Дорога моей земли - Алексей Недогонов

«Я взвешивался в детстве…»

Я взвешивался в детствена весах,дивясь, как цилиндрические гирискользили на размеченном шарнире.И все.Но я не знал о чудесах,не знал, что мнеза мелкую монетуони тогда —до точности почти —смогли в своих делениях найтимой вес —мое давленье на планету.

1946 г.

Спасение тишины

Археолог-старикпо костям, черепам и монетамназовет вам эпоху,расскажет о быте племен.Мало нашей земли —он мечтает пройтись по планетам,составляющим азбукудревних и новых времен.

Век ученого старца,как сон лошадиный, недолог.Перед смертью своеюон знать не желает того,что далекий потомок,такой же, как он, археолог,не узнает собратаи выбросит череп его.То же будет и с дальним потомком…

Монетами, камнем, костямии архивами бредит сосед мой —истории бог.

Мне старик благодарен,что я занимаюсь гвоздямии смоленою дратвойдля новых солдатских сапог.

1946 г.

Тетеревиная охота

Он под Изюмом бил «кукушек»пониже глотки, выше ушек,и вот, придя с войны домой,пошел на птичий мир войной.

…Весна по рощам, по яругампоет последним ручейком.Казак вдоль пойм, росистым лугом,сквозь ночь идет с дробовиком.

«Успеть! На зорьке — час пирушки…»Лесной полночный мир угрюм.Казак услышал: на опушке —тетеревиной свадьбы шум.

Лес поделился бугровиной,устроил казаку привали свадьбою тетеревинойохотника зачаровал.

Казак сидел, глядел и думал:вот посижу, мол. Подожду, молПотом…

А тетерев, квохча,то вскинет клюв, то полукругомвдруг выгнет крылья — и к подругам…Пора влюбленных горяча!

Лес на заре запел на диво.Казак в сторонку отошели молвил: — Очень уж красиво! —и дробовик вложил в чехол.

1946 г.

«На закате в дымной хате…»

На закате в дымной хатехвастуны судачат день…Даже тополь на закатетень наводит на плетень.

Тот, кто в бой ходил на танке, —переходит на басы…Кот-мурлыка на лежанкеулыбается в усы…

1946 г.

Девичье ожидание

Тянет медом от гречида «страданьем» гармошки.Где вы, первые встречи,где вы, стежки-дорожки!

Дорогие девчата,песня зря не поется:все, что было когда-то,может, нынче вернется.

Огонек ожиданьязадрожит на окошке,и польются «страданья»задушевной гармошки.

Ой, подруженьки, еслиголубочек вернется,наша прежняя песняпо-иному споется.

Будет то же веселье…Эх вы, стежки-дорожки!Будет свадьбы похмельеда слеза от гармошки.

Ой, подружки-девчата,сердце радостно бьется:все, что было когда-то,непременно вернется!

1946 г.

Песня за околицей

Вешник с низины сдувает ручьи.Скоро ударят в садах соловьи.Мир зацветети запоетпервые песни свои о любви.

Ночи весенние схлынут на нет,вновь за околицей вспыхнет рассвет.Ой вы, луга,в дымке стога,в косах невесты ромашковый цвет!

Косы заблещут в росе-серебре,росы спадут на вечерней заре.Под вечерокмил паренектронет баян на колхозном дворе.

Песня расскажет, как выла пурга,как удалялся дымок очага,как мы в огне,там, на войне,в Пруссию гнали врага сквозь снега.

Спой, расскажи нам, как в грозном боюмы защитили Отчизну свою —труд городов,звезды садов,ласку невесты в родимом краю.

1947 г.

Байдарочка

Лодочка-байдарочкастрелой летит;в лодочке той парочкагребцов сидит.

Звезды, как фонарики,в воде горят:на родной Москва-рекецветной наряд.

Лодочка-байдарочкачуть-чуть скользит,в лодочке той парочкагребцов сидит.

Легкое движениечуть-чуть вперед:волею теченияее несет.

Не скользит байдарочка —чуть-чуть волна:в лодочке той парочка,а тень — одна.

Слушайте, товарочки,откроюсь я:то была в байдарочкес любимым я!

1947 г.

Вдоль реки Оки

Дуют-веют на свободеве-тер-ки.Едет парень на подводевдоль реки Оки.

Видит парень — в отдаленьепе-ше-ход:в то же самое селеньепочтальон идет.

Бьет возница два поклона, —что за честь?Парень рядом почтальонаприглашает сесть.

Дуют-веют на свободеве-тер-ки.Едут, едут на подводедвое вдоль реки.

Едут с песней мимо клена:«…Сад — мой сад!»Атакует почтальонановый адресат.

Взором ласковым балуя,в свой кол-хозза два с лишним поцелуяпочту он привез.

1947 г.

Мороз

Пришел мороз в мохнатой шубеи, крякнув, взялся за дубок.Переломил. Измерив глубии убедившись, что глубокстуденый Дон, он с диким рвеньемволну с волною так роднил,что их при взлетедуновеньемпронизывал и леденил.

Всю ночь, как рыба, Дон метался.К утру его сковали льды.Посередине все ж осталсялоскут синеющей воды.

Бежали к Дону казачата,мороз встречал их на пути:— Лед тонок, детки, рановато! —и не давал вперед пройти:

то схватит за уши,то щекиколючим холодом обдаст(он четверть неба на востокекармином выкрасить горазд).

Весь день он чем-нибудьда занят:то ивняком стрельнет в бору,то в палисадах партизанитпо всей станице ввечеру…

Так в окнах день за днем мигал он,шел синим светом в высоту,и у колодцев воздвигал онволшебных замков красоту.

Но март запел свежо и звонко.А он, морозец, всем назло,последний раз нажал —и тонков светелке треснуло стекло.

А утром видели мы сами,как захмелевши от побед,под ветровыми парусамивесна гналась за ним вослед!

1947 г.

Камень

Водою горной камень точится,потом в пылинку превращается;ему лететь, как прежде, хочется:он снова к звездам возвращается.

Он старца астронома радуетнесмелой искрой появленияи снова метеором падает,след оставляя на мгновение.

Планет извечное отчаянье —в могучих линзах отражение:какое долгое молчание,какое светлое падение!

1947 г.

Голубь

Над зданием посольстваплещет флаг.Ему ветра Замоскворечья внемлют.

Тревожен греческий архипелаг.Британский сумрак Турцию объемлет.Солдат имперский —не в краю родном —в Босфоре воду мира пьет из фляги.

В посольстве люди спят вчерашним сном:косые шрамы                     залегли                                   на флаге.Московский клен шумит перед окном.

Рассветом обрамленная стена,заря над всей Москвой(убей ее, попробуй!).

Перед резьбой посольского окнасидит он —красноклювый, крутозобый, —глядит в квадрат стеклянно-голубой,довольный голубиною судьбиной:любуется как будто не собой,а совестью своею голубиной.

Бог весть, откуда в этот сад гоним,он помнит все:и свет и мир полночный.

В окно следила девочка за ним,облокотись на подоконник прочный.Кремлевская заря взлетела на карниз,как та, что в будущемкоснется крыш Каира.Девчонка думала:«Вот — пидж оф пиис,по-русски это значит — голубь мира.Поэтому в Москве — покой и тишина…»

Наивная, она совсем не знала,что это голубь Кольки Шамшина —парнишки из соседнего квартала.

1947 г.

Роса благословения