Пропавшая глава - Роберт Голдсборо

Зантересованность, отразившаяся на его лице, составила бы честь впавшей в летаргический сон мухе.

— Он вас ждёт? — спросил ленивец, едва не позёвывая. Услышав мой утвердительный ответ, он набрал на коммутаторе какой-то номер и прогнусавил в трубку мою фамилию. Затем кивнул, положил трубку и мотнул косичкой налево. — Вон через ту дверь. Примерно на середине коридора — дверь справа. Не заблудитесь.

Я бы сказал «спасибо», но не хотел отрывать его от книги, в которую этот бдительный страж уже успел погрузиться. Толкнув дверь, я очутился в длинном коридоре. Если в здании «Глобал Броадкастинг Компани» все было белым-бело, то здесь, определённо, поклонялись серому цвету, который преобладал решительно во всём, от стен до ковров. По обеим сторонам коридора через каждые несколько футов тянулись нескончаемой вереницей совершенно одинаковые двери с одинаковыми же табличками. Некоторые были приоткрыты, а внутри, в клетушках, едва вмещавших письменный стол и пару стульев, усердно трудились редакторы. Редактировали что-то, смекнул я.

Такому же занятию предавался и Кейт Биллингс, когда моя тень легла на порог его кабинета. Оторвав голову от кипы бумаг, он провел рукой по всклокоченной шевелюре и близоруко прищурился.

— Ага, Арчи Гудвин, сыщик наш пожаловал, — изрёк он без тени радости в голосе. — Заходите и присаживайтесь. — Он кивнул в сторону пары стульев, точно таких же, какие я уже видел в других каморках. На обоих стульях громоздились книги; я выбрал тот, на котором стопка доставала не до самого потолка, аккуратно освободил от книг и уселся.

— Да, извините, у нас немного тесновато, — пробурчал Биллингс. — Мне, к сожалению, некогда за порядком следить. — Он встал — я тут же прикинул, что роста в нем примерно пять футов и семь дюймов, — прошагал к двери, с грохотом захлопнул её и вернулся на место. — Только так здесь удаётся хоть ненадолго избавиться от приставак, — пояснил Биллингс, перехватив мой недоумённый взгляд. — Вечно перебивают. Итак, вы хотели поговорить про Чайлдресса. Валяйте, спрашивайте.

Облокотившись о стол, он опустил подбородок на ладони и изготовился слушать. Я решил, что ему лет тридцать пять, или даже на год-два меньше. Крепкая шея, волевое скуластое лицо, глаза почти черные, в крайнем случае темно-карие, с неизбежными для его профессии синими кругами внизу. Словом, Биллингс походил на человека, воспринимающего жизнь ответственно и серьёзно, и позволяющего себе улыбнуться всего раз в месяц или два, но не чаще. Вполне под стать безвременно скончавшемуся мистеру Чайлдрессу.

— Как я уже говорил вам по телефону, мистер Вульф ведет расследование по просьбе клиента, который полагает, что мистера Чайлдресса убили. Мистер Вульф тоже считает, что это так…

— А где доказательства? — проревел Биллингс. — И куда полиция смотрит? В газетах никто и словом про убийство не обмолвился. С чего вы взяли, что его ухлопали?

— Я вижу, перебивают тут у вас по обе стороны запертой двери, спокойно произнес я. — Вы мне сказали по телефону, что очень заняты, и это, несомненно, так. Однако мы покончим с делом куда быстрее, если вы хоть изредка позволите мне заканчивать уже начатые фразы.

Биллингс раздражённо махнул рукой.

— О'кей, досказывайте.

— Прямых доказательств того, что жизнь Чарльза Чайлдресса оборвалась не в результате самоубийства, нет ни у меня, ни у мистера Вульфа. Не располагает ими и наш клиент. Однако я давно убедился, что мистер Вульф, твердо уверовав во что-либо, затем неизменно оказывается прав. Так вот, он абсолютно убеждён, что Чайлдресса убили. — Согласен, начало довольно топорное, но должен же я был хоть как-то осадить этого грубияна. — Вы были знакомы с Чайлдрессом несколько лет, — быстро продолжил я, не дожидаясь, пока меня перебьют. — Как по-вашему, способен такой человек наложить на себя руки?

— Мистер Гудвин, вы, возможно, удивитесь, но я не считаю себя крупным специалистом в области суицидов. Более того, до сих пор, если считать, конечно, что смерть Чарльза — самоубийство, я вообще не сталкивался с людьми, которые кончали с собой. Вы, конечно, знаете, что он был подвержен резким перепадам настроения? Так вот, можете мне поверить, видеть его в такие минуты было не самым приятным времяпровождением. Причем порой настроения менялись у него каждые несколько минут. От взрыва до полного упадка. Однако, даже если отбросить эти недостатки, то всё равно, работать с ним было крайне сложно.

— Он был хорошим писателем?

Биллингс пожал плечами:

— Трудно сказать. Все зависит от того, кого вы спросите. Мой бывший босс, Хорэс Винсон — вы, должно быть, уже с ним общались, — ценил Чайлдресса выше, чем я. А некоторые наши критики, напротив, оценивали его ниже, чем я. Со своей задачей, я имею в виду продолжение знаменитой серии про сержанта Барнстейбла, он справился, на мой взгляд, недурно. Больше всего я настрадался с его сюжетами — они были вымученными и натянутыми. Однако всякий раз, когда я пытался их улучшить, Чайлдресс устраивал скандал. Порой настоящую истерику закатывал. За десять лет работы редактором я имел дело со многими сложными авторами, но Чарльз переплюнул всех.

— А какие все-таки были главные недостатки в его сюжетах? — полюбопытствовал я.

— Проще было бы спросить, каких недостатков они были лишены, — фыркнул Биллингс. — Не знаю, читаете ли вы детективные романы, но главное в них снабдить каждого из подозреваемых, количество которых обычно колеблется от пяти до семи, достаточно веским мотивом, чтобы совершить убийство или иное преступление. Затем необходимо проследить, чтобы каждому из этих подозреваемых уделялось примерно равное внимание. Ну и, разумеется, разбросать там и сям отвлекающие маневры и ложные следы. Однако самое сложное заключается в том, чтобы не водить читателей за нос, но вместе с тем не позволить им догадаться, кто преступник.

— Что значит «не водить читателей за нос»?

— Это значит, что основные факты, позволяющие вывести преступника на чистую воду, должны упоминаться. В замаскированной форме, конечно, но они должны присутствовать в тексте. Так вот, Чарльз относился к уликам довольно небрежно; те из них, что он вставлял в свои романы, без труда разгадал бы первоклассник. Вдобавок он уделял почти все внимание одному или двоим персонажам, напрочь забывая про остальных, у которых и без того, по его милости, не было причин убивать.

— Я вижу, вам стоило больших усилий уговорить его согласиться на те или иные изменения.

Биллингс потряс головой.

— Больших — это слишком мягко сказано. На самом деле это было практически невозможно, в особенности после выхода в свет его первой барнстейбловской книжки. Причем первые рецензии были, в основном, довольно благожелательные, хотя почти все критики единодушно сходились на тех недостатках, о которых я вам рассказал. Тем не менее Чайлдресс и в дальнейшем наотрез отказался вносить какие-либо изменения в свой текст и дело кончилось тем, что мне пришлось обратиться к Хорэсу. Он пообещал, что поговорит с Чайлдрессом и попробует его убедить, однако ничего не вышло. То есть, он с ним поговорил, но Чайлдресс стоял на своем; этот парень всерьёз верил, что он новый Толстой или, в крайнем случае, Бальзак. Общаться с ним было по-прежнему невозможно, а в его сюжетах по-прежнему оставалось больше проколов, чем лунок на всех полях для гольфа в округе Вестчестер. Стоило мне только заикнуться о каких-либо изменениях, как он взвивался на дыбы. И что же? Второй роман критика восприняла куда прохладнее, причём почти все замечания относились к сюжетным огрехам.

— И после всего этого вы согласились редактировать его третий роман? спросил я.

— Мистер Гудвин, о моем согласии вопрос не стоял, — поправил меня Биллингс. — Как штатный редактор издательства «Монарх» я был обязан выполнять порученную работу. Винсону Чайлдресс нравился, да и распродавались первые две книги вполне неплохо. Поскольку уходить из «Монарха» я не собирался, мне ничего не оставалось, как постараться добросовестно выполнить свой долг.

— И тут появляется третий роман, — подсказал я.

Биллингс попытался сбить ладонью пролетавшую мимо муху, но промахнулся.

— Господи, об этом и вспомнить страшно, — процедил он. — С другой стороны, вам, должно быть, уже все об этом известно. Да, тут уж мы с Чарльзом сцепились насмерть. Он к тому времени рвал и метал: восторженности в рецензиях, на которую он рассчитывал, не было и в помине, да и поклонники сойеровских романов то и дело его клевали. А ведь Чайлдресс и без того особой психической устойчивостью не отличался. Вам известно, что он однажды уже пытался покончить самоубийством?

— Я весь внимание.

— Собственно говоря, я узнал об этом с его слов — думаю, что он надеялся встретить во мне сочувствие. Как бы то ни было, речь шла о том, что несколько лет назад он попытался отравиться газом после того, как в каком-то издательстве отклонили его рукопись.