Очерки по русской семантике - Александр Пеньковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Абакумов 1942 – Абакумов С. И. Современный русский литературный язык. М., 1942.
Аванесов, Сидоров 1936 – Аванесов Р. К, Сидоров В. Я. Русский язык. М., 1936.
Аванесов, Сидоров 1945 – Аванесов Р. К, Сидоров В. Я. Очерк грамматики русского литературного языка. Ч. I: Фонетика и морфология. М., 1945.
Аникина, Калинина 1983 – Аникина А. Б., Калинина И. К. Современный русский язык: Морфология. М., 1983.
Барсов 1981 – Барсов А. А. Российская грамматика Антона Алексеевича Барсова. М., 1981.
БАС – Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. М.;Л., 1950–1965.
Богородицкий 1935 – Богородицкий В. А. Общий курс русской грамматики (из университетских чтений). 5-е изд. М.; Л., 1935.
Болла, Палл, Панн 1968 – Болт К, Паш Э., Папп Ф. Курс современного русского языка. Budapest, 1968.
Буланин 1976 – Буланин Л. Л. Трудные вопросы морфологии. М., 1976.
Булаховский 1952 – Булаховский Л. А. Курс русского литературного языка. T. I. 5-е изд. Киев, 1952.
Валгина и др. 1971 – Волгина П. С, Розенталь Д. Э., Фомина М. К, Цапукевич В. В. Современный русский язык. 4-е изд. M., 1971.
Виноградов 1947 – Bиноградов В. В. Русский язык: Грамматическое учение о слове. М., 1947.
Гвоздев 1958 – Гвоздев А. П. Современный русский литературный язык. Ч. I: Фонетика и морфология. М., 1958.
Голанов 1962 – Галанов И. Г Морфология современного русского языка. М., 1962.
Грамматика-70 – Грамматика современного русского литературного языка) /Отв. ред. Н. Ю. Шведова. М., 1970.
Грамматика-80 – Русская грамматика. Т. I / Гл. ред. Н. Ю. Шведова. М., 1980.
Грамматика-89 – Краткая русская грамматика / Ред. Н. Ю. Шведова, В. В. Лопатин. М., 1989.
Гужва 1967 – Гужва Ф. К. Современный русский литературный язык (Словообразование. Морфология). Киев, 1967.
Гужва 1979 – Гужва Ф. К. Современный русский литературный язык. Ч. 2: Морфология. Синтаксис. Пунктуация. Киев, 1979.
Даль – Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1881–1882.
Исаченко 1954 – Исаченко А. В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении с словацким. Братислава, 1954.
Кононенко, Брицын 1978 – Кононенко В. К, Брицын М. А. Русский язык. Киев, 1978.
Максимов 1974 – Максимов М. По страницам дневников и писем А. И. Тургенева//Прометей. Т. 10. М., 1974.
MAC – Словарь русского языка: В 4 т. М., 1981–1984.
Пеньковский 1983 – Пеньковский А. Б. Из наблюдений над развитием и становлением лексико-семантических норм в одном синонимическом ряду наречий // Норма в лексике и фразеологии. М.: Наука, 1983.
Пеньковский 1988 – Пеньковский А. Б. О развитии норм адвербиального словоупотребления в русском языке (наречия бережно и осторожно) // Sborník pedagogicke fakulty Üstinad Labem. Praha, 1988.
Пеньковский 1991 – Пенъковский А. Б. Сдвиг норм наречного словоупотребления как исследовательская база для изучения грамматической и коннотативной семантики русского слова//Русский язык и современность: Проблемы и перспективы развития русистики: Всесоюзная научная конференция. Москва, 20–23 мая 1991 г. Доклады. Ч. 2. М., 1991.
Пеньковский 1995 – Пеньковский А. Б. Тимиологические оценки и их выражение в целях уклоняющегося от истины умаления значимости // Логический анализ языка: Истина и истинность в культуре и языке. М.: Наука, 1995.
Попов 1978 – Попов Р. П. Современный русский язык. М., 1978.
Розенталь 1976 – Розенталъ Д. Э. Современный русский язык. Ч. 1: Лексика. Фонетика. Словообразование. Морфология. 2-е изд. М., 1976.
Трофимов 1957 – Трофимов В. А. Современный русский литературный язык: Морфология. Л., 1957.
Шанский, Тихонов 1981 – Шанский П. М., Тихонов А. П. Современный русский язык. Ч. II: Словообразование. Морфология. М., 1981.
Шахматов 1941 – Шахматов А. А. Очерк современного русского литературного языка. М., 1941.
Barnetova et al. 1979 – Barnetovd V. et al. Русская Грамматика. I. Praha, 1979.
Заметки о категории одушевленности в русских говорах
Несмотря на давнюю научную традицию и в целом обширную литературу предмета, многие из вопросов, составляющих проблему категории одушевленности – неодушевленности существительных (КОН) в русском языке, остаются недостаточно изученными. Это касается как некоторых общих ее аспектов (таковы, например, вопросы об отношении этой грамматической категории к соответствующим категориям мышления и сознания, особенно с учетом различий между научным и общим, так сказать, «бытовым» пониманием живого – неживого и одушевленного – неодушевленного;[19] об уровневой принадлежности КОН – в плане ее отнесения к морфологии или синтаксису,[20] вопрос о системных связях КОН с другими грамматическими категориями – например, с категорией залога, и некот. др.), так и целого ряда конкретных особенностей ее структуры, функционирования и развития в современном языке и на различных этапах его истории.
Таковы, например, вопросы об отношении к КОН существительных, обозначающих существа микромира, или существительных (преимущественно имен собственных), являющихся названиями машин, самодвижущихся устройств и особенно речных и морских судов; об употреблении одушевленных существительных в счетных оборотах с числительными два, три, четыре, в оборотах с приложениями и перифразами различных типов и др.; об употреблении некоторых местоимений и местоименных фразеологизмов при замене одушевленных и неодушевленных существительных в определенных синтаксических конструкциях; о выборе падежной формы обособленных определений, относящихся к личным местоимениям, и др.[21]
Почти совершенно не изучена проблема системных последствий развития КОН в истории русского языка, хотя эти последствия, как можно полагать, весьма значительны. К их числу есть основания относить такие, например, процессы, как все расширяющееся вытеснение форм род. над. формами вин. над. при глаголах с отрицанием, при глаголах известных семантических групп, а в прошлом – при супине (см. об этом в работе [Пеньковский 1975-а: 86–88]). Чрезвычайно слабо изучена КОН в русском диалектном языке и в других восточнославянских языках и их диалектах.
Общепризнано, что в отличие от украинских и белорусских говоров, которые в процессе дифференциации совпавших формально падежей подлежащего и прямого дополнения в ед. ч. развили КОН, а во мн. ч. остановились на ступени категории лица – не лица (или даже неполной категории лица – лица мужского пола), русские говоры выработали полную категорию одушевленности – неодушевленности [Kuraszkiewich 1954: 31; Horalek 1955: 194; Букатевич, Грицютенко 1958: 96] и характеризуются в этом отношении полным единством [РД 1964: 97], не отличаясь по указанному признаку также и от литературного языка.[22]
Лишь в некоторых говорах, как отмечает академический курс «Русской диалектологии», а именно в говорах Смоленской и Брянской областей – на территории, примыкающей к БССР, а спорадически и в других говорах как северного, так и южного наречия, а также в некоторых среднерусских обнаруживаются факты, как будто нарушающие это единство. Речь идет о случаях нерегулярного употребления в значении прямого объекта гиперформы им. – вин. над. мн. ч. существительных, являющихся названиями животных, и еще реже – лиц в оборотах типа: А домашние зайцы кроликами зовут; Надо кони поить; Старики жалеть надо и т. п. [РД 1964: 181–182], которые являются, очевидно, пережитками предшествующего этапа развития КОН и которые могли бы рассматриваться как свидетельство того, что формирование КОН для мн. ч. существительных в этих говорах еще не закончено.
Авторы названного курса, однако, отвергают такого рода трактовку этих фактов и, усматривая в них особые синтаксические структуры, в которых прямой объект выражается формой не винительного, а именительного падежа, считают, что они связаны с КОН лишь генетически и что форма имени в этих сочетаниях является формой винительного падежа только по происхождению. Предполагается, что категориальная трансформация падежной формы имени в таких сочетаниях (вин. мн. → им. мн.) произошла под воздействием других – исконных сочетаний типа нести (несу, нес) вода и надо нести вода – с именительным падежом в значении прямого объекта. Сюда же авторы относят также сочетания типа надо вода (конь, кони) [РД 1964: 131, сн. 12]. Помещенные в этот ряд синтаксических феноменов, сочетания типа пасти кони, домашние зайцы кроликами зовут и т. п. оказываются вообще вне связи с КОН и, следовательно, не нарушают постулируемого единства этой категории в русских говорах. Важным аргументом в пользу этой точки зрения, по мнению авторов, оказывается то, что в этих говорах вне функции прямого дополнения употребляются словоформы вин. мн. = род. мн. (охотиться на зайцев, сесть на коней) [РД 1964: 182, сн. 13].