Аромат розы - Джоан Смит

Джоан Смит

Аромат розы

Глава 1

— Да, миледи, придется изрядно поработать, — мрачно покачала головой Бродаган. — К этой куче рухляди и не подступиться.

Она называет меня и мама «миледи», потому что считает ниже собственного достоинства работать у какой-то простой миссис Баррон. В молодости она знавала куда лучшие времена и, когда жила в Ирландии, даже чистила картошку на кухне отеля «Дублин Хаус». Свой собственный титул «миссис» она тоже присвоила незаконно. Миссис Бродаган ни разу не довелось вкусить прелести законного брака. По-моему, все холостяки у нас в Кристендоме должны на коленях благодарить Всевышнего за то, что она не удостоила их своим вниманием.

Эта женщина заставит трепетать самого Аттилу. У нее могучие плечи, как у лошади, и рост пять футов десять дюймов[1]. Вместе с накрахмаленным белым головным убором она возвышается на добрых шесть с половиной футов[2]. Замысловатое сооружение, похожее на митру епископа, появилось у нее на голове одновременно с титулом «миссис». Раньше она была просто Абигайль Бродаган и носила обыкновенный скромный чепчик. Ее черные волосы год от года становятся все чернее. Теперь они приобрели какой-то неестественный блеск, как ботинки, начищенные фирменной ваксой. Она носит накрахмаленный белый передник и черное платье. По характеру она мрачная пессимистка, заранее чувствует приближение беды и обожает страдание. Мама говорит, что Бродаган не хочет удалять больной зуб, потому что получает удовольствие от зубной боли. Думаю, что мама, как обычно, немного преувеличивает.

Теперь, когда я отвела душу и перемыла все косточки бедной Бродаган, нужно, справедливости ради, добавить, что она отличная экономка и повариха.

Стоя на пороге, мы с мама размышляли, куда девать все эти вещи, так как решили перенести в эту комнату мою студию. Раньше здесь была спальня дяди Барри, брата мама. Он умер полгода назад.

Барри Макшейн пытался сделать карьеру, работая в Джон Компани, более известной под названием «Ост-Индская Компания», но ничего из Индии не привез, кроме скромной пенсии. Сначала он ненадолго отправился домой в Ирландию, а потом приехал к нам погостить, да так и остался, и прожил у нас в мансарде целых пять лет. Он сам настоял на том, чтобы мы брали с него плату за комнату и стол, как с обыкновенного постояльца. Дядя Барри не причинял нам много хлопот. Мы даже рады были, что у нас в доме есть мужчина. Папа умер за год до его приезда.

Теперь, после смерти дяди, я решила устроить в его комнате студию. Комната дяди большая, восьмиугольная, как нельзя лучше подходит для студии. Из окон открывается великолепный Кентский пейзаж: поросшие лесом холмы, бархатные лужайки и фруктовые деревья, живописно разбросанные как капли росы. В комнате много света, потому что окна с трех сторон. Удобно и то, что на мансарду ведет отдельная лестница. Однако, прежде, чем поселиться, здесь нужно как следует поработать — убрать лишний хлам и мебель, оставшиеся после дяди.

— Это вам пока не понадобится, — сказала Бродаган, качнув своей митрой в сторону кровати со старинными золочеными портьерами.

— Нет, конечно, но я оставлю письменный стол, пару стульев и, пожалуй, этот старинный комод, в нем можно держать краски и кисти.

Мебели в комнате было немного, но зато масса всякого хлама. Дядя привез из Индии несколько огромных чемоданов, набитых сувенирами. Тут были и яркие цветные шали, развешанные на спинках стульев, и подставка для зонтиков в виде ноги слона, доверху заполненная всякими безделушками. На столе стояла медная статуэтка лукаво улыбающегося многорукого Шивы. В шкафу, кроме одежды, лежали все те же коробки с сувенирами.

— Настоящая лавка древностей, — заключила Бродаган.

— Прямо не знаю, с чего начать, — сказала мама, огорченно оглядывая комнату.

Мама у меня женщина несовременная. Она похожа на изящную даму, сошедшую с картины Фрагонара. Маленькая, бледная, с миловидным личиком. Ее рыжие волосы уже слегка тронуты сединой, но пока еще не утратили своего блеска. Она все еще носила траур по покойному брату. Мне, как племяннице, достаточно было полугода траура, и уже в июне я снова стала носить цветные платья.

— Я велю Стептоу сходить за ящиками в подвал и перенести весь этот мусор на чердак, — сказала Бродаган, окинув презрительным взглядом кровать, шали, ногу слона и Шиву.

Мама принадлежит к числу женщин, которые никогда ничего не выбрасывают. Наш чердак до потолка забит старьем, которое копится уже двадцать шесть лет. Она подошла к кровати и осторожно погладила пыльные шелковые портьеры.

— Они приехали со мной из Ирландии, Зоуи, — произнесла она дрогнувшим голосом. Ирландия, да будет вам известно, считается у нас в доме священной страной. Если бы мама привезла оттуда кусок торфа, и он бы хранился у нас в Гернфильде как драгоценная реликвия.

— Не беспокойтесь, мама, Бродаган проследит, чтобы все это аккуратно упаковали.

Мама подошла к столу, взяла старую стеклянную чернильницу с отбитыми краями и стершейся крышкой, которая когда-то была покрыта серебром.

— Я помню, как Барри подарили ее на шестнадцатилетие. Все считали, что он будет писателем. Я поставлю ее на письменный стол в кабинете.

У нас на письменном столе уже стояли две чернильницы, но сейчас меня это не волновало. Важнее было убрать чернильницу из моей студии.

Мама ходила по комнате, одну за другой отбирала старые вещи и решала, где их лучше поставить. Но я не очень огорчалась, потому что восьмиугольная комната на самом верхнем этаже, и мама не будет сюда часто заглядывать. Я просто подожду, пока она уйдет и скажу Бродаган убрать старый ковер и портьеры куда-нибудь подальше, пока мама не приказала повесить их в парадной гостиной.

Печально оглядев комнату, мама вздохнула:

— Я пришлю Стептоу с ящиками. Бродаган, не забудьте чернильницу и осторожнее с портьерами, они очень ценные.

— Ступайте к себе вниз, миледи, мы весь этот мусор мигом отсюда вынесем.

Мама, наконец, ушла, а я стала доставать из шкафа дядины пиджаки.

— Шкаф пусть останется здесь, Бродаган. Он очень тяжелый и его лучше не трогать. Я буду хранить в нем свои вещи.

Бродаган сняла с вешалки дядин пиджак и задумчиво его оглядела.

— Да, странная все-таки штука — жизнь, — мрачно проговорила она. — Вот мистер Барри лежит уже на кладбище и трава растет на его могиле, а ведь он мне ровесник. Когда-то он считался самым завидным женихом у нас в Уиклоу. Даже знатные аристократки по нем вздыхали. Папаша надумал женить его на дочке лорда Мунстера, но он не захотел подчиниться отцовской воле и уехал в Индию. Жаль, что он там связался с жуликами, — добавила она не без злорадства.