Космическое Мироздание. Вариации Времени. №1 - StEll Ir

– Ёб вашу мать! – вдруг один этот самый горилл, что ей в ротик давал, говорит.

Громко так, что все, конечно, услышали, но воспитанные: даже не покраснел никто. А это он оказывается эякулировал громко так, что неприлично даже сказал. Вижу – всё изо рта, стало тревожно мне: где мой поезд? Когда выходить? Он же, этот метрополитен, идёт и идёт – кольцевой! Плюнул я тогда виртуально и сердцем всем, да повесился… Прямо на поручне. Да, так прямо-таки и покончил с жизнью, можно сказать, это вы верно заметили… Вишу и смотрю теперь, как худая червяк или там интиллегент, как будто мне снова тошнит и не по себе – плохо мне… А мне – нет. Мне на самом-то – хорошо… Потому как с такого подвисшего положения очень стоит видать мне теперь было всё хорошо и не надо глаза отрывать и на бабушек с дедкой смотреть. Вот тут-то меня и приклеило…

Она ведь к нему на живот взобралась, не долго отсутствовав, и уже тёрлась об него своей голой задницей, как такая же безумная мартышка, как он! У неё же волосы во все стороны разлетаются белым облаком, один придурок щиплет ей грудь, двое рядом то ли спят, то ли ворожат по своему чего – их хер поймёшь! А она как ненормальная прыгает, да трясётся порой! Это я потом обратил: в прогонах прыгает, на остановках трясётся. Странно так!.. Когда кончила, как завизжжжит! Я думал, приехали! Всё, крушение… Сразу поезд свой острый сигнал на все сто и рельсы, под нами сворачиваясь навечно, так собою скрипят!!! А то нет… Она просто кончила.

Обнаружил стоящим себя в полный рост. А не висящим в пути. И на них всё внимание, будто в мире и нет никого больше, на кого посмотреть… Она утомилась, легла рядом с ним, ноги вытянула – длинные, я думал в форточку напротив… Но нет. Между колен одному из тех кемарных вурдалаков напротив устроила босые лодочки свои и на плечо своей горилл головку склонила – тепло… Причём, попрошу обратить напослед, так тепло, что ведь, доктор! Доктор! Секундочку, доктор где? Где я вас спрашиваю? Ах, ну да: кто здесь? Так тепло, что у меня возникло что не смешного в штанах. В том-то вся и беда, что не сзади, как у всех у нас принято (такая ирония), а спереди! Я не помнил себя там же много давно!.. Вы поверите? Впрочем и с вами, простите уж, хер… С такого обнаружения правда ведь сходят с ума. А я держался ещё и не сходил, вы учитываете? Спасибо… Сам прямой, в штанах спрямляется уже, а я всё в уме – даже не прилично как-то, ей бо!.. А она на меня посмотрела и всё. Может быть не увидела, а я на линии взгляда её… так… оказался… Да нет же! Увидела! Потому что она смотрела так, как смотрят, когда в зоопарке все кидают в медведя печеньями, а тебе его жаль… Ага, печенья! Вот как на того медведя глупого, всего в печеньях, а всё же несчастного, так и смотрела на меня глазами, казалось заполнившими собой весь большой мир.

Я – не я, а вот всё же – я… На ватных ногах, возможно смешной… И оттуда и от вот суда… Я пошёл, как ходит в небо босой один у нас по ночам, тоже вылечат – перестанет ходить. Я не видел совсем, кроме глаз… На пороге в их угол-отсек попроснулся один. Тоже сторож: чего? А чего – чего? Я же немой шёл, мне не до сторожей – позабыл язык из-за глаз!.. Я тогда ему внятно и очень вежливо сказал глазами в глаза про себя (вслух не мог, не было у меня – вслух): «Один!.. Один только раз… Поцеловать». Куда уж казалось понятнее. Он и понял. Куда уж казалось лучше. Сам!..

Харя накрашенная или красивый такой!.. Правда подстриженный. Под ежа. Улыбнулся как в море загадочный и со своего дивана весь потянулся ко мне, морда обрадована!.. «Блядь!», только и успел подумать ему. Ведь я ж не с тобой целоваться загадывал! Но было поздно так… Мой рот был прижат уже вместе со мной к его рту, к его телу – дурдом! Ёб твою – меня заволакивало, затягивало как в горячий туман. Эта сука целовался как сорокалетняя всё познавшая женщина! Я почувствовал, как растворяется, будто во сне, мой рассудок и чья-то не наша ладонь скользит у меня по штанам. Чья? Да кто ж его!.. Этот за меня держался как кенгуру за евойную мать… Хер с тобой! Всё, что было в штанах, колом выпросталось очень просто и даже легко. А этот друг сразу наехал собой на мой кол и зажал между ляжек своих джинсами или что там на нём за тряпьё было – не упомню уж… Мне же так недосуг! Мне же воздуха… не хватало порой… А рта, блядь такая, не отрывал!.. И это уже не про него… Стоял и качался как дерево, что уже засекли на ветру в стропы, чтоб срубить, думал: бля, упаду или нет?.. Рухну вот счас… Тем более стало так отводить там внизу, что я вспомнил такое – ебать!

Кто и знает – там сколько прошло… Но немного ведь. Всё-таки – ведь один поцелуй навсего… А я там на низу разрядил так, что думал умру, но и из последних наддам! Отлепил потом от него, этого ишака, взгляд… А глаза, бля, до центра не сходятся… Потом сошлись. Стал тогда отходить, вот и понял всё… Там оказывается, позади него, кыца мокрая тоже пристроилась, что до этого где-то спала, я не видел где. Вся ведь рыжая, конопушки кругом – розовый рот… Так она это всё и устроила из меня в этот свой розовый пить до дна! Облизнулась, как неизвестно и кто, и ушла на диван – дальше спать или что-то смотреть, фиг его.

Обернулся и я посмотреть. И вижу тогда – вошёл в круг.

«23 февраля, день следующий, год тот же что был»

Кыцю зовут Мрытя, горилла – Иван. Придурок этот у нас на дверях называется Чпок. Напарник напротив его – Metro-Fun. Красу мою неземную зовут Цена, с ударением как получится. Ещё одного малого сурка зовут Всрался. Наш начдив – Лесь, краса безумная, элита и лапочка. Остальные прихожие – как приходят, так и исчезают, без выпадов. Меня зовут Жук, за то, что царапался по спине у Чпока в конвульсиях, когда входил в круг.

Когда входил в круг… Тогда ещё приключился нюанс, чтоб заикаться забыл. Пролёта так через три в гости Шлюха пришла. Ну пришла и пришла. Рады все – не шевельнулся никто. Чпок ей хотел подрочить, но она ни в какую: «Не могу, Чпок, отлезь! Ссать хочу – умираю. Второй заход терплю! Чё читаете?» «Джомолунгму! Шекспир…», Metro-Fun. «Та, хуйня! Мы её той весной ещё оттарабанили. Не хочу». Тут Иван рассмотрел, наконец-то, её и залез ей лапищей в трусы. «Иван, иди на хуй, сказала же! Тут у вас обоссусь…» «Шлюха, это любовь! Потерпи хоть чуть-чуть, ради совести!» Ивану вообще наплевать на очень многое, кроме любви. Поставил Шлюху в проход и насунул ей так, что та зубами чуть не разгрызла себе воротник на платье, всё что хотела позабыла на миг… «А эта кто?», потом уж откинула мокрую чёлку со лба и на меня. «Это Жук, наша новенькая!», падла Чпок говорит. «Почему это?», я ему тогда. «Ну как сказать… По глазам. У тебя же хуй стоит только по пятницам! Да и то по чётным. Тренировать надо, darling!» «Мне надо… попробовать…», Шлюха платье заткнула за пояс, взвилась собой надо мной и повисла на поручнях, расставила очко и мне: «Полижи меня, девочка!» В пизду такую жизнь… Говорю: «Ну и хуй с ним, всё равно буду главным у вас!» Взял за задницу её потную и к себе, так весь мордой в неё и ушёл. Мало того, что вся мокрая после Ванькиной взъёбки, так ещё и солёная, как океан! «Ты когда умывалась, пизда?», еле вынырнул. «Love is strong!», смеётся и махает волосатой красой надо мной. «Ну, бля, поехали!», влез в неё языком и заворчал как реактивный катер свихнувшийся. Только слышу – аж заскулила Шлюха где-то там, выше этажей так на пятьдесят. Соль прошла, полегчало, да и пизда, если правда, шикарная – упругая, объёмная, переливается во рту словно сок… Ё! Я сам слюни пустил, а тут вагон ещё на перекатах стало трясти в ровный ритм, языком словно трактором по полю езжу по мягким её бороздам и уж слышу – заходится влажная задница у меня на руках, спустит сейчас… Посильнее прижал к подбородку её, Шлюха будто раздвинулась, налезая на весь мой нос: если б я помнил дышать тогда – задохнулся бы на хуй и всё!.. И дала… Раз – ручей брызнул… Ну, думаю, маша, приехали! Выпил, с вами хер… А у Шлюхи только пошло открытие оказывается… Чувствую, что-то долго кончает пизда… Да и остро… Как начал захлёбываться, только тогда дошло… «Шлюха, хуй проссышь!», засмеялся Иван. А у Шлюхи даже конвульсии по лицу пошли – чуть не отъехала ненадолго в дальний край… «Бля, сука, пиздец!», говорит, сползая по мне всей собой, «Так проссаться – чтоб я так жила! Я тебя люблю, моё новое!» И целоваться минуты на три, так что у меня чуть совсем не отпала башка в безвоздушном пространстве. Еле вырулил. Посмотрел на всю нашу пиздобратию окосевшим взглядом и Чпока погладил, пизду, по ежу его, чтобы не ржал («Ну чё, главный? Не утонул?»). Потом уже ночью насилу ту Шлюху спровадили – всё предлагала жениться на ней, дня хоть на два. Но нам сейчас не до свадеб в порту: штурмовики входят в самый актив, да и надо учиться, любить…

Нет, это всё-таки здорово, что у нас в метро запрещают курить. А то если б до нашего дыма ещё из прихожей дыма добавить, позадыхались бы все разные женщины, дети, старики. А их надо беречь, вот и не курят пусть. Хватит что у нас из окна порой тянется след такой, что не разберёшь – может нам там уже впереди поменяли дрезину нашу на паровоз? И мне вот бывает не по себе, если не я курю.