Волшебник Земноморья - Урсула К. Ле Гуин

Роще, куда ученикам вход был строго-настрого запрещен. Гед в Большом Доме совершенствовался во всех искусствах, которые надлежит знать колдунам — то есть магам, не имеющим жезла, — отыскания и связывания, а также в искусствах плетения чар, целительства и травознания, повествования и пения. Оставаясь вечером в своей спальне и зажигая вместо лампы или свечи чародейный свет, он погружался в изучение Древнейших Эйских рун, которые применялись при Великих Заклинаниях. Все навыки и знания по-прежнему давались ему легко, и среди учеников упорно ходили разговоры, что кто-то из Учителей — то ли тот, то ли другой будто бы сказал, что Гед — самый смекалистый паренек из всех, кто когда-либо учился в Школе. А про его зверька сочиняли настоящие сказки. Утверждали, например, что в его обличье скрывается некий дух, который нашептывает Геду прямо на ухо мудрые советы. Рассказывали даже, что когда Гед впервые явился в Школу, то ворон Верховного Мага, приветствуя мальчика, прокаркал предсказание, что в будущем он станет Верховным Магом. Неизвестно, насколько всерьез относились в Школе к этим разговорам и что о них думал сам Гед, но иногда, в какой-нибудь длинный весенний вечер, на него вдруг накатывало буйное веселье. Он присоединялся к играм других учеников, и они охотно следовали за Гедом как за предводителем. Но большую часть времени он терпеливо трудился, и гордость не позволяла ему участвовать в детских забавах. Боб занимался в роще, а больше близких друзей у Геда не было, да он и не догадывался, как ему нужен друг.

Ему исполнилось пятнадцать лет. Он был все еще слишком молод, чтобы приступать к изучению Высших Искусств магии и волшебства, которые дают право на жезл мага. Но он проявил такую понятливость в искусстве сотворения иллюзий, что Учитель Превращений, сам еще очень молодой, часто занимался с ним помимо уроков, показывая иногда кое-что из настоящих Превращений. Он объяснил, что, желая по-настоящему превратить одну вещь в другую, волшебник должен переименовать ее на то время, в продолжение которого следует сохраняться чарам. Учитель рассказывал, какое воздействие оказывает такое превращение на имена и свойства всего, что окружает изменяемую вещь. Он говорил, насколько это опасно, и опаснее всего то, что изменяя собственный облик, волшебник рискует запутаться в сети своих чар. Мало-помалу, радуясь тому, как быстро мальчик понимал все, что ему говорили и показывали, молодой Учитель стал не только рассказывать про эти тайны, но начал учить то одним, то другим Великим Заклятиям Превращений, а потом дал ему читать Книгу Формотворения. Но об этом он не известил Верховного Мага, что было настоящим безрассудством, хотя он не хотел ничего плохого.

В это же время Гед занимался также с Учителем Призываний, но тот был совсем другим человеком — строгим, хмурым и неразговорчивым стариком; таким его сделало потаенное и сумрачное волшебство, которое он преподавал. Занимался он не иллюзиями, а подлинной магией, творимой посредством призывания сил природы: света, тепла, магнитных сил и тех свойств вещей, которые люди воспринимают как вес, форму, цвет и звук. Не иллюзорные, но настоящие силы, истекающие из непостижимых и бездонных глубин Вселенной, которые люди не могут истощить или вывести из равновесия никакими заклинаниями и усилиями. Гед и раньше был немного знаком с высшим мастерством волшебных искусств. Он умел заговаривать погоду и воздействовать на дождь и ветер, — искусства, которыми в совершенстве владели Морские Мастера. Учитель объяснил ему, почему настоящий волшебник прибегает к таким чарам лишь в случае крайней необходимости. Оказывается, призывая столь могучие силы земли, колдун неизбежно изменяет что-то в структуре земли, частью которой являются эти силы.

— Дождь на Роке может обернуться засухой на Осскиле, — говорил Учитель, — а затишье где-нибудь в Восточном Просторе может вызвать разрушительную бурю в Западном, поэтому нужно хорошо знать, что и зачем вы делаете.

Что же касается призывания обычных существ и людей, в том числе душ умерших, а также обращений к Незримым — все это те заклинания, которые составляют вершину искусства Призывания, то об этом он почти не упоминал. Несколько раз Гед пытался навести его на разговор, в котором Учитель мог бы немного приоткрыть эти тайны, но тот сразу замолкал и, устремив на юношу суровый безжалостный взгляд, смотрел долго и пристально. Гед начинал чувствовать себя очень неуютно; нескольких попыток оказалось достаточно, чтобы понять: лучше ему о таких вещах не заговаривать, а еще лучше — и близко не касаться этого предмета.

Порою он и сам начинал испытывать беспокойство, произнеся даже не самые сильные заклинания из тех, каким учил его Призыватель. В Книге Знаний ему попадались отдельные руны или целые страницы, которые казались знакомыми, хотя он и не помнил, когда и где читал их раньше. А порою в заклинаниях Призывания встречались фразы, которые даже произносить было неприятно. Они заставляли его вспоминать что-то страшное: какие-то тени в сумрачной комнате с закрытой дверью, и одна из теней тянется к нему из угла. Он торопливо отгонял от себя и эти мысли, и воспоминания. Он говорил себе, что эти мгновения страха и помрачения — всего лишь тени, отбрасываемые его невежеством. Чем больше он узнает, тем меньше будет у него причин для страха, а когда он наконец станет великим и всемогущим магом, он ничего не будет бояться. Вообще ничего.

Во второй летний месяц того года вся Школа снова собралась в Большом Доме на праздники Лунной Ночи и Долгого Танца. Два праздника совпали, а это случалось лишь раз в пятьдесят два года, и поэтому им предстояло веселиться две ночи. Всю первую ночь — самую короткую в году ночь полнолуния — в полях и на узких улочках Твила играли флейты, им вторил рокот барабанов, песни уносились вдаль над лунными водами бухты Рока, и от полной луны и факелов было светло как днем. Наутро, с восходом солнца, певцы Рока завели длинную песнь «Деяния Эррет-Акбе»; в ней рассказывалось о белых башнях Хавнора, о том, как Эррет-Акбе, покинув Древний Остров Эю, скитался по всему Архипелагу и Просторам, пока где-то на самом дальнем берегу Западного Простора, на краю Открытого Моря, не встретился с драконом Ормом. И его кости и оружие, смешавшись с раскиданными костями дракона, остались лежать на острове Селидор. Но меча его там нет, пелось дальше в песне, он водружен на вершину самой высокой из башен Хавнора и доныне вспыхивает красным пламенем в час заката над Внутренним Морем.

Закончив эту песню, начали Долгий Танец. Горожане и фермеры из