Белое движение. Том 1 - Андрей Кручинин

Таким образом, приходится сделать единственный вывод: наличие или отсутствие ордена и оружия отнюдь не влияло на маскировку и безопасность графа Келлера, а отказ от них означал бы только – все равно, было ли это слово произнесено или нет, – капитуляцию русского полководца. Немцы были готовы спасти его от «петлюровского» плена… но, в сущности, тоже как пленника – уже своего.

Насколько это было очевидным? Обратим внимание на воспоминания юнкера В. В. Киселевского, одного из последних, кто состоял 1 декабря под командой Келлера, но свидетелем интересующих нас событий уже не являлся. «Немцы его хотели освободить… – рассказывает Киселевский (его мемуары по стилю напоминают стенограмму или расшифровку диктофонной записи). – И немцы предложили Келлеру: мы вас вывезем. Но ему сказали, что он должен отдать свое оружие… а у графа Келлера была шашка, личный подарок государя с надписью… а он говорит: я ее ни за какие коврижки не отдам… а немцы говорили: вы должны отдать вашу шашку как эмблему[86]… мы вас тогда вывезем… но он не отдал шашки, и его расстреляли… правда, не немцы, а позднее петлюровцы». И в данном случае не важно, приведены ли требования «немцев» текстуально (очевидно, нет), а важно существование именно такой интерпретации событий – предложения спасти Келлеру жизнь на условиях капитуляции, хотя бы моральной. Удивительно ли после этого, что Федор Артурович вспылил и отверг услуги «спасителей»?

«…Граф Келлер, – продолжает Епископ Нестор, – отбился от державших его немцев… и, поблагодарив германских офицеров за заботы о нем, резко повернулся обратно и пошел в обитель, а своему адъютанту приказал немедленно пойти в штаб петлюровских войск, занявших монастырь, и сообщить им, что он, граф Келлер, находится здесь, в монастырской келлии… Петлюровцы моментально перевели свой штаб в нижний этаж того корпуса, где поселился граф, и к его келье приставили часового». Другой свидетель – Нелидов – ничего не говорит о «роковом поступке», но его рассказ, дойдя до появления в монастыре противника, вообще становится довольно сбивчивым:

«Граф прилег отдохнуть. Вдруг вбежал монах и говорит, что приехали петлюровцы.

Полковник Пантелеев (адъютант графа) бросился в келью графа. Я с моими двумя ординарцами вышел в коридор, где вповалку спали богомольцы. На стук петлюровцев в дверь из кельи вышел Пантелеев. Петлюровцы вместе с ним вошли внутрь. Было тихо. Через несколько минут из кельи вышел граф, Пантелеев и другой адъютант Иванов, окруженные петлюровцами…»

Задумаемся теперь, не является ли «приглашение» врагов (которое по справедливости тоже трудно назвать иначе как капитуляцией) противоречащим характеру графа? – Но ведь за занятием монастыря «республиканскими войсками» должен был неминуемо последовать обыск. О собиравшихся здесь ранее офицерах и добровольцах Келлера, без сомнения, знали многие насельники и богомольцы, и шило в мешке утаить было бы невозможно, – появление же столь важной добычи, как недавний Главнокомандующий, естественно приковывало к графу все внимание «петлюровцев», и в немалой степени, вероятно, этому обстоятельству были обязаны жизнью те, кому, как Нелидову, удалось замешаться в толпу и впоследствии скрыться. «Приглашая» врагов, Келлер принимал на себя одного ответственность и фактически прикрывал своих недавних подчиненных. Доблестный воин остался самим собою и в эти тяжелые минуты.

Итак, граф и двое из его офицеров, пожелавших разделить судьбу начальника, – полковник А. А. Пантелеев и ротмистр Н. Н. Иванов, – оказались в плену. А уже через несколько дней, поздним вечером или ночью с 8 на 9 декабря (по другой версии – с 7-го на 8-е) на улице, якобы при переводе из одного места заключения в другое, якобы при попытке к бегству, генерал и его соратники были убиты. В «попытку к бегству» не верил никто, обстоятельства «перевода» также возбуждали подозрения, а потому и общепринятое заключение о смерти Келлера стало однозначным – «подло убит петлюровцами». Тем не менее стоит пристальнее рассмотреть обстоятельства произошедшего.

Прежде всего отметим, что Келлер был единственным из крупных военачальников гетманского периода, который попал в руки «петлюровцев» и на сотрудничество которого с Директорией не могло быть никаких надежд. Новая власть в принципе не питала злобы против своих недавних противников, коль скоро они переходили на ее службу, хотя имена Келлера, Скоропадского или Долгорукова представляли собою что-то вроде символов, и отношение к ним должно было быть иным, чем к «техническим работникам», аналогичным советским «военспецам». Для Директории, если говорить о мотивах убийства, граф Келлер был и оставался врагом – убежденным, сильным и непримиримым.

В то же время, по свидетельствам украинских авторов, в «республиканских войсках» после захвата Киева «пiшла п’яна й безжурна гулянка старшинства й отаманства», дорого обошедшаяся многим офицерам и просто мирным обывателям города. Так не оказались ли Келлер и его соратники жертвами «разгулявшихся»? Для ответа необходимо обратиться к источникам, повествующим об обстоятельствах преступления.

Одно из описаний, насыщенное подробностями, именно из-за них выглядит не совсем правдоподобным, тем более что рассказ по меньшей мере вторичен: «Арестованных повели по Большой Владимирской, мимо памятника Богдана Хмельницкого, по трамвайным путям, – повествует генерал В. Н. Воейков, проживавший тогда в Киеве. – Едва они достигли того места, где пути несколько отклоняются в сторону сквера, из засады, почти в упор, грянул залп. Сраженный несколькими пулями, упал полковник Пантелеев. Тотчас патрульные (конвоиры? – А. К.) открыли огонь в спину уцелевшим после залпа графу Келлеру и штабс-ротмистру Иванову. Граф был убит пулей в затылок, а штабс-ротмистр Иванов – пулей в голову и 4-мя штыковыми ударами. Окончив свою работу, доблестные республиканские солдаты разбежались. Трупы были взвалены на подоспевшую к месту убийства телегу, которая была отвезена в Михайловский монастырь и брошена сопровождавшими ее солдатами на произвол судьбы. Через некоторое время монахи доставили повозку с трупами в военный госпиталь». Интересно, что эта версия, очевидно нечувствительно для ее автора (монархиста и противника «петлюровцев»), оказывается в сущности оправдательной по отношению к официальным «республиканским» властям и войскам!

По Воейкову, картина получается следующая: арестованные и конвой были обстреляны из засады неизвестно кем. Правдоподобно предположить, что при неожиданном нападении конвой открыл беспорядочный огонь, а поскольку конвоируемые идут обычно впереди конвоиров, Келлер и его офицеры оказались расстреливаемыми со всех сторон. С такой интерпретацией не вяжутся только штыковые раны, но поскольку из рассказа неясно, кто их нанес и не появились ли они после бегства конвоя (как неясно и что за «солдаты» привезли тела убитых в Михайловский монастырь), никаких выводов по этому вопросу сделать нельзя. То же относится и к загадочной «засаде», о принадлежности и целях которой можно строить самые разнообразные предположения, но все они будут равно беспочвенными – оснований для какой-либо осмысленной версии повествование Воейкова не дает.