Красная Шапочка - Александр Иванович Красильников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну вот и дом вам всем теперь будет, — приговаривала Мария Ивановна, мимоходом поглаживая то одного, то другого мальца по голове.
Часа три проходили девчонки. За это время Наташу да Свету, и Витеньку тоже, и еще пятерых, совсем новеньких, постригли наголо, и теперь трудно было разобрать, кто из них девочка, а кто мальчик. И платьица на всех надели новые, в цветочек, и на Витеньку тоже. Оно было длинновато ему, и он стыдился нового наряда, сердито сидел в углу у своей кроватки, от всех отвернувшись… Дело в том, как после выяснила Галка, что у Витеньки штаны оказались в таком состоянии, что починить их не было никакой возможности, а мальчиковой одежды пока что для вновь организованного детского дома нигде не нашли. Вот и одели всех в девчоночьи платья.
— А ты не сердись, Витенька, — попробовала успокоить малыша Галка, — подумаешь, штаны!
Однако Витеньку эти слова не успокоили.
— Значит, мы теперь детдомовские, — сказала, как спросила, Галка у Нины.
— Ну и чего особенного… Даже веселей всем вместе будет, — сказала Нина, но в голосе ее Галка не почувствовала особой радости.
* * *
Когда руки Полины Андреевны уже не могли держаться за поручни, она полетела вниз. Думала, что лететь будет долго, но тут же почувствовала, как плюхнулась в воду. Не сопротивляясь, не пытаясь барахтаться, чтобы хоть чуть-чуть продержаться на воде, она приготовилась к концу. Успела уже попрощаться и с Иваном Филипповичем, и с дочками.
Но упала она ногами вниз, поэтому недолго ей пришлось пребывать в состоянии страха перед водой. Уже как бы и не она, а кто-то другой, почувствовала, что вода не захлестывает ей горло, нос, а ноги стоят на твердой земле. Полина Андреевна отчетливо ощущала песчаное дно, податливое, но и твердое, упругое. Это ощущение ей было знакомо. Прошлым летом ездили с Иваном Филипповичем на опытную селекционную станцию, а возвращались, Иван Филиппович уговаривал искупаться. Он-то полез на глубину, а Полина Андреевна у бережка побродила в прохладной волжской воде, там и освежилась. Даже платье не снимала, по щиколотки зашла с песочка в воду и вдоль берега прошлась, как девчонка, взбурунивая воду.
— Красота-то какая! — кричал откуда-то, казалось Полине Андреевне, с середки Волги Иван Филиппович. — Поля, раздевайся, освежись!..
То давнее ощущение крупитчатого, хрустящего песка под пальцами она и вспомнила. Приятно было утопить ступню в чистый песок. Стоило немного постоять на одном месте, чтобы он раздался, а потом стал тонкими струйками скатываться на суставы пальцев, приятно щекотать разомлевшую от обуви, от недавней ходьбы по горячим летним дорогам, ногу. Так и стояла бы. И незачем лезть в глубину, чего он там кричит, Иван, и тут хорошо вот так принять прохладу воды через ноги, а не всем телом. Может, Иван и посмеется над ее рассуждениями, а Полине Андреевне достаточно и так поздороваться с Волгой. А туда, на глубину, ее не затянешь!.. Хоть бы и плавать умела, не полезла бы на глубину, думала тогда Полина Андреевна…
А теперь, получалось, и на глубину попала. И не по своей воле, а попала. И то давнее ощущение песка под ногой, которое она в первое мгновение почувствовала, напомнило ей о давнем, радостном, о жизни. Тут же поняв, что вода не доходит ей даже до шеи, она кинулась к берегу, еще и не разобравшись, в какой он стороне, но двигаясь ногами по песку в ту сторону, куда он как бы полого, но подымался.
Уже когда воды ей было по пояс и она окончательно поняла, что и на этот раз все обошлось благополучно, вдруг услышала что-то домашнее, привычное, донесшееся до слуха из далекого далека, когда в жизни все шло размеренным чередом и не было никакой войны. Стараясь поскорее выйти на сушу и потому торопясь, она прилагала немалые усилия, чтобы преодолеть сопротивление воды. Волга, казалось, отталкивала от берега, не пускала, ухватив ее за намокшее платье, пальто, а она тем настойчивее шла вперед. А берег был еще метрах в десяти, ну, может, не в десяти, как казалось ей, а в пяти, потому что опускался в Волгу не круто.
«Домашний», как определила его Полина Андреевна, звук, донесшийся до ее слуха, не повторялся, и она подумала, что ей послышалось. Но только так подумала она, снова среди всего прочего шума высаживавшихся с «Гасителя» женщин и детей, услышала то ли писк, то ли мяуканье. Оглянулась и увидела в воде котенка, того самого, которого держала в руках, закутав в платок, бабка. Увидела котенка, и только тогда стала видеть и слышать все остальное. И «Гаситель», севший на мель возле берега, и трап, опущенный с него прямо в воду, и женщин возле трапа на «Гасителе», и уже спустившихся двух внизу, в воде. Они были в одежде, как и Полина Андреевна; матрос кинул им узел с вещами и крикнул:
— Лови, тетенька, а то намокнет!
Узел полетел в воду, женщина его подняла над головой и понесла к берегу, а сзади поплелась старушка. С узла стекала вода, сначала струями, а потом крупными каплями. Полина Андреевна все это почему-то увидела очень отчетливо: и струи, и капли с узла.
Котенок, высунув мордочку из воды, брызгая лапами вокруг, плыл к Полине Андреевне, но так медленно, что Полина Андреевна поняла — утонет. Он, видимо, впервые в жизни встретился с водой, и только инстинкт, который ему передали родители, помогал барахтаться в воде, кое-как плыть.
Котенка никто с «Гасителя» не видел, конечно, до того ли людям было, когда фашистские самолеты вот-вот могут вернуться, а «Гасителю», высадив женщин на берег, надо немедленно убираться с открытого места вон к тем кустам острова Крит, что нависли над водой. А самим женщинам с детьми да с узлами тоже не до котенка. Здраво рассуждая, Полина Андреевна тоже должна была выбираться из воды и бежать в лесок, но она, как завороженная, смотрела на котеночка. Отворачивалась, шла к берегу, но потом снова оборачивалась и видела круглые, казалось, совсем спокойные глаза котенка. Даже две белые полоски через лоб к ушам. Она остановилась, увидев, что котенок вот-вот захлебнется.
Не думая о страшной воде, а видя перед собой только мордочку маленького животного, Полина Андреевна пошла обратно. И вот мокрое, дрожащее маленькое существо, выпустив коготки,
