Офицеры. Книга вторая. У края - Роман Булгар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И лишь отражались в стекле его застывшие, наполненные болезненной пустотой большие черные глаза…
Киев. Пересадка… До поезда в сторону Бреста оставалось чуть больше шести часов. Прихватив с собой Малахова, Григорьев и Спивак ушли в город. Рэм остался. Не желал парень бродить в том подавленном и разобранном состоянии, в котором он пребывал, по незнакомому городу. Хотелось одного – тишины и покоя.
Крещатик и Майдан он уже видел. И поездкой в метро его тоже сильно не удивить. Следовало ему хотя бы пару строчек черкнуть двоюродному брату. Поделиться свалившимся на него огромным горем с оставшимся последним близким и родным человеком.
До сих пор он считал, что у него самых близких людей двое. Выходит, что в устном счете он сильно ошибался. К несчастью…
Сидя посреди незнакомой ему обстановки, рассеянно глядя на царящую вокруг него суету, он вдруг понял, что прошедшая ночь и пройденное поездом расстояние отдалили его от той самой черты, за которой осталось его счастье, позволили взглянуть на самого себя со стороны, совсем другими глазами.
Четыре года, невыносимо трудных, но наполненных безмерным счастьем четыре года пролетели, остались далеко позади, куда ему возврата, увы, нет. Сказка жизни оборвалась.
Его добрая фея, будто заколдованная злобным карликом, в одно мгновение отвернулась от него и забыла о его существовании.
– Ах, Дина-Дина… – беззвучно прошептали его пересохшие губы. – Что же мы с тобой натворили…
Сожгли они безоглядно все мостки. Как ни трудно, но придется привыкать жить одному, как жил до встречи с нею. Боль стихла, постепенно отступала, становилась все глуше и меньше. А на ее месте воцарилась холодная пустота.
Сотни людей живут на земле, не зная любви, и ничего. Как-нибудь протянет и он. Не он первый, не он и последний…
За все хорошее в жизни когда-то, как-то, а все ж приходится расплачиваться. Слишком уж хорошо они с ней жили, без оглядки любили друг друга. Многие им сильно завидовали.
Вот и дозавидовались. Скрипнув зубами, он горько усмехнулся. Другие-то остались при своем. А их любовь, такая нежная, такая трепетная и беззаветная любовь сгорела в собственном пламени.
Помнится ему, подполковник Алексеев говорил, что одними страданиями делу не помочь. Надо преодолеть себя, забыть все, что осталось позади, строить свою жизнь заново. И приступать след немедля. Через день, через два предстоят серьезные дела. Пора ему взять себя в руки.
– Забыть, – усмехнулся он, усиленно потирая скулу ладонью, – перечеркнуть. Начать все с нового листа…
Когда товарищи его вернулись, они снова немало удивились разительной перемене, произошедшей с их другом. Уже и не чаяли парни увидеть перед собой такого, как и прежде, Рэма, стройного и подтянутого, с твердым и волевым, чуть насмешливым взглядом.
Может, глаза у него выглядели еще пронзительнее, добавилось немного горьковатой иронии в голосе:
– Ну, что нового нашли, други мои, в граде Великом? Водку у них, надеюсь, уже продают? У нас, в России, открывают с двух часов… И люди давят друг друга за то, чтобы, отстояв час-другой, взять в одни руки две бутылки и с горя и отчаянья от всей собачьей жизни пойти и распить их без всякого вкуса и без смысла, – Рэм на секунду задумался и добавил:
Уменье пить не всем дано.Тот не умеет пить вино,Кто пьет егоБез вкуса и без смысла…
Снова грусть и печаль скользнули в его глазах. Скользнули и, растворяясь, быстро пропали. Рэм безжалостно подавил их в себе.
– Что, мушкетеры, скажете? Какие у нас планы на будущее? Мне, кажется, я вчера кое-что упустил, – он, извиняясь, развел руками. – По, так сказать, техническим причинам… – иронично скакало озорными бесенятами в его извиняющейся улыбке.
Уладив все вопросы с билетами, Баталов направил свои стопы к переговорному пункту. На душе у него отчаянно скребли дикие кошки. Он с трудом заставил себя подойти к окошку.
Не столько его мучила совесть, сколько он боялся услышать язвительный голосок дражайшей супруги. Домашний телефон не отвечал. Костик попросил набрать другой номер. Пошли гудки…
Подняв тяжелую голову, Славка мучительно поморщилась и вслепую нащупала заливающуюся трелью трубку.
– Алло, – бесцветным голосом произнесла она. – Я слушаю…
Ошеломленный Баталов покрылся холодным потом. Он узнал голос жены, его характерные интонации.
– Мира! – выдохнул он, будто бросился в ледяную прорубь. – Как хорошо, что я тебя застал. Обзвонил всех друзей…
Боясь остановиться, Баталов говорил и говорил, не давая жене времени на то, чтобы «врубиться». Помогла проснувшаяся Ната.
– Ты с кем там говоришь? – зашевелилась хозяйка, и до Славки дошло, что ночевала она не у себя дома.
По ее лицу медленно расплывалась недоуменная улыбка.
– Ты куда стучишь? – спросила она в трубку.
Ей стало смешно. Муж звонил своей любовнице, а трубку сняла она. На миг представила себе лицо мужа и громко расхохоталась.
– Говори с ним сама!
По сонному лицу Наташи пошли красные пятна. Она бросила трубку на подушку, оглянулась на Славку, приставила палец к виску, крутанула им, покачала головой и испарилась из комнаты.
– Баталов! – девушка смешливыми губками дотянулась до микрофона. – Конец связи! Ваш абонент не отвечает!
До Костика дошло то, что он сморозил очередную глупость. Вместо того чтобы просто промолчать и не отвечать, дать «отбой», он выдал себя с головой и со всеми потрохами. Он еще больше все запутал. И главное – он так и не узнал, в каком свете подала Мира их размолвку своему приемному отцу Мартову…
Если бы Баталов ведал, что генералу в настоящий момент вовсе не до его скромной особы, то успокоился бы, пришел бы в себя и перестал бы переживать по тому, чего еще нет. Но именно в том-то и состояло коварство Славки, которая своим иезуитским поступком загнала мужа в угол жестокого отчаяния и полной безызвестности.
– Ты расскажешь Владлену? – Наташа, обтираясь полотенцем, прищурила испытывающий левый глазок.
Хоть она и показывала всем своим видом, что ей безразлично то, что произойдет в таком разе, в душе она сильно переживала.
– А зачем? – Славка томно потянулась. – У папа своих проблем выше крыши. Зачем ему еще и моя головная боль…
Поболтав в воздухе беспечными ногами, она перевернулась на спину, провела пальчиком по губкам. Если папа Владлен заимеет зуб на Баталова, то запросто может погнать его из Группы войск. А подобное развитие ситуации в ее планы не входило.
При обсуждении вопроса, куда направиться служить Баталову по распределению, о внутренних округах не говорили. Выбирали между Германией, Чехословакией и Венгрией. Про Польшу речь даже не шла. Мартов настоял на ГСВГ.
– Славка, пусть он едет в Германию… – авторитетно заявил генерал. – За пять лет дослужится до должности подполковника. С нее поступит в Академию. И уже после учебы, получив солидную должность, вы поедете в Венгрию или в Чехословакию…
Мнения самого Баталова никто не спрашивал. Ему оставалось, как солдату, отдать честь и ответить: «Есть!» Он приготовился ехать туда, куда пошлет его Родина в лице Мартова…
Стоило Славке вспомнить о приемном отце, как снова звякнул телефон и опять по ее душу.
– Тебя Владлен разыскивает, – крикнула Наташа. – Что ему передать? Ты будешь с ним говорить?
– Нет, – Славка поморщилась. – Скажи ему, что все прекрасно. Пусть не переживает за меня.
Ей требовалось время, чтобы определиться, разобраться, по крайней мере, с самой собой, со своими чувствами и отношением к происходящему с нею, Баталовым и Натой.
– А где сейчас Владлен? – поинтересовалась хозяйка. – Связь до ужасти мерзкая, будто звонили с того света…
– Он собирался выехать в Гвардейское. Наверное, сейчас он на даче… «окучивает» новый объект.
Пряча смеющиеся глаза, Славка отвернулась. Генерал был тот еще ходок. При случае ни одной юбки мимо себя не пропускал. И тут она попала в точку. И в общем, и в частности…
…Дашенька проснулась и с интересом оглянулась. По роду своей деятельности ей частенько приходилось ночевать не в своей постели и на чужих простынях.
– Не дурно устроились! – хмыкнула она. – Слуги народа…
Случалось, она спала и не одна, а с очередным мужчиной. Однако назвать ее неразборчивой язык не поворачивался. Она знала себе цену и по мелочам никогда не разменивалась. Всегда ставила она по-крупному. И почти всегда Даша добивалась своего. Потому что девушка умела играть по тем правилам, что ей предлагали.
Иногда она чуть жульничала, ходила по самому краю, играла на грани фола, но ей многое прощали за ее прекрасные глазки…
Накануне они посетили городок, где строились дома для семей военнослужащих. Она охотно слушала Мартова, потому как и для нее обеспечение жильем являло собой животрепещущую тему.