Аллегро - Владислав Вишневский

Музыканты укоризненно глядели на старшину: какой центр, старшина, где? Портупею бы, кобуру бы от пистолета или на бэтээре прокатиться – это запросто. А музыкальный центр – сейчас? Ни в оркестровке, ни в канцелярии – точно нет… Может у завклуба? Но где его сейчас найдёшь! Значит, дупль-пусто! Считай опозорились! Нас посетила лажа! А старшина, вроде не замечал укоризненных взглядов, сухо щелкал клапанами своей дудки, трубы, то есть и молчал. Ляпнул, видать, не подумав, придурок, и раздумывал теперь, как назад отработать, кривились музыканты. Гейл между тем, голубоглазая красавица Гейл, ничего этого не замечая, покопавшись в глубинах своего бэга, скоренько достала, во-первых, плоский маленький чемоданчик, – ноутбук. «О! А он-то зачем тут?» Гейл, опережая вопрос, пояснила, переводчик тут же продублировал: «Если вдруг чего понадобится, она через «гуугл», что в Интернете, для вас ноты или музыку, свободно найдёт». Затем достала несколько подкассетников с лазерными дисками, и россыпь компакт-кассет. Вот, сейчас и найдем музыку, говорили её действия. Ситуация с прослушиванием грозила обернуться международным конфузом. Старшина, конечно, спас Родину, но заслон оказался маленьким, мизерным и легко преодолевался отсутствием нужных технических средств. Всего-то! Пустяковина, в общем, а вот на тебе!.. И кто его за язык тянул, как говориться, патриот он хр… не сказать какой.

Спас честь оркестра дирижер, вовремя вспомнив про надвигающийся праздничный обед:

– Так, обед же ж, уже, товарищи-господа музыканты. Госпожа лейтенант Гейл, пора и руки мыть. Прошу, на обед! Прошу, госпожа лейтенант, к нам в солдатскую столовую! Прошу!

Все радостно и с облегчением зашевелились: «О, точно, пора-пора. Не опоздать бы на халяву… И покурить ещё бы надо… и… Все положенные процедуры перед обедом проскочить».

Выходя, дирижер тихо, только для старшины, прошипел:

– Найди, Константин Саныч, хоть из под земли этот свой центр долбанный, коли брякнул… пока обедаем.

Говоря языком сухой протокольной хроники, обед прошел в теплой и дружественной обстановке. Принимающая сторона была вежлива и предусмотрительна. На столике Гейл празднично аллели даже цветы. Те цветы – пять роз, но большие, в бывшей, из под томатного сока, трехлитровой банке, срочно найденной где-то в недрах солдатской столовой. Красовались еще две цветные пластиковые бутылки с «Пепси колой» и «Кока колой», чтоб американка чувствовала себя как дома. На тарелке дыбилась витаминами копна свежего капустного салата. В полной тарелке, как для бойца спецназа, дымился борщ – строго с мясом. Четыре – четыре! – тефтелины еле уместились в одной тарелке с гарниром из гречневой каши. Был и компот. Не просто вода, а с «мясом», с фруктами, значит. Компот был представлен по-царски: гостье и всем сопровождающим по два стакана.

Воспитательный полковник непрерывно шутил, рассказывал анекдоты, опережая перевод громко смеялся. С пристрастием выяснял, есть ли у них… у неё… вернее у её родителей, там, в Америке, своя дача. Ну, не дача там, хоромы какие, а такая аккуратненькая маленькая двухэтажная дачка – как у него! – где всё есть, и огурчики, и морковка, и…

– Продукты они, товарищ полковник, покупают только в супермаркетах, – со своим тонким замечанием, осторожно всунулся переводчик.

– Без тебя знаю, не дурак, – как от мухи отмахнулся полковник. – Смотрю чай телевизор-то, не тёмный. Ты ей скажи, ей, что у нас у всех, у русских, почти у всех, на огородах растет вот такая вот своя свежая ягодка. – Полковник смело указал размер ягоды с бильярдный шар. – Да! Разная причем ягодка, и не какая-нибудь там, с рынка занюханного, а своя. Нам поэтому никакая экономическая блокада не страшна. Да! Потому как всё своё. Вот. А зеленый лучок… Лучок!! Вы видели наш зеленый лучок? Вымахивает – выше стола этого, вот так! – восторженно сообщил полковник, но предупредил. – Если вовремя подкормишь землю, конечно. Не к столу будь сказано про навоз, про удобрение, в смысле. – Спохватившись, остановил капитана. – Это не переводи, она не поймет. А картошка!.. – призывая всех в свидетели, восторженно хлопнул себя по коленкам полковник. – Да-да, и картошка, вот такая, с кулак растет… Пять картофелин, и полное ведро… когда и четыре! Точно-точно! Даже баня есть, сауна по-ихнему, русская парная, по-нашему. Ты спроси у неё, капитан, спроси: она хоть раз в жизни была в русской парной бане, в настоящей бане? Была или нет? Была, нет? – услышав отрицательный ответ, сразу, с жаром и презрением отмёл весь её жизненный опыт, как и мировой, в пользу каких-то финских, турецких, других зарубежных саун. – Это, мадам… – споткнулся, услышав встречное замечание. – Что она говорит? – переспросил, нацелившись на «объект» одним ухом. Переводчик донёс мысль. – А, мадемуазель она ещё! – с чувством повторил полковник, и легко отмахнулся. – Это и не важно, пусть будет мадемуазель, ещё и лучше… Так вот, нам, мадемуазель Гейл… – и вновь сам себя перебил. – Извините, а можно я вас буду звать по-нашему, по-простому Галей, а?

– Гал-ей? – смеясь, нараспев переспросила Гейл, и кивнула головой, только, мол, для господина полковника.

– Вот и славно, вот и о, кей, Галя. Так даже лучше будет, ближе по-нашему. Ага! Так вот, Галя, нам, русским людям, как мертвому припарки, все эти ваши сауны. Я вам говорю! Херн… – споткнулся, рукой придержал переводчика, – это не переводи! – Ерунда это всё, я вам скажу, Галочка. Детский лепет. То ли дело русская банька. О! Сто двадцать градусов, да с пивком! Да стопарик водочки бульк вовнутрь, и прыг туда, на верхнюю полку, и распаренными березовым веничками как отхлещешь себя до потери пульса… Не одним, Галя, веничком, двумя веничками, двумя! Ооо! Тело потом, свежее, молодое, горит, жизни просит. Бултых потом в холодную воду… У меня речка рядом, почти двадцать метров и вот она, река. Своя, можно сказать речка. А зимой в снег, в сугроб. Вот так снегу зимой у нас, по пояс. Ага! Ухх!.. Бултых в воду летом, голый, как сом поплещешься там, поиграешь плавниками, и как вновь на свет родился, да. Я вам говорю! Не верите?.. – Бедный переводчик не успевал переводить в обе стороны, все остальные музыканты сидели молча, только следили за реакцией Гейл на атаку полковника. Увлекшись, он и рта не давал никому раскрыть. – То-то! Лепота потом после такой баньки!.. Правильно, нет, музыканты? Спросите-спросите их, они подтвердят. Что?.. – Переводчик хмуро перевёл её предположение. – Нет, мадемуазель, это не как мазохизм, – исключил предположение полковник, заметил. – То из другой оперы, правда тоже приятной… говорят. Да. Кха-гкхымм! А лепота, это тоже чисто русское слово, красота по нашему. Очень хорошо, значит! О, кей, по вашему. Даже очень о, кей, Галя! Так что, если хотите попробовать русскую баньку, милости прошу, хоть сейчас, в смысле, хоть сегодня. У меня всегда всё готово, особенно по этой части. А что? Милое дело, говорю я вам. Для души и здоровья. Для установления международных добрососедских отношений.

Зазевавшиеся солдаты срочной службы, ротами, повзводно, с шумом вваливаясь в столовую на обед, сбивались с ноги, спотыкались, цыкали друг на друга, часто роняли ложки со своих столов, чему-то призывно громко хихикали, а выходя из столовой замедляли шаг, свернув шеи в ту сторону, видя молодую девушку с копной кудрявых светло-каштановых волос в плотном окружении местных музыкантов вместе с дядькой-Черномором – дирижером, и воспитательным полковником Ульяшовым. Солдат-срочников поражали два фактора: цветущий вид этих музыкантов, как при розыгрыше главного приза в «спортлото», и странная одежда на девушке, вроде армейская, но какая-то чудная, не наша какая-то – как в кино про Джеймса Бонда, но красивая. И девушка была молодая, симпатичная, улыбающаяся, курносая… Тоже красивая. Наверное, артистка какая-нибудь из театра… Даже очень красивая, можно сказать, артистка, пусть и со стороны глядеть, издали. А вблизи, кто пытался выходя сделать соответствующий зигзаг, отмечали, ещё лучше выглядит, ёлки палки!.. Жаль, музыкантам опять пенка досталась. Эх! – восклицали, выходя, спотыкаясь об порог.

Музыканты так увлеклись процессом непривычного гостеприимства, что замели обед раньше, чем она, Гейл – красивая и пушистая, обаятельная и привлекательная! – съела свой салат… А вроде и не торопились! Их понять можно, они же не в тарелку свою смотрели, а на гостью. Как ей у нас?!.. Вкусно, нет?! Может чего ещё надо?! Может… пусть только скажет, пусть намекнёт. Оставшееся время глядели ей в рот, слушали полковника. Заметили, вкусно вытягивая губки, борщ она съела весь, а вот второе… только поковыряла вилкой. А может и тефтели ей не понравились, кто их знает, что там в них. Хотя музыкантам, например, сегодня вообще всё понравилось. Точнее сказать, они и не заметили, что и ели-то…

Гейл ещё очень оказывается понравилось как солдаты, вставая из-за стола дружно, хором, кричали: спа-си-бо! Как ещё крыша над столовой выдержала, ни разу не упала, с опаской заметили музыканты. Удивительно! Гостья не знала, что это ей сейчас, таким вот образом, солдаты знак подают: эй, девушка, мол, мы вот они, посмотри на нас, глянь скорее сюда, а то уйдем сейчас, жалеть будешь!..