Цветы в зеркале - Ли Жу-чжэнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Товаров было очень много, и я просто не припомню теперь, что именно им продавали. Но хорошо помню, как дядя рассказывал, что в стране Великанов и в стране Карликов он с большой выгодой для себя распродал пустые жбаны из-под вина и шелковичные коконы. Но как вы думаете, почему именно эти товары взял с собой мой дядя в заморские края? – спросила Гуй-чэнь у слушавших ее подруг.
Но почему, действительно, Линь Чжи-ян захватил с собой пустые жбаны из-под вина и шелковичные коконы, выяснится в следующей главе.
Глава 70
Повествует о крае диковинном,
где шьют шапки из маленьких коконов;
Говорит и о людях невиданных,
что табак носят в жбанищах винных.
На вопрос Гуй-чэнь никто, конечно, ответить не мог, и Гуй-чэнь продолжала:
– У моего дяди на ветру слезятся глаза, и вот он захватил с собой шелковичные коконы, чтобы настоять на них глазную примочку. Конечно, тут было и не без расчета где-нибудь по дороге продать эти коконы. Что до жбанов из-под вина, то дядя очень любил выпить, пил много и, пускаясь в заморские плавания, всегда брал с собой большой запас шаосинского вина [472], чтобы было чем себя побаловать; причем брал с таким расчетом, чтобы в вине не было недостатка, если в плавании пришлось бы провести даже несколько лет подряд. Так с годами у него накопилось множество пустых жбанов из-под вина, которые он складывал в трюме джонки. И вот в конце концов ему повезло: в стране Великанов он очень выгодно продал эти жбаны, а в стране Карликов с неменьшей выгодой продал шелковичные коконы.
– Ну, жбаны, я еще понимаю, в них могли нуждаться эти верзилы, если они были любителями выпить, – сказала Цзы-чжи. – Но зачем же шелковичные коконы понадобились карликам? Что, у них тоже слезятся глаза?
– Вовсе нет, – смеясь, ответила Гуй-чэнь. – Дело в том, что они до того неискусны в работе, что не умеют себе сделать даже самых простых вещей: ни одежды, ни головного убора, ничего. И вот им так понравились тонко сплетенные нити коконов, что они стали разрезать кокон пополам, отворачивать края каймой, и из каждого кокона у них получались две изящные шапки вроде тюбетеек. Вот поэтому-то они, не жалея денег, скупили у дяди все шелковичные коконы.
– Ой, какая прелесть! – воскликнула Цзы-чжи. – Представляю себе эти маленькие головки и в таких маленьких шапочках. Но только им обязательно нужны завязки, иначе легкое дуновение ветерка – и шапочки их улетят в государство Ява [473]. Ну, а зачем, скажите, это великаны скупали пустые жбаны?
– Это еще забавней, – рассмеялась Гуй-чэнь. – Они разукрасили эти жбаны, приделали к ним лямки, и получились прекрасные табакерки для нюхательного табака.
– Но неужели великаны так часто нюхают табак, что им нужны такие огромные табакерки? – удивилась Цзы-чжи.
– Говорят, что бедняки, которым не на что покупать табак, нюхают его редко, – ответила Гуй-чэнь. – А вот богатые, те вообще не расстаются с табаком.
– А какого размера жбаны им продали тогда? – не унималась Цзы-чжи.
– Дядя говорил, что это были жбаны из-под так называемого «девичьего вина» [474]. В них вмещалось восемьдесят цзиней.
– Так это же такая возня! – воскликнула Цзы-чжи.
– Почему? – спросила Гуй-чэнь.
– А как же! – сказала Цзы-чжи. – Если великаны, как вы говорите, ни на минуту не расстаются с табаком, то ведь такую табакерку все время должны таскать за ними несколько человек.
Гуй-чэнь рассмеялась.
– Да нет, – сказала она, смеясь, – вы не поняли. Они их носят с собой, потому и лямки к ним приделали. И уж слишком вы неважного мнения о великанах, если считаете, что кто-то должен за них таскать жбаны, да к тому же несколько человек.
– Выходит, что они не нюхают табак, а зверски пожирают его, – проговорила Цзы-чжи, покачивая головой. – Нет, не может этого быть, ни за что не поверю! Ну, а скажите, – вновь обратилась она к Гуй-чэнь, – не покупали ли великаны еще чего-нибудь?
Гуй-чэнь улыбнулась, словно что-то вспомнила, и сказала:
– Отец в тот раз взял с собой большие цветочные горшки. И вот когда великаны случайно их увидели, то стали предлагать за них баснословную цену. Оказывается, они заделывали агатом дырки на дне горшков и употребляли их как чашечки для вина.
* * *
– Итак, батюшка ваш, вы говорите, не вернулся? – воспользовавшись минутой молчания, спросила Бао-юнь, обращаясь к Гуй-чэнь. – Неужели его потом никто не разыскивал?
– Разыскивали, – ответила Гуй-чэнь. – Когда я об этом узнала, то и я поехала с дядей на Малый Пэнлай и там вместе с Жо-хуа дней пятнадцать искала его в горах. И вот однажды во время наших странствий перед нами вдруг выросла белая беседка, озаренная необыкновенным сиянием. На ней была надпись «Беседка слез». В беседке мы увидели престол, а над ним белую яшмовую плиту. По обе стороны престола были две параллельные надписи:
Кто скажет, что мало красавиц на свете,
Кто скажет, что доля их всех хороша.
А на самой стеле были высечены имена ста девиц, это были как раз имена всех нас, собравшихся сегодня здесь. Под фамилией каждой указывались многие подробности ее жизни. За этим списком шло послесловие, и в конце, внизу, в виде печати, было высечено:
Из далекой, безбрежной пустыни
Преданье пройдет чрез забвенья пустыню.
И вверится Тан при династии Тан
И дойдет до безлюдной пустыни.
– Да это же намек на то, что вы должны распространить это по всему свету! – воскликнула Цзы-чжи.
– Потому-то я и списала все, – ответила Гуй-чэнь. – Ну, а потом мы встретили какого-то дровосека, который передал мне письмо от отца. Отец писал, чтобы я немедленно возвращалась домой и отправлялась на экзамены, и обещал, что встретится со мной, но только после того, как я получу звание цайнюй. После этого письма мне ничего не оставалось, как спешить домой, чтобы не опоздать к экзаменам.
– Так покажите нам то, что вы списали с той плиты, – попросила Цзы-чжи.
– Не могу: тетрадь с этой надписью стащила у меня обезьянка!
– Что за обезьянка? – удивилась Бао-юнь. – Откуда она взялась?
– Обезьянку эту поймал мой отец на
