просто выполняет свою работу, и всё! Остальное… Она отгораживалась от этого ледяными стенами безразличия. К тому же, как говорится, «ко всему-то подлец-человек привыкает». Около одной из больничных коек Ванда вот уже несколько дней задерживалась дольше других. Сначала она пыталась обмануть себя тем, что этот больной очень нестабилен и ему требуется постоянное наблюдение, но потом решилась признаться себе в том, что никак не желало быть вытесненным за ледяные стены: ей нравился этот мужчина. Он был красив даже сейчас, когда находился одной ногой в могиле, но не это привлекло внимание Ванды. Красивых много и здесь, и в том мире, где все пока живы и относительно здоровы. В этом человеке было нечто необъяснимо притягательное, нечто неземное, словно Бог спустился с небес в это мрачное место или тот прекрасный герой из сказки, которую она знала с детства, вдруг стал реальным, шагнув в эти стены со страниц книг. Ванда пыталась отбросить странные мысли, которые неизбежно роились у неё в голове, но они вопреки ожиданиям не отступали ни на шаг.

Возвращаясь домой, Ванда чувствовала, как усталость тяжёлым злобным монстром висит на её плечах. Последние дни февраля были холодными и ветреными, но сегодня погода, словно сжалившись над ней, дарила тихий, приятный, почти сказочный вечер. Искусник-Мороз снова сотворил чудо, покрыв всё вокруг затейливыми снежными полотнами, слегка мерцающими в лучах фонарей. Ванда невольно остановилась и внимательно взглянула на куст жасмина, грустивший всю зиму за низеньким металлическим забором. Казалось, он снова зацвёл, только вместо лепестков красовались причудливые инеистые грозди, великолепно гармонировавшие со спящими под слоем снега ветвями. «Зима – это смерть, за которой приходит воскрешение и перерождение, холодный, но прекрасный сон…» Думая так, Ванда кое-как доплелась до квартиры и рухнула на диван, так и не включив телевизор. Не хватало сил даже на то, чтобы заглянуть в социальные сети или позвонить подругам. Дома её встретили тишина и пустота – привычные спутники одиночества. Она давно перестала переживать о том, что не может вспомнить огромный кусок своей прошлой жизни, не смотря на все старания врачей. Всё неприятное и мрачное Ванда научилась бесконечно отодвигать на второй, третий, двадцать пятый план. И в этом ей очень помогали изнуряющая работа и сон, за которыми она пряталась от всего, что бередило чувства, пряталась, словно жасмин под снежным покрывалом. Но сейчас эти восхитительные способы были под угрозой срыва, и всё из-за какого-то пациента.

Ванда провалилась в страну волшебных грёз, как в некое нереальное пространство, и там в этом пространстве, постепенно неожиданно начали проступать странные очертания чего-то необыкновенного. Когда-то она верила в эти видения, стараясь вникнуть в их скрытый смысл, воспринимая их как подсказки, но постепенно это стало не нужным. Ванда уже много лет не видела снов. Возможно, так происходило потому, что обычно она ложилась спать далеко за полночь, так и не дав мозгу расслабиться и отдохнуть, а, может быть, взрослым уже и ни к чему видеть что-то в тёмных далях тонких миров. Поэтому этот удивительный дар Морфея казался знаковым и вещим.

Стены пещеры были холодны и дышали тёмной и вечной силой смерти. Длинная хламида, ниспадавшая с её плеч, как водопад мрака, местами искрящийся вкраплениями драгоценных камней, оканчивалась струящимся шлейфом сзади, и была увенчана сверху роскошным воротом, эффектно возвышавшимся над остальным ансамблем и доходившим ей до мочек ушей. Ванда знала свою роль здесь, в этом пугающе реальном сне. О ней ей напоминали бесконечные отражения в ледяных зеркалах, украшавших длинный коридор, казавшийся бесконечным. И эта мрачная роль, хотя и несколько отягощала её существование, но всё же нравилась ей. В подземном зале у алтаря были разложены отрезанные головы в золотых чашах. Когда-то их обладатели были чародеями, дерзнувшими совместно выступить против неё. Битва длилась всего несколько дней и закончилась для нападавших весьма неудачно. Их головы было решено оставить на память, сохранив им способность мыслить, но абсолютно очистив воспоминания. Каждая из них могла бы послужить символом могущества. Ведь любое могущество лишь со стороны кажется прекрасным и безраздельным, на самом деле это лишь отрезанная голова в золотой чаше.

Почувствовав присутствие, головы открыли свои мёртвые глаза и начали бормотать сначала что-то тихое и невнятное, что по мере её приближения сложилось в чёткую и уже привычную ей фразу:

– Послание для Верату Некроманта Запада.

– Я слушаю, – её голос разливался по залу тяжёлым свинцом.

– Поклон и прошение от короля Имеллина.

– Чего он хочет? – Верату прошлась по залу, выдавая лёгкое нетерпение.

Ох, уж эти короли! Бросаются во все тяжкие, очертя голову, вместо того, чтобы хладнокровно оценить свои возможности и последствия.

– Исцеления для его дочери, – сказали головы. – Он готов заплатить её вес золотом или всё, что вы скажете.

Верату усмехнулась. Наконец-то Малеарн попадёт в её вечные должники. Тот, кто был столь непокорен и враждебен, восхитительно спляшет под её дудку. И пляски обещают быть очень продолжительными. Но разве её цель – золото?

– Сообщите его величеству о моём согласии. Я жду его к ужину. В качестве оплаты пусть принесёт мне тот редкий пергамент из его библиотеки, который никто из мудрецов не смог прочесть за последние столетия. Ничто другое меня не интересует.

Головы на миг закатили глаза и замолчали, передавая послание, а потом снова уставились на Верату.

– Что-то ещё? – недовольно спросила она.

– Бароны Чёрных Пустошей шлют вам заверения в вечной дружбе и верности, – сказали головы.

Верату саркастически осклабилась. Дружба и верность… Иллюзии, придуманные людьми. Тем более забавно было слышать такое от баронов, имевших все шансы вполне законно заявить свои права на титул самых отъявленных негодяев этого мира. Верату признавала только взаимовыгодное сотрудничество. И всё, что можно было получить от этой парочки, было выжато до последней капли в ходе прошлых совместных предприятий.

– Ближе к делу! – жёстко сказала Некромант. – Что им нужно от меня?

– Смерть их главного врага – короля Имеллина, – головы с интересом взглянули на хозяйку.

«Ну конечно! Чего же ещё желать этим животным?» – Верату покачала головой, а затем холодно и чётко произнесла, словно отрезала:

– Баронам отказать.

Головы удивлённо взглянули на свою госпожу. Лишившись тел, они не утратили способности анализировать события, что иногда её очень утомляло, как и любые попытки умничанья. Но в данном случае, пожалуй, посредники были правы.

– Не напрямую, – добавила она через секунду уже более мягко. – Назначьте им цену, которую они никогда не смогут мне заплатить.

Ярко представив себе гнев и взрыв эмоций баронов после получения её ответа, Некромант вышла из зала, чтобы отдать приказания неупокоенным душам и мертвецам, которые давно и исправно несли ей службу. Друзья из баронов были те ещё. После завуалированного отказа непременно последует нападение на её драгоценного гостя, что совершенно не входило в планы Верату. Интересно, если бы Малеарн узнал, насколько он ценен для неё, стал бы он торговаться за нужный ей свиток? А, впрочем, Его Величество не способен на такие отвратительные поступки. Благородство короля Имеллина стало уже легендарным, как и её вероломство. Думая так, Верату послала свой эскорт Малеарну. Парни в некоторой стадии разложения были несказанно хороши в бою, а мёртвые птицы вполне гарантировали защиту с воздуха.

Король будет жить.

Какое-то время…

Вот сейчас он, ничего не подозревая, в компании своего пажа прогуливается по парку в ожидании её посланников. Верату прикрыла веки, разглядывая внутренним взором эту странную пару. Юный паж пульсировал жизнью, словно ярчайшая звезда, король же, напротив, был мрачен и, как будто, надломлен долгой борьбой с собственной судьбой.

И, тем не менее, жить дальше суждено только ему. Верату чувствовала, что весёлый юноша, наперсник короля, скоро умрёт. Печать смерти у него на лбу была ещё очень нечёткой, она бы не взялась сейчас предсказать, как и почему мальчик расстанется с жизнью. А, впрочем, какая разница? Смерть есть смерть.

Верату взглянула в одно из зеркал своего бесконечного коридора, созерцая, как на его раме проступают кровавые символы, словно цепь чьих-то следов. Принесённый в жертву вор, пытавшийся облегчить дары от её очередного должника на энное количество мер золота, пришёлся как нельзя кстати. Дар предвидения, всколыхнувшись от кровавого подношения, страшным монстром поднимался внутри, захлёстывая мысли и чувства волной холода от единения с неведомым, тем, что ещё не свершилось, но свершится. Это была нестерпимо яркая вспышка, всплеск разбивающегося вдребезги льда, и Верату, вернувшись в реальность, снова взглянула в зеркало.