Лекции по семиотике культуры и лингвистике - Светлана Махлина

Столь же значительно для семиотики имя Бориса Андреевича Успенского (род. 1937) – доктора филологических наук (1972), профессора (1979), действительного члена РАЕН (1993), главного научного сотрудника Института высших гуманитарных исследований РГГУ.

Направления научных исследований – история славянских языков; семиотика культуры; семиотика истории.

В РГГУ работал с 1993, член международного редсовета журнала Arbor Mundi («Мировое древо»), издающегося в РГГУ, член редколлегии серии «Труды по знаковым системам». Кроме того, он обладатель различных международных высоких научных регалий: действительный член Европейской академии наук (Academia Europaea), профессор Неаполитанского восточного университета (Instituto Universitario Orientale), иностранный член Австрийской академии наук, почетный член Международного общества визуальной семиотики и Британского общества по изучению славянской средневековой культуры, член Международной ассоциации семиотических исследований, автор более 350 работ, один из наиболее значительных представителей отечественной семиотической школы, крупнейший специалист в области истории русского языка, участвовал с 1976 в работе Международной ассоциации семиотических исследований. В настоящее время работает над семиотикой русской истории (XV–XVII вв.). В 1996–1997 гг. вторым изданием вышли его избранные труды. Первые два тома посвящены работам ученого в области структурной типологии языков и семиотики культуры, третий том – славянскому языкознанию. Книга Успенского «Семиотика искусства» (М., 1995), в которой идет речь о структуре художественного текста и типологии композиционной формы, заслуживает особого внимания. Как показал в ней Успенский, в художественном произведении различные точки зрения вступают в определенные отношения друг с другом, образуя таким образом достаточно сложную систему противопоставлений, различий и тождеств. Эта структура рассматривается ученым в оценочном, фразеологическом и пространственно временном аспекте. Хотя в книге Успенского – в ее основной части – речь идет прежде всего о литературных произведениях, автор касается также театра, музыки, изобразительного искусства, показывая структурную общность различных видов искусства.

Книгу завершают работы по семиотике русской иконы и по композиции Гентского алтаря Ван Эйка, в которых показана божественная и человеческая перспектива произведения искусства, какой ее раскрывает семиотический анализ.

По признанию Успенского, он опирается в своих исследованиях на труды кружка Бахтина (М. М. Бахтин, В. Н. Волошинов), на то, что было сделано В. В. Виноградовым, Г. А. Гуковским и др. Успенский заявляет о своей близости к направлению в американской науке, которое сложилось под влиянием литературных оценок Генри Джеймса и получило название «новой критики».

Б. А. Успенский успешно продолжает плодотворную работу, которую с 20-х гг. нашего века ведут отечественные и зарубежные мастера «формального анализа», являющегося одной из важных сторон всеобъемлющей характеристики произведений искусства во всех его видах и текста вообще.

Членом московско-тартуской школы был и Александр Константинович Жолковский (род. 1937, Москва) – литературовед, культуролог. Окончил филологический факультет МГУ английской группы романо-германского отделения. После окончания МГУ работал в Лаборатории Машинного Перевода МГПИИЯ с 1959 по 1974 гг., где был привлечен И. А. Мельничуком к соавторству над экспериментальным «Толково-комбинаторным словарем» (Вена, 1984). Материалы к нему, включая наиболее важную статью «О семантическом синтезе» (Проблемы кибернетики, № 19, 1967), печатались в СССР, но сам словарь был издан в эмиграции. Параллельно учился в аспирантуре и преподавал язык сомали в Институте Восточных Языков при МГУ. В 1969 была защищена диссертация, на основе которой издана книга «Синтаксис сомали» (1971). В 1964–1973 работал также в редакции вещания на языке сомали Московского Радио, сначала в должности редактора-выпускающего, а затем переводчика и диктора. Использование в книге языковых примеров из официозных передач Московского Радио можно считать одним из ранних образцов соц. – арта.

В 1974 г. был уволен с работы в связи с подписанием писем в поддержку диссидентов и был принят в группу автоматического перевода Ю. Д. Апресяна в информационном институте «Информэлектро».

Вместе с университетским сокурсником Ю. К. Щегловым разработал так называемую поэтику выразительности (порождающую модель литературной компетенции «Тема-Текст»). Однако первая публикация результатов использования этого метода – «Структурная поэтика – порождающая поэтика» (Вопросы литературы. 1967. № 1) вызвала полемику, в том числе со стороны представителей Московско-тартуской школы. С 1976 г. стал проводить у себя на квартире семинар по Поэтике с участием виднейших семиотиков и литературоведов: М. Л. Гаспарова, Ю. И. Левина, Б. М. Гаспарова, Ю. М. Лотмана, Б. А. Успенского, Е. М. Мелетинского, В. В. Иванова, К. Ф. Тарановского, С. И. Гиндина и др.

В 1979 г. Б. А. Успенский эмигрировал. Сначала семестр преподавал в Амстердамском университете, выезжая с лекциями в другие европейские университеты. С 1980 г. – работает в США. В настоящее время – профессор Университета Южной Калифорнии (USC) в Лос-Анджелесе. Испытал воздействие работ Шкловского, Проппа, Тынянова, Якобсона, Эйзенштейна, Бахтина и Риффатера. Основной круг интересов – явления русской литературы и искусства XX века. В своих работах использует постструктурные, интертекстуальные методы, которые дают прочтению хорошо знакомых произведений остроту и новизну изложения. Печатался в Москве и Тарту, будучи одним из представителей Московско-Тартуской школы.

К московской группе Московско-тартуской школы относился и Александр Моисеевич Пятигорский (1929–2009). В 60-х гг. принял участие в симпозиумах по знаковым системам в Киярику. Впоследствии дал оценку деятельности тартуского кружка и московских семиотиков в работе «Взгляд из 90-х на семиотику 60-х». Участвовал в диалоге с М. Мамардашвили. В середине 70-х гг. уехал за границу. Наиболее значительные работы собраны в кн. «Избранные труды» (М., 1996). К их числу принадлежат исследования о тексте как разновидности сигнала, о семиотической ситуации и ее наблюдателе, о метатеории сознания и др. проблемах семиотики.

Вопросы семиотики Пятигорский понимал в широком социокультурном контексте. В диалогах с М. Мамардашвили и в нескольких других небольших по объему работ А. М. Пятигорский высказал ряд соображений о духовной ситуации в современной России. В России, рассуждали Пятигорский и Мамардашвили, каждый текст стремится стать «Текстом» с большой буквы, энциклопедией русской жизни. Между тем, необходим отказ от этих претензий, от вековых стереотипов. Коренным пороком русского самосознания является отсутствие формы. Философия призвана расколдовать общество от власти культурных идолов, создать условия, при которых текст обретет форму и станет одной из единиц в полифонии текстов. В конечном итоге надо преодолеть типичную для нашей страны ситуацию, когда в стране что-то случается, но ничего не происходит (как сформулировал эту мысль автор предисловия к «Избранным трудам» Г. Амелин).

Известен Пятигорский и как незаурядный прозаик, лауреат премии Андрея Белого. Формулировка присуждения премии: «За философичность романной прозы и бескомпромиссность исследователя экзистенциальных лабиринтов». (Недавно опубликован сборник: Пятигорский А. Рассказы и сны. – М., 2001. 128 с.). Проза его понятна, проста и ясна. Это кажется парадоксальным только людям, считающим науку чем-то непонятным, сложным, темным и неясным. Пятигорский же, разносторонний и глубокий ученый, и в этих рассказах предстает представителем семиотики. Сон и явь перетекают друг в друга в его рассказах, когда сновидение предстает как семиотическая система, язык.

Однако в России открытое развитие семиотики длится недолго, как недолго просуществовала «оттепель». Наступает «застойный» период, датируемый 1967 годом. И в газетах начинается издевательство над семиотическими изысканиями, их терминологией, способами анализа. Многие представители семиотики вынуждены эмигрировать. Единственным оплотом семиотической науки остается Тартуский университет, вернее кафедра литературы во главе с Ю. М. Лотманом. В ответ на притеснения язык исследований становится еще более усложненным, именно в те годы возникает термин «вторичные моделирующие системы». В Тарту печатаются труды под названием «Летняя школа по вторичным моделирующим системам» (всего их вышло 5). Публикации по семиотике ждали и в России и за рубежом, но распространение идей оказывается замкнутым, аудитория искусственно ограничивается. Так снова развитие семиотики было извне сдержано, свернуто.

Между тем на Западе происходит разочарование в эффективности методов семиотики. И так синхронно и у нас и за рубежом во второй раз семиотика оказалась в кризисном состоянии.