Птицелов - Рослин Гриффит

— Да, у них сочетались интеллект и эмоциональность, и это воплотилось в искусстве, — согласилась Орелия.

— У римлян — уже иное, — продолжал Лайэм, думая, что Орелия кажется ему таким же удивительным сочетанием интеллекта и духа. — Стремясь поразить мир, они увлеклись украшательством.

— Значит, вам не нравится и декоративный стиль «beax arts» основной экспозиции выставки?

— Нет, — решительно заявил он. — Не нравится.

— Но ведь эти белые здания, которые, словно лебеди, плывут к линии горизонта, производят волшебное впечатление!

— Пожалуй, — подумав, согласился он, — вы правы. Это впечатляет. Но этот стиль хорош для выставки, где строения эфемерны и потом исчезнут как дым. А для настоящих городских зданий я этот стиль не одобряю. И надеюсь, что он не одержит победу в архитектуре будущего.

Орелия улыбнулась, закрывая свою папку для эскизов.

— Понимаю, вы — приверженец функционального стиля Сэлливэна.

— А вы?

— Мне нравится декоративный стиль, но я тоже не думаю, что ему принадлежит будущее.

Его не удовлетворил такой несколько уклончивый ответ, и он настаивал:

— Мне кажется, что архитектор должен считаться с потребностями современного мира!

— И вы уверены, что знаете эти потребности?

— Я о них догадываюсь, — улыбнулся Лайэм и добавил шутливо: — У вас хватает дерзости сомневаться в интуиции вашего работодателя?

Она тоже улыбнулась.

— Вы ведь сами проявляете твердость в защите своих убеждений! — Эта ее черта восхищала Лайэма.

— Да, хотя я стараюсь при этом не осложнять отношений с клиентами. Вряд ли моя позиция и ваша— противоположны, — уточнил он. — Я тоже люблю простоту и признаю гений Сэлливэна.

Лайэм был очарован Орелией, — какой интеллект, остроумие, обаяние! Он мог бы беседовать с ней часами.

Выходя из храма, она задала ему еще один вопрос:

— Ну, а ваш отец — какое направление в архитектуре признает он?

— Отец? Он достаточно практичен, чтобы принять направление Сэлливэна, и достаточно терпим, чтобы предоставить мне определять основную линию работы нашей фирмы.

«Она должна понять из. моих слов, — думал Лайэм, — на кого ей ориентироваться в фирме О'Рурков, если у нее есть намерение продвинуться по работе». А он уже был уверен, что она заслуживает продвижения. Орелия Кинсэйд не только красива и очаровательна, но умна и талантлива.

— А не прокатиться ли нам на колесе обозрения Ферриса? — спросил Лайэм, когда они вышли из египетского храма.

— О, вы согласны? — воскликнула Орелия. Ей хотелось захлопать в ладоши от радости. Купив билеты, они встали в длинную очередь. Орелия заметила хорошо одетых людей, обнаружив, с некоторым удивлением, что и люди из общества приобщаются к развлечениям простонародья.

— Это ваши знакомые? — спросил Лайэм, заметив ее пристальный взгляд.

— Нет.

— Я удивлен.

— Нечему удивляться. Я не веду светский образ жизни, и у меня мало знакомых в обществе.

— А я-то думал, что ваша жизнь — череда обедов, танцев и театральных премьер.

— Да у меня на это и энергии не хватило бы! — засмеялась Орелия. — Я предпочитаю заниматься своей профессией. Я ее люблю!

— Необычный образ жизни для богатой наследницы.

— Наследницы? У меня только скромный независимый доход, вот и все, — ответила Орелия, положив конец расспросам. При этом она подумала, что Лайэм не первый, кто интересуется ее финансовым положением, — необычно лишь то, что он ставит вопросы напрямик.

Они медленно продвигались вперед и, наконец, вошли в закрытую вагонетку колеса обозрения. Соседи прижали Орелию к Лайэму, она чувствовала тепло его тела и подумала, что, наверное, она ощущает случайное прикосновение даже сильнее, чем невинная девушка. Заходящее солнце золотило светлые волосы Лайэма и зажигало золотые искорки в его зеленых глазах.

На самом верху вагончик колеса на несколько минут остановился, и шестьдесят пассажиров с восторженными восклицаниями любовались чудесной панорамой. Блестело серебристо-голубое озеро, сиял на сером фоне города белоснежный игрушечный городок Выставки, оранжевый шар солнца катился к горизонту.

Лайэм наклонился к Орелии так, что она почувствовала его дыхание.

— Будущее ясно, как этот день, — сказал он.

— Вы предсказатель?

— Я выражаю надежду… как египтяне. Знаете, они изображали мир после смерти в своих гробницах не мрачно, а радостно. Они вовсе не были так привержены культу смерти, как считают ученые. Просто они страстно надеялись, что жизнь продолжится и после смерти.

«Какая интересная мысль! — подумала Орелия. — Она могла возникнуть именно у такого человека, который страстно любит жизнь…»

Вагончик опустился, пассажиры начали выходить. Орелия, выходя, оперлась о крепкую руку Лайэма. Потом он взял ее под руку, и они пошли к железнодорожной станции. По пути Орелия заметила в кустах целующуюся парочку и почувствовала, что румянец залил ей щеки, а груди отвердели. «Наверное, я смотрела на них как голодная, — подумала она, — неужели я развратная женщина?..»

Предавший ее Розарио успел пробудить страсть в теле Орелии… Она вздохнула, вспоминая его объятия. Рука ее, наверное, вздрогнула, потому что Лайэм спросил:

— Что-нибудь не так?

— Нет, все превосходно, — поспешно ответила она. Невероятно! Она на миг словно почувствовала себя в его объятиях.

— Я очень рад, что провел с вами эти часы, — сказал Лайэм. — Вы замечательная женщина! Мне нравится ваша прямота, ваш ум…

— А мне — ваши, мистер О'Рурк!

— Скажите-Лайэм! — попросил он и вдруг озорно улыбнулся. — Значит, вам нравится моя прямота… даже если вы находите ее садистской?

— Может быть, я не сразу разглядела ваши лучшие стороны.

— Может быть.

Толпа посетителей выставки притиснула их друг к другу, Лайэм обвил рукой плечи Орелии, защищая ее от людей, и ей показалось, что она могла бы часами находиться в его объятиях. Она затаила дыхание. Толпа становилась все гуще.

— Давайте переждем в сторонке, пока народу станет меньше? — предложил он.

Обнимая ее одной рукой, Лайэм свел Орелию с дороги. Все скамейки были заняты, они нашли убежище под деревом в цвету. Ветви низко свисали, укрывая их, воздух был наполнен ароматом.

— Как здесь хорошо, — сказала она.

— Да, чудесно. — Он сорвал цветок и погладил им ее щеку. Эта простая ласка обезоружила ее. Полускрытые от окружающего мира, они глядели друг на друга; потом он поднял ее подбородок и поцеловал в губы. Дыхание ее прервалось, но она не пыталась освободиться из объятий.

Глаза его потемнели, и выражение лица изменилось. Он привлек ее к себе и прильнул к влажным губам. Прижатая к широкой груди, Орелия ощущала сквозь тонкую рубашку его горячее тело. Она раскрыла губы под натиском его рта и обхватила руками его шею. Шляпка слетела с волос. Он был так красив, так желанен ей! Лайэм обнял ее за талию, прижав к себе, и она, изогнувшись, откинулась назад. Он угадывал каждое ее движение. Она почувствовала жар в межножье, и тогда только поняла, что он ласкает ее груди, обхватив их ладонями. Но сознание еще не помутилось, и окутывающий туман пронизала вспышка протеста.