Там вдали, за рекой - Юзеф Принцев

- Шире шаг!.. Федор, не путай ногу! Левой!

- Ему с левой непривычно! - крикнул Степан. - Направо тянет!

- Разговорчики! - пригрозил Алексей, засмеялся и подмигнул Лене.

Лена пожала плечами, потом улыбнулась, схватила Женьку за руку и потянула за собой, в ворота.

Они сидели в беседке, над прудом.

Лена засмотрелась на паутинку, повисшую над прозрачной водой. Она то исчезала, попадая в солнечный луч, то опять появлялась, потом ветер отнес ее в сторону, и паутинка повисла на ветке прибрежной ольхи.

- Даже весна в этом году холодная... - вздохнула Лена.

Женька скинул свою форменную шинель и укрыл ею плечи Лены.

- Я не потому... - улыбнулась ему Лена, но шинель не сняла, даже придержала рукой воротник, закрывая горло.

- Хочешь, стихи почитаю? - предложил Женька.

- Свои?

- Да. Последние.

- Ну, почитай, - согласилась Лена.

Женька встал, заложил руки за пояс и, подвывая, прочел:

В перламутровоснежные дали

Вы ушли в этот вечер морозный,

В белой дымке тумана пропали

Ваши косы и плащ синезвездный.

Только где-то у бешеной тройки

Бубенцы под дугой прозвенели

Да заплакал у мраморной стойки

Бледный юноша в черной шинели!..

И, волнуясь, спросил:

- Ну как?

- Мне не нравится, Женя... - подумав, ответила Лена. - Только ты не обижайся! Понимаешь, мне кажется, что сейчас нужны другие стихи.

- Какие же? - обиделся все-таки Женька.

- Не знаю... - пожала плечами Лена. - Я бы написала о заколоченных витринах, о выстрелах по ночам...

- Это не поэзия! - начал горячиться Женька. - Как ты не понимаешь, Лена... Стихи должны быть как музыка! А писать о разбитых стеклах и подсолнечной шелухе на Невском?.. Нет, не могу!

Лена молчала и, чуть щурясь, как все близорукие, но не носящие очки люди, смотрела в глубину сада.

Из высокой беседки видны были дальние аллеи, изрытые учебными траншеями, и давно пустовавшая эстрада-раковина с облупившейся краской. От собранных в кучи тлеющих листьев поднимался дым и медленно таял в низком облачном небе.

Лена повернулась к Женьке и спросила:

- Ты честный человек?

- То есть как? - растерялся Женька.

- Так! - в упор смотрела на него Лена. - Честный?

- Ну... - замямлил Женька. - Поскольку мне не приходилось никого обманывать, то я считаю...

- Тогда скажи! - перебила его Лена. - Ты комсомольцам завидуешь?

- Мы расходимся в политических убеждениях, - не сразу ответил Женька.

- А я завидую... - призналась Лена. - Они хоть знают, чего хотят! Теперь вот готовятся защищать свой город. Но ведь это и мой город, верно?

Шинель сползла у нее с плеч, одной рукой она придерживала ее, другой приглаживала выбившиеся пряди волос на лбу и висках и говорила горячо и быстро:

- Я не хочу, чтобы по набережной опять раскатывали пьяные офицеры! Не хочу, понимаешь? Мне стыдно, что отец будет снова унижаться перед директором банка за свое грошовое жалованье! Пусть лучше сидит без работы, как сейчас!

- Он саботировал при большевиках? - спросил Женька.

- Саботировал... - кивнула Лена.

- Мой тоже... - невесело усмехнулся Женька.

- Ох, как я завидую комсомольцам! - вырвалось вдруг у Лены.

- Нечему завидовать! - самоуверенно заявил Женька. - У нас будет своя организация. Стрельцов обещал твердо.

- Стрельцов? - повернулась к нему Лена, хотела что-то сказать, но замолчала.

- Ты что-то не договариваешь? - внимательно посмотрел на нее Женька.

- Нет, ничего!.. - отмахнулась Лена, плотнее запахнула на себе шинель, будто закрываясь от кого-то, и неуверенно сказала: - Знаешь, Женя... Может быть, я ошибаюсь, но мне все время кажется, что за его спиной стоит кто-то чужой! Стоит и нашептывает ему все речи, которые он произносит перед нами.

- Да ты что, Лена?! - искренне возмутился Женька. - Петр Никодимович? Нет!.. Ты ошибаешься, поверь мне! Он всей душой предан нашему делу. И потом, какие там свои, чужие? Стрельцов вне всяких партий, ты это знаешь!

- Ничего я уже не знаю... - вздохнула Лена.

Женька смотрел, как она чертит прутиком на пыльном полу беседки какие-то буквы или узоры, видел ее зазябшие без перчаток руки, хотел взять в свои, чтобы согреть, но не решился. Рассердился сам на себя, встал со скамьи и уселся на резных перилах. Посмотрел вниз, на аллею, и сказал:

- Кузьма идет...

Лена промолчала, и Женька, назло ей или себе - он и сам не понял, крикнул:

- Кузьма!.. Иди сюда!

Кузьма в беседку не поднялся, стоял внизу у деревянных ступенек и поглядывал вокруг. Потом спросил у Женьки:

- Наших заставских не видел?

- Кого? - не понял Женька.

- Ну, ребят... Комсомольцев... - нахмурился Кузьма.

- А-а! - холодно посмотрел на него Женька. - Я думаю: кто это "наши"? К ним пришел?

- Нужен я им... - отвернулся Кузьма. - Так, посмотреть...

- Было бы на что! - фыркнул Женька. - В солдатики играют!

- А ты речи говоришь, - угрюмо ответил Кузьма. - Про братство, про красоту жизни... А люди на фронте смерть принимают. Это как? Красота? Братство?

- Погоди, погоди! - закипятился Женька. - Зачем же передергивать?

- Я с тобой не за картами сижу, - медленно начал краснеть Кузьма. Не обучен.

- Учись, - пожал плечами Женька. - А то валишь все в одну кучу!

- Спасибо, выучили! - сдернул с головы картуз Кузьма. - Стрельцову вашему в ножки кланяюсь!

- При чем тут Стрельцов? - закричал Женька и оглянулся на Лену.

- А при том! - тоже закричал Кузьма. - Золотые горы насулил, механиком сделать обещался... А я, дурак... Сволочь он последняя!

- Как ты смеешь! - Женька сжал кулаки и сбежал вниз по ступенькам.

Кузьма не двинулся с места, и Женька чуть не столкнулся с ним. Так они и стояли - грудь в грудь.

- Не пыли, - устало сказал Кузьма и повторил: - Не пыли, гимназист! А то маму будешь кричать.

Повернулся и медленно пошел от беседки.

- Нет, ты слышала? - Женька обернулся к Лене.

- Возьми шинель... - Лена протянула ему шинель, постояла, обхватив себя руками за плечи, и сказала: - Вот Кузьма о том же...

- О чем? - повысил голос Женька. - При чем тут Кузьма? Это вообще вне логики!

- Не кричи, пожалуйста, - оглядела его с ног до головы Лена. Противно.

И пошла берегом пруда, к выходу из сада.

Женька пожал плечами и поплелся за ней.

На боковой аллее, сразу у ворот, сидел на скамье Вадим Николаевич Заблоцкий и задумчиво курил, поглядывая на папиросный дымок. Когда Лена проходила мимо, он узнал ее и поздоровался.

Лена на секунду замедлила шаг, кивнула в ответ, потом пошла быстрее, за воротами остановилась и обернулась к Женьке.

- Ты знаешь этого человека?

- Какого? - не понял Женька.

- На скамейке сидел.

- Ах, этого! - Женька покачал головой. - Нет, не знаю. А что?

- По-моему, я его видела... - пыталась вспомнить Лена. - Да, видела! У Стрельцова... Его фамилия - Заблоцкий!

- Ну и что? - недоуменно смотрел на нее Женька.

- В общем-то, ничего... - думая о чем-то своем, согласилась Лена и, не глядя на Женьку, быстро пошла вперед.

Женька обидчиво передернул плечами, сунул руки в карманы шинели, догонять Лену не стал, а медленно двинулся следом. Они уже сворачивали на проспект, когда навстречу им попался невысокий человек в кожаной куртке и коричневых крагах на крепких ногах. Скользнув по их лицам безразличным взглядом, он прошел мимо. У ворот сада остановился, долго закуривал на ветру, успел осмотреть всю пустынную улицу и только после этого вошел в ворота.

Когда он появился на боковой аллее, Заблоцкий встал и пошел ему навстречу. Человек в кожанке то ли поправил кепку, то ли поздоровался. Заблоцкий кивнул:

- Никого не встретили?

- Гимназистик какой-то барышню пас... - пренебрежительно отмахнулся человек в кожанке.

Заблоцкий пожевал губами, но промолчал. Потом спросил:

- Как успехи в мастерской?

- Работаем для фронта, - усмехнулся человек в кожанке. - Разборка броневиков идет полным ходом, а со сборкой придется подождать: запасных частей не будет.

- Подумайте о более энергичных мерах, - приказал Заблоцкий.

- Слушаюсь, - щелкнул каблуками человек в кожанке.

Заблоцкий неодобрительно покосился на него:

- Не стоит так щеголять выправкой, штабс-капитан.

- Привычка! - скорее гордясь, чем извиняясь, ответил человек.

- В некоем учреждении могут отучить. И довольно быстро! - предупредил Заблоцкий.

- Волков бояться... - пожал плечами человек в кожанке и не договорил.

Раздался приглушенный орудийный раскат. Он нарастал, приближался, гулко взрывался снаряд, прерывисто звучали отголоски взрыва, нехотя затихали, чтобы раскатиться еще сильней после второго залпа.

- Близко... - прислушался человек в кожанке.

- У Пулкова, - определил Заблоцкий.

- Дай-то бог! - перекрестился человек в кожанке.

- На бога надейся... - усмехнулся Заблоцкий.

- Не оплошаем, Вадим Николаевич! - Человек в кожанке негромко засмеялся.

- Желаю удачи, - кивнул ему Заблоцкий. - У меня все.

И, не прощаясь, направился к выходу...