Инязовки. Феноменология женского счастья - Наталья Борисова

Вышли с сестрой прогуляться. За разговором незаметно дошли до гостиницы «Тайга», где можно было посидеть на лавочках возле незамысловатого фонтана.

– Запомни этот момент, – сказала я. – Если я не буду с Борькой, я останусь холостячкой на всю жизнь.

– Нет, сестренка! – возразила Вероника тоном, не позволяющим сомневаться в ее правоте. – Ты слишком хороший человек, чтобы тебя не заметить. Встретишь ты человека, который полюбит тебя. А Борька …. Да, есть такие люди, которые входят в душу с ногами. В тебе он не понял главного. Не успел. Может, купается сейчас в море успеха. Но будет еще время, когда к душе потянется.

В день, когда уезжали Вероника и Саша, шел проливной дождь. На автостанции мы увидели группу молодых людей в курточках интернационального стройотряда УДН. Все они были из стран Латинской Америки. Сердце защемила забытая грусть о моем несостоявшемся поступлении. Теперь я уже не была той наивной девочкой, ошарашенной московской круговертью. За эти два года, что отделяли меня от крушения мечты, я научилась говорить на испанском языке. Разве можно было упустить неожиданную возможность испытать себя?

Я подошла к ребятам и заговорила. Это было непросто – преодолеть застенчивость и найти слова, чтобы объяснить свой порыв! Я словно шла по шаткому мостику, боясь свалиться в реку. А они, эти ребята, вдруг дружески «подхватили» меня, помогли добраться до берега. Узнав, что я изучаю испанский язык, заклокотали так радостно, что на нас стали оглядываться. Для провинциального города эта картинка казалась из ряда вон выходящей: русская девица, с трудом подбирающая слова на незнакомом языке, в толпе ликующих, возбужденных латиноамериканцев. На прощание вся группа долго махала руками вслед нашему уходящему автобусу.

Всю дорогу до аэропорта я приходила в себя. Среди студентов оказался Хорхе Исминио, мой перуанский друг по переписке. «Настенька…» – звучал в голове его тронутый акцентом бархатистый голос. Расставание с Вероникой и Сашей повернуло мои мысли в другую сторону. Радость нечаянной встречи сменила острая тоска разлуки. Какой переполненный эмоциями день!

Я загорала на балконе, когда отец принес письмо, в котором Хорхе сообщал о своем намерении приехать ко мне в воскресенье. Мы встретились. Пока я жарила картошку, мой латиноамериканский друг стоял рядом, не внимая уговорам присесть на стул: у них не принято сидеть, когда стоит женщина. Неожиданно он притронулся ко мне руками и сказал:

– То, что происходит со мной сейчас, похоже на сон.

Мы прогуляли вместе целый день. Сходили в кино. Покатались на электричке. Хорхе с пылким чувством отзывался на каждое мое слово, трепетал, как лань. От него исходило тепло, как от натопленной печки.

– Ты мне очень нравишься, Настенька! Волосы, глаза, цвет твоей кожи. Теперь, когда я увидел тебя, я хочу обнимать тебя, чтобы соединилось тепло твоей кожи и моей.

В следующий раз он не стал дожидаться воскресенья и приехал среди недели. Я видела, что влюбленность накрыла парня с головой.

– Я буду с нетерпением ждать воскресенья, чтобы приехать к тебе, – сказал он, прощаясь.

Погода была дрянь. Дул ветер, дождь хлестал. И я была сама не своя. Словно вернулось ко мне ощущение превосходства от того, что латиноамериканец «бегает» за мной, как тот Афанасий. Как зависимо он смотрел на меня, как неловко брал мою руку своей, похолодевшей. И то, что он говорил мне по-испански, меня не трогало.

– Ты – сама свежесть. Мне бы хотелось держать тебя в своих объятиях, чувствовать тепло твоего тела, сказать много слов о любви, которые выражают мое вдохновение и сокровенные чувства.

Я приехала домой совсем без сил, повалилась спать со словами: «Ох, Исминец, ни к чему нам влюбляться друг в друга!» и больше не думала о встрече. Меня уже не интересовала возможность практиковать язык.

Вскоре я получила письмо от Женьки Клыковой. Она звала меня в Иркутск, чтобы вместе поработать в стройотряде проводником, воспользовавшись чужим удостоверением. Как я забегала! Как быстро меня вдохновила на подвиги новая перспектива! Родители с первой же минуты посчитали эту идею сумасбродной. Оставалось самое главное – убедить их в необходимости моей поездки в Иркутск. Было трудно, да почти невозможно сдвинуть с мертвой точки мамину непоколебимость, но я нашла нужные слова. Я купила билет на самолет и стала собирать в дорогу сумку, прикидывая, что может пригодиться в поезде.

И вот я в Иркутске, сижу в сквере на лавочке, умиротворенно слушаю плеск фонтана. Мое пылкое намерение приехать сюда осуществилось. Здесь тепло и люди другие: озабоченные серьезными проблемами, все спешат куда-то по неотложным делам. Приятные мальчики, напоминающие Борю. Но что делать дальше?

Встреча с Алиной была радостной и торопливой: она спешила на работу. Как только за ней захлопнулись двери, из комнаты Варвары Ивановны послышалось знакомое шипение политых водой раскаленных угольков. Оставаться в доме с недружелюбно настроенным человеком я не захотела. Вымыла полы, съела бутерброд с колбасой и поехала в город. Девчонки должны приехать в два часа ночи. Но где я найду Женьку, если в общежитии ремонт? Намотав по иркутским улицам десятки километров, я впала в отчаяние. Я не могла найти ни Женьку, ни Галку Ермошину. Алина взяла отпуск и укатила с Андрейкой в Братск, оставив меня без последнего приюта.

Я приросла к лавочке, не имея сил двигаться. Получила то, чего не хватало дома: измучилась и отчаялась. Ноги гудели. Голова кружилась. Домой возвращаться стыдно. Что скажет мама? Как всегда, она оказалась права – идея приехать в Иркутск была безрассудной, но мне надо было на собственном горьком опыте убедиться в этом.

От усталости я готова была заснуть на любой скамейке. И когда уже окончательно потеряла надежду на встречу с девчонками, я застала Ермошку дома. После поездки она находилась в состоянии глубокого сна, смотрела на меня и не узнавала, но одной секунды хватило, чтобы включилась нужная кнопочка. Галя повела меня на кухню и накормила, как в последний день, а потом повезла к Женьке, которая остановилась у знакомой тетки. Я была немного вялой, но Клыкова зацеловала меня, заобнимала, заносилась по комнате, как ракета, получившая предстартовое ускорение.

Мы долго сидели в креслах, разговаривая. Потом бродили по городу. Обошли все свои любимые места: парк культуры и отдыха, набережную Ангары, остров Юности. Стояли в толпе, никого не видя, хохотали, не сводя друг с друга изучающих, пытливых глаз, и все не могли наговориться. А прошло-то всего две недели, как не виделись.

Наша затея с работой по чужому удостоверению не выгорела. Обратно Женька повезла меня «зайцем». Я уже не понаслышке знала, что «заяц» – ничтожное существо, достойное третьей полки, поэтому чувство тревоги не покидало меня всю ночь. Впрочем, все мои треволнения оказались напрасными: в семь утра Женька разбудила меня на «дежурство», всучила в руки веник и ведро с водой. Как только пассажиры проснулись, я понесла по вагону стаканы с горячим чаем. Я деловито встречала «новеньких», проверяла их билеты, выдавала белье и помогала устраиваться. И всем я была нужна, все были зависимы от меня, как малые дети от матери. Я так сроднилась с новой ролью, что приближение своей станции встретила с досадой. Когда я вышла из поезда, пассажиры высунулись из тамбура и кричали вслед добрые слова.

Через два дня поезд «Иркутск – Усть-Илимск» шел обратным рейсом. Я встречала Женьку на станции с горячим обедом и домашним разносолами. Не поленилась привезти с собой портфель пустых бутылок, зная, что бутылки, оставленные пассажирами, проводники сдают по пути следования. Эта особая статья дохода намного перекрывала их месячный заработок.

Наше семейство переселилось на дачу. Нас окружали море, сопки и разноцветные дачные домики, утопающие в густой зелени. В хорошей компании родственников на даче я чувствовала себя вольготно, как дитя природы, как ветер, свободно гуляющий в поле. Свежий воздух и немного труда открывали хороший аппетит. Мама с утра обильно всех кормила, а потом отсылала на работу.

Мы с Алиной представляли основную рабочую силу и иногда дружно выступали против растущих запросов «работодателя». Андрейка, единственный мужик среди нас, отвечал за дрова и носил воду. Тетя Серафима весь день пряла пряжу с выражением покорной смиренности или, сидя на маленькой скамеечке, недвижно замирала у куста смородины. Собирать ягоды было ее любимым занятием, и как-то она даже сказала, что «умерла бы под кустом» – такая кончина ей не была бы страшна.

Шли дни, похожие друг на друга, как капли воды. У мамы закончился отпуск, и она вышла на работу. Родственники разъехались по домам. На дворе стоял август. Лето, лишенное событийных моментов, подходило к концу. И вдруг о, радость! Ко мне без всякого предупреждения нагрянула дражайшая «пани Клыковская». Вся квартира заполнилась мягким говорком и приглушенным смехом, беспокойными движениями неугомонного человечка, которому до всего было дело. Я очень радовалась приезду подруги: своей неутомимой энергией она внесла в мою жизнь тонус, которого явно недоставало в тихой домашней заводи. Мама заметила, что мы сроднились и стали похожими, как две сестры.