Главы Жизни - Лобсанг Рампа

Существует одно нечаянно обнаруженное сообщение, которое говорит, что невидимый корабль материализовался в порчу и несколько совершенно ошеломленных матросов отправились пошататься по берегу и завернули в кабак. Их видело примерно тридцать или сорок человек, и, короче говоря, когда они пили, они начали исчезать, растворяться и наконец превратились в чистый воздух. Тем, кто особенно заинтересовался, нужно прочесть упомянутые выше книги и попытаться найти какой-нибудь метод сопоставления газет в промежутке от 1944 до 1956 года. Там есть несколько намеков и в двух случаях – настоящие репортажи.

Понятно, что если кто-нибудь может внезапно перенести корабль или какое-то специальное оружие в четвертое измерение и потом возвратить его обратно в третье в совершенно определенном месте, китайцы могли бы быть очень легко сдерживаемы; это могло бы даже немного напугать русских! Люди смеются по поводу лазерных лучей, но этот маленький рубиновый свет оправдывает все, на что претендовал, и многие другие вещи. Так что если только с разумными предосторожностями будут продолжены исследования, будет найдено, что надежно закрытые в сейфе документы могут быть легко перенесены оттуда через четвертое измерение, потому что, вспомните, если для вас вещь имеет четыре стены, то это потому, что вы находитесь в трехмерном мире, в четвертом измерении это же место может быть открыто, и каждый может проникнуть в него.

По поводу нашего невидимого корабля думается, что если бы люди заранее знали, чего ожидать, то они наверняка не сошли бы с ума, потому что ужасающий шок от того, что вдруг находишь себя в ином временном континууме, достаточен, чтобы повредить ум любого человека, тем более, если для этого имеются предпосылки.

Много-много веков назад, в дни Платона, была оживленная дискуссия по поводу четвертого измерения, но даже в те дни ученые не были в состоянии воспринять то, что, говоря метафорически, было у них под самым носом. У Платона есть Диалог, который вполне применим к этой дискуссии о четвертом измерении, и существенно, что в этом случае мы можем по слушаться заповеди „Познай себя!“ и понять отношения между различными измерениями: первым, вторым, третьим и четвертым.

Позвольте привести в конце этой главы Диалог философа Платона в качестве примера того, как он пытался прояснить для людей то, что для него было совершенно очевидно:

– Смотри! Человеческие существа живут в подземных пещерах; они находятся там с самого детства, а их ноги и шеи скованы – цепи устроены так, чтобы люди не могли повернуть головы. На расстоянии над ними и позади них – свет ярко горящего огня, а от того места, где находятся заключенные, к огню круто ведет дорога; и если присмотреться, то можно увидеть невысокую стену, выстроенную вдоль дороги, вроде экрана, за которым прячутся те, кто управляет марионетками. Представь человека, идущего вдоль этой стены и несущего сосуды, которые видны над стеной; видны также фигуры людей и животных, сделанные из дерева, камня и других материалов; в некоторых сценках персонажи разговаривают, в некоторых – молчат.

– Это странный образ, – сказал он, – и странные заключенные.

– Как и мы сами, – ответил я. – И они видят только свои собственные тени или тени друг друга, которые огонь отбрасывает на противоположную стену пещеры.

– Правильно, – сказал он; – как же они могут видеть что-нибудь, кроме своих теней, если им никогда не позволяли повернуть голову?

– И они видят только тени предметов, которые несет тот человек вдоль стены.

– Да, – сказал он.

– И если бы они могли говорить друг с другом, они бы решили, что говорят о вещах, которые действительно происходят перед ними.

– Совершенно верно.

– И допустим, что в тюрьме есть эхо, которое отражается от противоположной стены, и можно быть уверенным, что они вообразят, что слышат голос проходящих мимо теней.

– Без сомнения, – ответил он.

– И без сомнения, – сказал я, – что для них ничто, кроме теней предметов, не представляется истинным.

– Определенно.

– Снова посмотрим и узнаем, как они все поняли и излечились от своей глупости. Вначале, когда кто-нибудь из них освобождался и был вынужден внезапно подняться и повернуть голову, ходить и смотреть на свет, он испытывал резкую боль, а яркий свет слепил его, и он был не в состоянии видеть реальные предметы, тени которых он обычно видел в своем привычном положении. И вообрази кого-то, говорящего ему, что все, что он видел прежде – это иллюзия, что с этого момента он подошел к реальному бытию, и то, как он смотрит, – более правильно, и видит он более реальные вещи, – каким будет его ответ? Дальше можно вообразить, что его инструктор указывает на предметы, которые проносятся мимо и просит его назвать их – разве у него не возникнет трудностей? Разве он не вообразит, что тени, которые он видел всю свою жизнь, более реальны, чем те предметы, которые ему показали?

– Да уж, куда более реальны.

– И если его вынудят посмотреть на свет, разве его глазам не станет так больно, что он сразу же отвернется, чтобы найти убежище в предмете, который он может безболезненно рассматривать и который для него выглядит более ясным, чем тот, который ему только что показали?

– Правильно, – сказал он.

– И снова представим, что он не по своей воле вытащен по крутой и неровной лестнице и насильно поставлен под прямые лучи солнца. Не кажется ли тебе, что ему будет больно, и глаза его будут раздражены, свет, который попадет ему в глаза, просто ослепит его, и он не сможет увидеть ни одну из реально существующих вещей, которые, как ему сказали, истинны?

– Не все сразу, – сказал он.

– Он попросит дать ему привыкнуть к освещению верхнего мира. И первое, что он лучше всего будет видеть – это тени, следующее – это отражения людей и других объектов на воде, а уже потом – сами предметы; потом он сможет выходить под свет Луны и звезд, и он будет видеть небо и звезды ночью лучше, чем Солнце и солнечный свет днем. – Безусловно.

– И наконец, он сможет видеть солнце, не просто его отражение на воде, но он будет видеть само солнце на его настоящем месте, а не где-нибудь в другом, например в отражении, и он сможет познавать его природу.

– Безусловно.

– И после этого он убедится, что Солнце является причиной смены времен года и лет вообще и что это добрый гений всего, что составляет видимый мир. Оно в определенной мере тоже является причиной всех тех вещей, которые он видел прежде, а его товарищи привыкли видеть до сих пор.

– Ясно, – сказал он, – он что-то поймет вначале, а что-то – потом.

– А когда он вспомнит свое прошлое существование, и мудрость пещеры, и своих товарищей-заключенных, не думаешь ли ты, что он будет счастлив в связи с этими переменами и ему станет жаль остальных?

– Конечно же, так и будет.

– И если они прославляют тех, кто быстрее других замечает, лучше других запоминает и может рассказать, какая из теней прошла прежде, какая последовала за ней, какие двигались рядом, думаешь, ему будет интересна такая слава и почет или зависть по отношению к ее обладателю?

– Разве он не скажет, как говорил Гомер: „Лучше быть бедняком и иметь бедного хозяина“ – и предпочтет терпеть еще очень многие лишения, вместо того чтобы думать и жить как они?

– Да, – сказал он, – да, я думаю, что он предпочтет новые страдания, чем старую жизнь.

– Вообрази снова, – сказал я, – что этот человек внезапно попадает в свое старое положение и больше не видит солнца. Разве он не решит, что его глаза застелил мрак?

– Совершенно верно, – сказал он.

– И если бы возник спор, и он должен был бы состязаться в рассматривании теней с заключенными, которые никогда не покидали пещеры, пока его глаза еще не привыкли к пещере и он плохо видит (а время, которое потребуется ему, чтобы снова приспособиться к образу жизни в пещере, может быть довольно продолжительным), и разве он не будет выглядеть смешным?

– Без сомнений, – сказал он.

– Сейчас ты можешь присовокупить эту аллегорию к предыдущим аргументам, – сказал я. – Тюрьма – это видимый мир, свет огня – это солнце, подъем человека на поверхность и его прозрение можно рассматривать как развитие души в интеллектуальном мире.

И ты поймешь, что те, кто достиг этого дающего блаженство видения, не пожелают снова возвращаться к человеческим страхам; их души торопятся подняться к высшим мирам, в которых так прекрасно жить. И разве не странно выглядит человек, который отвлекся от божественного созерцания и вернулся к мирским занятиям, ведь его поведение непривычно и смешно для окружающих?

– В этом нет ничего удивительного, – ответил он.

– Любой, кому присущ здравый смысл, вспомнит, что путаница перед глазами бывает двух видов и возникает в двух случаях; или если уходишь от света, или если выходишь на свет – это истинно для духовного зрения так же, как и для телесного. И тот, кто всегда помнит об этом, когда смотрит в душу того, чье видение запутанное и слабое, не станет смеяться; он прежде спросит, пришла эта душа из более светлой жизни и не в состоянии видеть, потому что не привыкла к темноте, или пришла она из темноты на свет земной и ослеплена ярким светом. А потом он определит, кто счастлив в этом состоянии и в таких условиях жизни.