На пороге Тьмы - Андрей Круз

  -- А с "Ваней-комсомольцем" для начала. Там сейчас обыск пойдет, надо приглядеть. А то им не свое, дай волю так все переломают. А нам потом чинить.

   Мы с Федькой переглянулись, пораженные скоростью роста в Иване всяких частнособственнических и просто жлобских инстинктов. Скоро так и нас догонит, прогресс налицо.

  -- А на Ферме чего сейчас? - уточнил я на всякий случай.

  -- Да ничего, все как после прошлого выхода, - махнул рукой Иван. - Милославский в думы погрузился, про нас на какое-то время забудут, до тех пор, пока опять куда-то сгонять не понадобится, куда ворон костей не заносил. Так что пока так... своими делами.

  -- Вань! - оживился вдруг Федька. - Раз ты у нас теперь кругом не халявщик, а партнер, то не прикроешь на денек?

  -- В смысле? - не понял Иван.

  -- В том, что приглядеть за пароходом ты и один пока сможешь, а нам бы с Вовкой сгонять на халтуру на денек. Ты в доле, однозначно.

   Почему-то от такого прямого предложения Иван смутился и даже немного покраснел, но потом сказал:

  -- Можно, наверное. А что за халтура?

  -- А за машинами, - ответил Федька. - Одну в городе сдадим, а вторую... ее под конкретного покупателя, с очень большой скидкой... но человек очень полезный. Но все равно наживем, тут без вариантов.

  -- Блин... да на хрена вам рисковать? - чуть подумав, удивился Иван. - Нам и за буксиры премии, и вон, свой "Титаник" заимели, чего дергаться?

  -- Обещали, - пояснил я. - Как раз этому "полезному покупателю" обещали "кюбеля" до холодов пригнать. Иначе нехорошо получится, обидится.

  -- М-да? - Иван снова призадумался. - Когда собираетесь?

  -- Да завтра бы и сгоняли с самого ранья, - ответил я. - Сегодня приготовились бы.

  -- Эх-ха... ладно, - согласился тот. - Сейчас со мной в порт давайте, а потом через часок я вас закину куда скажете.

  -- Лады! - хлопнул его по плечу Федька.

   Окончательное искушение непосредственного начальства свершилось, похоже. До того бескорыстный Иван начал испытывать заметную страсть к наживе. Ну и хорошо, нам проще.

   В порту, как оказалось, и без нас порядок умели поддержать. У "Вани комсомольца" нас встретила компания из четырех недовольных мужиков, столпившихся возле небольшого зеленого "бантама" с поднятым тентом, и явно наслаждавшегося отправлением служебных обязанностей Пашкина, их на борт не пускавшего.

  -- Без лиц, внесенных в список, не пущу. Тут вам не ваш департамент, а городской рейд! - решительно и громко объявил он главному из ожидавших, бледному и сутулому мужику в сером длинном брезентовом плаще. - А я тут за главного.

  -- Да кто в списке-то? - явно разозлился тот.

  -- Это закрытая информация, - важно ответил Пашкин, заложив руки за спину и приветствуя нас, подходящих, одобрительным кивком. - Вот они в списке, в частности, - указал он на нас.

   Мужики обернулись, бледный усмехнулся, покачав головой, протянул руку:

  -- Здорова, Вань! Это ты так распорядился, что ли?

  -- Ага, я, - кивнул Иван, хоть ничего такого у Пашкина не просил, насколько я знаю. - Забыл уточнить просто, что именно вам можно.

  -- Ладно, проехали, - отмахнулся тот. - Запускаешь теперь на борт?

  -- Давай, заходи.

   Пашкин, от которого опять попахивало водочкой, невзирая на ранний час, гордо нам кивнул и так же гордо удалился, с явным осознанием выполненного долга и продемонстрированного авторитета. Компания же прибывших гуськом поднялась по сходням на борт.

   Обыск шел культурно, иначе не назовешь. Хотя бы потому, что пришедшие никакого отношения к правохранителям не имели, а были такими же сотрудниками Фермы, как и сам Иван. Ничего не ломали, ничего не разбрасывали, но при этом ни миллиметра не пропускали не осмотренным и непростуканным.

   Примерно через час я и Федька со всеми распрощались и пошли на выход, завернувшись в дождевики. Решили Ивана не отвлекать, пусть и вправду приглядывает за имуществом, раз уж ему так в кайф, и пошли пешком. Тут все же расстояния не те, чтобы так уж этих пеших прогулок опасаться, разве что погода настроение портила.

   Из порта вышли на Октябрьскую набережную и по ней пошли в сторону центра. Хотели сразу отправиться на Крупу, но потом все же решили завернуть к общежитию за "Блицем", мало ли как планы изменятся и куда придется спешить? Да и заправить грузовик надо, и топлива для завтрашней вылазки припасти, коли выпала возможность ее совершить.

   Пока шли к общежитию, почти не разговаривали друг с другом. Холодный резкий ветер умудрялся дуть прямо в лицо независимо от того, в какую стороны ты поворачивался и куда шел, опровергая тем самым все базовые законы мироздания. Поэтому мы больше капюшоны руками придерживали, чтобы их с головы не сдувало. Правда, при этом промокали рукава курток. Так что в кабине опеля я ощутил себя если и не дома, то как минимум в гостях у хороших людей, только сильно курящих. И когда грузовик лихо докатил нас до подъезда РОППа, то есть "районного отдела приема поселенцев", из кабины выходить откровенно не хотелось, даже в такую короткую пробежку.

   В холле учреждения мы увидели с полтора десятка растерянных и задумчивых людей, по виду явных новичков в Отстойнике, таких, каким был я совсем-совсем недавно. Похоже, что они ждали появления Милославского с лекцией, то есть совсем как я в свое время. Но профессор, похоже, запаздывал.

   Дежурный в форме, сидевший за зарешеченной стойкой отправил нас в архив, находившийся на первом же этаже, в дальнем конце коридора. По пути столкнулись с невысоким мужичком в отглаженной, но сидевшей на нем как на корове седло, форме.

  -- А, здорова! - с ходу узнал он нас. - Бирюков и Теодор Мальцев, если не ошибаюсь.

  -- Драсть, Сергей Геннадьевич, - поприветствовали мы его с ходу.

   Это был Бочаров, тот самый, что "оформлял" меня в день моего провала в этот нелепый мир.

  -- Какими судьбами? - спросил тот. - Решили обратно попроситься? Так ничем помочь не могу.

   Шутка эта была, похоже, у него дежурной, но мы вежливо поулыбались.

  -- Нет, нам в архив, запросик сделать, - сказал я.

  -- О чем, если не секрет?

   Не думаю, что вопрос был продиктован чем-нибудь еще кроме досужего любопытства, но я решил оставаться безукоризненно вежливым. Бирюков и мужик неплохой, и глядишь -- чем и поможет.

  -- На человека одного данные ищем, - сказал я. - Похоже, что погибшего.

  -- По работе, что ли? - уточнил тот.

  -- Да вроде как, - кивнул я, решив, что в сущности и не соврал.

  -- Ну, пошли, я как раз в архив, - сказал он и пошел по коридору таким быстрым, несмотря на малый рост, шагом, что мы за ним едва поспевали.

   Дверь в архив была покрыта бурым дерматином, прибитым гвоздиками с широкими медными головками, но стук пишущей машинки, доносившийся изнутри, она все равно заглушить не могла. Бирюков толкнул дверь и вошел, ну и мы следом, оказавшись в помещении разделенном высокой стойкой на две неравные части -- малую для посетителей и куда большую для папок с бумагами.

   За "ундервудом" сидела немолодая крупная женщина в очках, с серым пуховым платком, накинутым на плечи. Она курила, зажав в крупных желтых зубах, смятую папиросу и поприветствовала нас всех коротким кивком, не отвлекаясь от своего занятия. Бирюков дождался того момента, как она вытащит из каретки карточку из толстой желтой бумаги, и только после этого сказал:

  -- Наталья Сергеевна, тут к вам ребята из Горсвета с запросом.

  -- Из Горсвета? - удивилась она.

   Голос у Натальи Сергеевны был громкий и звучный, аж эхо от стен. И это она просто разговаривает. А если рявкнет на назойливых просителей, то какой эффект будет?

  -- Да мы сейчас к Ферме прикомандированы, так что пока скорее оттуда, - поправил Бочарова я.

  -- А у вас на Ферме свой архив хоть куда, там все есть, что и у нас, и сверх того много.

  -- Да вот там какая-то путаница, решили здесь уточнить, - с ходу сочинил я версию.

   В путаницу она поверила. Хотя бы потому, что архивом на Ферме заведовала не она. Это я буквально в глазах у нее прочел, эдакий оттенок снисходительности к бестолковости всех других архивариусов этой действительности. Она взяла со стола бланк запроса, отпечатанный на серой плохой бумаге, и толкнула его мне по стойке, все так же звучно сказав:

  -- Заполняйте, без помарок, желательно, - после чего загасила папиросу в забитой окурками пепельнице.

   К счастью, заполнять пришлось не плохой перьевой ручкой, макая ее в чернильницу, ка здесь обычно бывает, а простым карандашом, да еще и на диво хорошо заточенным. В общем, вписал я в графу "имя" Алина, потом добавил "и еще, возможно, инициал Е", а в "фамилию" - Скляр, и больше ничего. И расписался, вписав в графу под моей подписью номер личного удостоверения. Но Наталья Сергеевна не удивилась такой скудности и путаности данных, лишь кивнула и сказала: