Господин 3. Госпожа (СИ) - Князева Мари

Глава 18.

Терджан прижал меня к себе, смял в кулаках моё платье так, что тонкая ткань затрещала. Я почувствовала, как тяжелеет живот, как слабеют ноги. Обняла мужа за шею и выгнулась, подставляя шею и грудь для его поцелуев. Он запустил пальцы в мои волосы, судорожно, рывками вдыхая их запах, как наркоман, дорвавшийся до вожделенного зелья. Потом он стал расстёгивать молнию на платье, но та заупрямилась и была нетерпеливо разорвана. Одежда послушно упала к ногам, я осталась в одном нижнем белье, и Терджан оглядел моё почти обнажённое тело абсолютно чёрными, полыхающими желанием глазами.

Я попыталась расстегнуть его рубашку, но он мне не дал — почему-то решил остаться одетым. Уложил меня на кровать и стал целовать всё тело, постепенно освобождая его от остатков ткани всё тем же варварским способом. Клочки кружев, пробегая по коже, вызывали невыносимые волны мурашек и приливы желания. Я корчилась чуть не в судорогах, умоляя мужа взять меня поскорее, но он медлил, будто хотел помучить, и только проводил пальцами по особенно горячим, жаждущим прикосновения местам. От этого я вздрагивала, стонала, пыталась удержать ладони Терджана там, но он всякий раз отводил мои руки за голову и взглядом приказывал держать их там. Я старалась быть послушной, но надолго меня не хватало. Непонятно, что на него нашло: то он сердится безо всякой серьёзной причины, то ласкает меня безудержно, но будто бы с жестокостью.

В конце концов он, так и не раздевшись, подтащил меня к краю ложа, чуть приспустил брюки и овладел мной. Грубо, быстро, с силой. Было очень непривычно чувствовать прикосновение его тела только там. Обычно во время соития муж обнимал меня, гладил, целовал везде, где дотягивался. А тут — ничего, только поддерживает за бёдра и прижимается с яростными толчками. Губы сжаты в узкую полоску, брови нахмурены… он словно наказывал меня, а не любил. Я снова попыталась прикоснуться к нему — дотронулась до увитых венами рук, мускулистого живота, но он опять схватил меня за запястья и припечатал их к постели над головой.

— Любимый, что с тобой? — прошептала я, чувствуя, как комок подкатывает к горлу.

Он не ответил, но внезапно выдохнул, лицо его расслабилось, движения стали мягче. Он даже немного наклонился ко мне, опираясь на ладони — я смогла обнять его руками и ногами, а через несколько секунд по моему телу растеклась сладкая волна судорог. Как только наслаждение перестало пульсировать во мне, Терджан отстранился, переложил меня подальше и избавился от своей одежды. И снова слился со мной в одно целое. Теперь он был спокойнее, неторопливее, нежнее. Я испытывала непередаваемое удовольствие от того, что наши обнажённые тела соприкасаются по всей длине, и шёпотом сообщила об этом мужу. В ответ он поцеловал меня в губы — глубоко, горячо, страстно. А потом сам задрожал от охватившего его наслаждения.

— Что это было? — с кокетливой улыбкой спросила я Терджана, удобно устроившись на своей любимой мускулистой груди.

— Это было зачатие нашей дочери, — ответил он спокойно, но без нежности. -

Я очень надеюсь на это.

Мне показалось, что лучше никак не комментировать его заявление и уж тем более не усмехаться. Я знала, что сегодня мы не сможем никого зачать, но решила не сообщать об этом мужу. Он явно не в подходящем настроении для подобных дискуссий.

— Ева, пожалуйста, никуда не ходи сегодня ночью, — сказал Терджан и выключил лампу на своей тумбочке у кровати.

Комната погрузилась во тьму, а я — в дурное предчувствие. Всё это неспроста. Эти слова, произнесённые спокойно, но с немалым усилием. Этот странный, жестокий, будто наказывающий секс — или намеренно напоминающий мне о том, кто здесь главный и кому приеадлежит всё, в том числе я. Это напряжение, недовольство, неуместные сомнения в моих супружеских чувствах. Тут чувствуется рука умелого интригана.

Уснуть я, разумеется, не могла. Мало того, что проспала до обеда — ещё такие нервы… Поэтому я лежала в руках своего господина тихо, глядя в темноту, пока не поняла по его дыханию, что он крепко уснул, и отправилась в душ. А когда вернулась, то телефон мигал сообщением от неизвестного абонента:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

"Слышал, ты интересуешься прошлым родителей мужа. Я могу много чего рассказать о них. Приходи в полночь в сад во внутреннем дворике. Р. Н."

Я схватилась за голову и сердце одновременно. Нет-нет-нет, я не пойду туда, ни за что. Ведь не пойду, правда? Наплевать на тайны моей покойной свекрови, потому что муж напрямую запретил мне покидать пределы нашей спальни этой ночью. Это просто ловушка. Даже если Рустам действительно знает что-то об отношениях родителей Терджана, ему нет никакого смысла рассказывать мне о них. Единственная его цель — разрушить нашу большую и дружную семью. Он ненавидит своего брата и меня и просто хочет поссорить нас.

Я взглянула на часы — половина двенадцатого. Глубоко вдохнула и выдохнула. Надела ночную сорочку. Нет, я совершенно точно не поддамся на эту дурацкую провокацию! Чтобы укрепить своё и без того твёрдое намерение, ответила на незнакомый номер:

"Я не приду, и не надейся. Я не попадусь на твою удочку, мерзкий обманщик и предатель!"

"Придержи язык, женщина! Кого ты называешь предателем?!"

Глава 19

"То, как ты вёл себя со мной прошлой ночью, не лезет ни в какие рамки приличий! Насколько бы белой, красной или оранжевой я не была, это не даёт тебе права хватать меня руками. Я жена твоего брата, верна ему и такой же буду оставаться впредь!"

"Именно в этом я и хотел убедиться вчера ночью. Теперь мне ясно, что ты достойная женщина и тебе можно доверить тайну".

"Тогда доверь мне её днём".

"Днём она перестанет быть тайной. Будто ты не знаешь, как прослушивается и просматривается весь дом тайными и явными агентами Зойры".

"У меня нет секретов от Зойры".

"Именно об этом ей лучше не знать".

"Она всё равно узнает о нашей встрече, как узнала о вчерашней".

"Предоставь это мне. Никто не узнает, если только ты сама не станешь кричать".

"Я не могу. Муж запретил мне, и если он, как вчера, увидит нас — перестанет доверять".

"Тебе нужно капнуть ему в рот снотворное. Всего одну каплю, я оставлю бутылёк под твоей дверью".

Я мысленно рассмеялась. Ну конечно! Я возьму неведомую химию из рук нашего злейшего врага и вылью в рот мужу! Я же вчера родилась… Телефон снова мигнул:

"Хорошо, если тебе не интересно, кем была твоя свекровь, оставлю свои тайны при себе".

"Лучше сообщи их своему брату".

"Ему тоже лучше об этом не знать".

Я стиснула зубы и едва не застонала. Да что же это такое?! А потом меня вдруг осенило: как я проверю его слова? Никак. Он может наговорить мне любых гнусных выдумок: что мать Терджана была проституткой, наркоманкой или ещё что-нибудь в этом роде, а у меня нет никакого другого достоверного источника информации, кроме дневника пани Беаты (и то, пока неизвестно, была ли она той, кем я предполагаю).

"Откуда мне знать, что ты не соврёшь?" — зачем-то решила я поделиться с шурином своими сомнениями.

"У меня есть документ".

Моё сердце радостно и одновременно тревожно трепыхнулось.

"Какой?"

"Письма отца. Я знаю, ты нашла дневник его наложницы. Будет, с чем сравнить детали".

Некоторое время я сидела молча и, кажется, даже не дышала. Возможно, он врёт, и нет никаких писем. Вообще, какие могут быть письма? Кому? Возлюбленной, на языке, которого она не знает? Или третьему лицу, о ней? Смешно. Я никак не могла себе представить, что такой человек, как Джадир Насгулл стал бы рассказывать о своих сентиментальных чувствах кому-либо. Но если всё-таки письма существовали, то прочесть их мне хотелось бы до умопомрачения. Что думал и чувствовал этот "черный страшный человек", глядя на непокорную 18-летнюю девушку, взиравшую на него с ужасом, но не утратившую при этом свою гордость…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})