Душой наизнанку - Юлия Мамочева

Зеркало

Вижу, подруженьке-то — откипелось, отбегалось…Отгрохоталось внутриголовно, никак?Из зазеркалья тобою любуется бледность —Твой молчаливо-ласковый дубликат.

Из-под угодливой глади (какого лешего?) —Дева (смешливо? насмешливо? — не таи…)Зрит в тебя, будто бы в корень лица повзрослевшего,Зрит двоецарствием глаз, что теперь — твои.

Воды застыли над ней, точно их проморозило,Инеем — пыль расползлась по стеклу поверхности.Сумрак окутал деву покоем глазетовым,С нею же нежа твою обнажённую суть.

Вижу, подруженька: узницей звёздного озераТы отраженью — себе-то — клянёшься в верности,Низко склонившись над круглым стареньким зеркалом…

Свечку задуй. Приляг. Постарайся уснуть.

Ночность

Вечность в ночи заперлась на засовНежиться в чудесах:Ведьма с крылами из двух голосов,Со звёздами в волосах.

Юркнула между зарёй и зарёйИздревле юная мисс —Наворожить (только глазки закрой)Милость длиною в мысль.

Веки сгустишь ты, как жалюзи,Враз тебе — dream to feel:Воздух, огнистый, что мон плезир,Ярче людских текил,

Небо изнанки твоей Москвы(Точнее, запах его) —Райство вечностной ворожбы,Чёртово волшебство…

После заката — ангельский лайХочет по тропке дуги.Знаешь: гуляй, рванина, гуляй;Беги, Лола Форест, беги!..

Вечность отнежится, снежностью строфНебо в кровь искусав…Взор распахни в аритмии часов:Семь утра на часах.

Травести

Поэма

Я. Ширинову

Друг, заклинаю: пожалуйста, не раздражайся!Душу не режь справедливым «ты-в-этом-вся».Я ведь по правде — до дрожи устала жаловаться,С горя в плечо тебе скверною морося.Мы одногодки; мне, жжённой, пора бы прожариться.Ты же — не мясо и мыслишь, как в пятьдесят,

Даром, что по восемнадцать пока нам обоим(Знаю, звучит, как «по стопке!» — но ты не пьёшь).Жизнь — это бар. Бармен — Бог; он душевно болен:Пропасть в глазах его, волосы — будто рожь.Я попросила: «Дай-ка… пожить бэд боем!»Он — хохотать: «Эдак старою девой помрёшь».

Бросилась к Богу я: вечно была упрямица! —Лацкан Господен в костлявой смяла горсти.И опалил ему бороду пламень румянцаЯростно раскривлявшейся травести.Глаз его бездна плеснула: «Не страшно пораниться?»Знаю: я не умею себя вести…

Буйно во мнесердце пойманной птицейбилось.Я не боялась: спесью была крепка.Бог — приколист; он чудовищно щедр на милостьК тем, кто особо заслуживает тумака.Вскоре случилось ужасное: я влюбилась!Горько влюбилась в гордого дурака.

Вообрази: наподобие истуканаС первого взгляда столбом соляным врасти.Бог всемогущ, и метель для нутра стакана,Бесы для рёбер и всякой другой кости —Суть аргументы: у Господа фирменный стиль!Стёкла плясали; я воском с висков стекала,Плавясь под взором Всесильного Старикана,Словно под солнцами тысячи Палестин.

В Бога въедалась я мыслию: «Бог, прости!Только из тела каменного выпустиБабочек рой! Им, несметным, дай вольную, барин!..»Просьбы вползали в траншеи Его морщинЖадно — так вечно бывает, когда молчим.Друг! Дело было всё в том же бездонном бареС вывеской «Жизнь» и с фасадом советской бани;Там непродышно — что рыбе в консервной банкеПосле морского отплясыванья; там чинНищий обрящет по ходу досмертной пьянки…Там я влюбилась — как водится, без колебаний,Божьею куклой — в ближайшего из мужчин.

Раз — и в оплёванный пол недвижимой вросла горой.Кожа лишилась пор — так ведь, Боже, ты шутишь                      порой?Умер во мне, умер разом разум-король,Справит поминки запертых бабочек рой.

Друг, мне в Дубай бы. Зарыться в дубовность Дублина,Как головою, седою от пепла, — в песок.Было рожденьем отсыпано вдоволь дури нам;Друг, я пустею: осталось граммов пятьсот.Знаешь, как любят те, чья душа не люблена? —Ею, душою, наружу сочась из сотДевственным мёдом, что десятирублёваяДрянь — вот и хлещет литрами сам собой.…Любят такие, любовь бесстыдно выблёвывая,Вскоре острея лицом под сердечный сбой.

…Только не надо про «слушай-молчи-зарёванная»,Коли не терпишь про «скоро-помру-не-спорь».

Совесть пасёт меня высокородным трибуном;Время тайком норовит повернуться вспять.Друг,я, не грянув бэд боем,травлюсь рэд буллом:Только б не спать. Понимаешь, надо не спать.

Спать — это вредно, особенно если в баре,Ломкие руки под голову подложив.Слышал о принципе «каждой твари по харе?»Здесь по-другому: «не выдворили — значит, жив».Это кабак. Бог — хозяин, и он же — барин,Все остальные — кучка взаимно чужих.

Друг, я провидица! Было снаружи не выше нуля,Минус по Цельсию мерзостный, сто пудов.Только уснула — из «Жизни» раздетую вышвырнули(Хоть бы подохла, мол. Дескать, долой пройдох!).

В снег я — ничком, точно палою звёздочкой.                   Вирши моиЖгли его лавой, горючей, что слёзы вдов.…Я на морозе была непривычно нелишнею,Даром, что пахла настрелянными «Давидофф».Бросили в снег меня, тёплую, прямо из бани;Таяла бель подо мною, смягчаясь будто бы.Я в её млечность — намученными губами,Морщась, мычала горечь любовного бунта.

…Бог наблюдал за мной. Тенью в окне запотевшемБармен буробородый маячил желчно.Друг, он бессмертен, и этим себя мы тешим:Дескать, останется — ноченьки звёздами жечь по нам,По падежам имена склонять, нами подержанные…

Только Господь хохотал надо мною: «Где жеДерзость твоя? Где ж мятежная, грешная женщина?»

Не удивляйся: Боженька — батюшка взбалмошный,Чадушек-то повоспитывать всласть — мастак.Бар растворялся в пурге — отходящей баржей;Бог, затихая, бранил меня брошенкой — барышней,Душу продавшей чёрту за четвертак.Что же Любовь-то большая? Пропащей Любашкой,Друг, на крыльце развалилась, как наглый моряк, —Каркать, позоря хоромы, дескать: «Приди в чулан?»

…Звёздыроссыпью взороввонзало придирчиво —Небо в хребет мне. Я, гадкая гарна дивчина,В наст нестерпимо врастала рисунком наскальным,В снег зарывалась, руки корнями пускала в нём,Вглубь — до ядра Земли, Вселенной, Раскаянья…

Друг, я сливалась с настом. На совесть. Так,Что становилась сама — белозвёздный наждак.Каплею, сгустком сердцебиенья горячего,Въелась в жёстко-снежистый крахмал простыни,Косность костей под кислотным светом утрачивая;Люминесцентный шёпот искрился, вкрадчивый(«Больно, красавица? Стерпится, не стони…»).

В уши кручинится жидкая виолончель,Спит проспиртованный воздух под пульс рябой.Сердце твердеет околевающей птицей.

Вдох. Выдыхать нельзя: потолок закоптится.Час — не один: надо мною толпой врачей —Многоголовое время. Гуд бай, бэд бой?Звёзды засели в хребте. Хриплый выдох. Боль.

Люминесцентное солнце. В пальцах мороз.Чьё-то «Борись!..» До бессилия мой Невроз.Лезвие в плоть. Образа за резьбою риз.Бриз сновиденческий: брось, не борзей, борись!..

Розовый иней узорами. Стенокартон.Стенокардия зари за грудиной оконною.Жизнь — это судно. (Суд, но Страшный — потом.)Жизнь — это судно. (Бог у руля. Тритон?)Каждый однажды окажется за бортом;Я оказалась, устав иссыхать покорною.

Воли хлебнула кривым от внезапности ртом,Вечность сомкнулась над телом пучиной, дурача… ВойМира затих, этой впитан вечностной толщею…Лишь с корабля мельчающего (утраченный,Кажется) — голос-фонарь прожигал меня, вкрадчивый,Солнечно-сочный, глядящий — не тараторящий…«Что, нахлебалась солено?» — слово то ещё…«Ладно, не дрейфь, о дрейфующая: поворачиваем!..»

Голос Господень.О, кислород для тонущей.

Друг, я не знаю, где прячется край земли сКрайне ему присущими атрибутами.Друг, я сейчас закончу — прошу, не злись!Просто, ты знаешь, когда невозможно будто быВспомнить исток (если хочешь, начало) притчи(Кажется, вакуум занял жилплощадь памяти!) —Стоит его положить, как любое иное начало,Словом! Права у пустот-то, как правило, птичьи…И говорить, словно лидер неведомой партии,Хоть бы шептать — только так, чтоб душа кричала,Птицею билась, поймана в горе-силки,Плакала небом надземным, на волю вечную                 выменянным…

Друг, я спала, как умеют такие… сякие.Друг, я проснулась, прорвавшись твоим именем.

Друг, я проснулась — в помятой кровати, в палате(Истинно белой — светом залеченной памяти).Друг, я проснулась — больше не быть мне калекой.

Время уходит — постылый, усталый лекарь,Нам оставляя, расщедрившись, вечность                 прижизненной…

Волю исполни — нынче же окажись со мной?..Лидером партии сольной — волю исполниТы, фортепьяный уже от неведомой сладости(Тех, кто не пьёт, до такого дурманит Любовь)…

Небо разверзнет губы — спросонья, бесскорбно,Высосет сорность былого бессумрачным «Славься!..»

Счастие небесовское.Мы и Бог.

Белость крыла по щеке. Осень. Оземь. Озимь.Здравствуй, бескрайность — упавшее набок восемь.

Колдунья