Путь в Бездну и фитнес в инвалидном кресле - Иван Петрович Карачев

вставал. Но и в середине шли с непоколебимой уверенностью, что командиры впереди указывают путь — единственно верный и ведущий к Покою. В задних рядах раненые волокли себя и еще более раненых. Вся эта картина со стороны напоминала исполина, чей плащ тащится по грязи — чуть повыше подернутый грязью, но все еще рубиново красный; ниже — серее и в дырах; и у самой земли — изорванная тряпка, отдаленно напоминающая остальное одеяние. Так и тут: неясно было, где кончается кровавый след и начинается этот жуткий марш. Марширующие бесконечно выныривали из тумана и в тумане же пропадали — вслед за собственным невежеством или, как им казалось, за командиром.

Шел сотый век пути. Говорят, нам осталось еще немного. Говорят, нас осталось еще чуть-чуть. Жаль, не видел, кто говорит. Да и не слышал. Но нужно идти…

* * *

Говорят, все закончится Тишиной. Придет Тишина, и умолкнут даже звезды. Последняя мысль растворится в Пустоте, и некому будет лицезреть ее бесконечное величие. Грядет Тишина и Покой. Но пока мир отчаянно шумен и светел — спрятал под снегом старые серые шрамы городских улиц и холодно улыбается небу сотнями усталых уличных фонарей, что склонили головы вниз, неспособные увидеть даже край неба. Олицетворяя своим существованием весь род людской, стоят уличные фонари под снегом, дождем и ветром. Обреченные на вечность, в полнейшем одиночестве, связанные друг с другом, но оттого еще более одинокие, смотрят понуро вниз, в грязи угадывая отблески Солнца. Неспособные голову поднять, чтобы увидеть небо и звезды, в болезнях и страданиях, в удаче встать на место посуше и потеплее. Но все равно бесконечно несчастные в поисках неба, уныло стоят и смотрят себе под ноги, не зная тех, кто стоит рядом, кто уже упал, кто стоять не сможет и приклонился к земле. Тех, кто на одних только проводах под снегом спрятался — чтобы уродливой занозой на сером шраме городской улицы оттаять, когда придет весна. И Солнце в лужах чуть ярче. И отражения чуть длиннее. Но все так же непостижимо далекое небо где-то там — в мечтах и фантазиях, в красивых снах.

* * *

Не буду описывать путь до Астрахани. Я ехал, читал книгу — собственно, и все. Помню только свое удивление: я выехал из снежного еще Питера, а по мере приближения к югу России снега становилось все меньше и меньше. В итоге в Астрахани я слез с поезда вообще в лето, а был примерно март. Все еще находясь в России, я попал будто бы в другую страну. Здесь совсем не было снега, преобладали двухэтажные дома, а люди — коренастые, загорелые, европейской внешности — говорили с сильным акцентом. Среди них я довольно сильно выделялся.

Удивительно, но в пути в Астрахань я не испытывал никакого страха, хотя я в одиночку сорвался на другой конец России, по сути, в пустоту, и абсолютно не знал, чем буду там заниматься.

Удивила меня и довольно долгая дорога до порта — южные города довольно большие по площади. На теплоходе ОТ-2454 меня встретила моя мама. Оказывается, мне уже подготовили каюту. На чистой кровати лежал набор спецодежды. Поэтому я сразу переоделся и спустился в красный уголок. Красный уголок — это действительно судовой термин. Это место отдыха и приема пищи команды. Там стояли два больших стола, еще было окно выдачи из камбуза и телевизор. Так как я был с дороги, мама решила меня покормить. По старой своей привычке я забился в самый угол длинного стола. Потихоньку вся команда стягивалась на обед. Первым пришел старший помощник капитана — улыбчивый человек, где-то за 50 лет, довольно крепкий, относительно меня довольно низкого роста. Правда такова, что распрямиться в коридоре я не мог: чтобы не снести головой потолочные светильники, мне надо было пригибать голову. Поэтому, если я говорю: «Относительно меня был низкого роста», это значит, что он был совершенно нормального роста. При моих чуть ли не двух метрах все кажутся низкими.

Я привстал, представился и протянул руку. Старший помощник тоже представился, пожал мою руку и сказал: «Вообще-то, это стол для комсостава». Для меня это прозвучало как шутка, но я не стал перечить более старшему во всех смыслах человеку и молча быстренько пересел за другой стол. Много позже я узнал, что, оказывается, на судне есть негласная традиция: весь командный состав питается за одним столом, а рядовой состав — за другим. Сначала это показалось мне какой-то дикостью, проявлением высокомерия, но довольно быстро я избавился от таких мыслей, поскольку все на флоте организовано четко, у каждого в команде своя роль, это одна большая машина, и такое разделение столов в красном уголке только подчеркивало роли командного и рядового состава без цели оскорбить или принизить. Все обедали вместе, но у рядового состава свои разговоры и задачи, а у командного состава они совсем другие. Когда команда собиралась вместе, она обсуждала какие-то вопросы, прежде всего рабочие. Например, боцман (старший матрос) мог объявить, что в такое-то время надо будет прибраться в трюме на носу. За соседним столом обсуждали следующие рейсы и какие-то вопросы судовладельческой компании. Все эти детали — распределение ролей, дисциплина, субординация и устав несения вахтенной службы на судах речного флота, который мне дали изучить в первую очередь, — произвели на меня большое впечатление. Вся команда, все тринадцать человек стали мне примером, хотя некоторые члены команды были моложе меня, а одному матросу было, если я правильно помню, всего 22 года. Он учился в профильной академии и проходил практику. Я ничего не знал об их семьях, не знал, кем они были на берегу, но я и не хотел этого знать — здесь и сейчас я полностью доверял капитану и командам старших по званию. В уставе, который мне выдали для изучения, были ответы буквально на все вопросы, хотя это была совсем небольшая книжка. В любой непонятной ситуации полагалось читать устав, а на любой вопрос, которого там нет, мог ответить капитан. Еще в уставе был прописан приоритет ценностей: высшая ценность — это груз, далее — судно и только потом — экипаж. Это было созвучно с моей личной философией: нет ничего важнее цели, а если для достижения цели ты не можешь чего-то сделать, найди того, кто сможет сделать это за тебя.

Сама служба была довольно сложной. Опишу свой обычный день. Вахту я нес на мостике в рубке в качестве матроса-рулевого. Поскольку я с детства на