Всего лишь женщина - Гали Манаб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После окончания института я поначалу год сидела с ребенком. Затем, насидевшись вдоволь в четырех стенах, решила подыскать себе какую-нибудь работенку. А куда можно идти работать, когда на руках грудной ребенок? Конечно, в детский сад. Одним выстрелом убить двух зайцев. Во-первых, это работа, общение с людьми. А, во-вторых, ребенок пристроен в детский сад и всегда под моим присмотром. В те времена с детсадами были большие проблемы: огромные очереди. И вот, по натуре деятельная, я, воспользовавшись тем, что детский сад считается медицинским учреждением, решила осуществить одну свою давнюю мечту: приобщиться к медицине. И я окончила вечернее отделение медицинского училища. Теперь у меня появилась возможность практически приобщиться к медицине: воспользоваться своим медицинским дипломом и подработать медицинской сестрой. Скажи мне в те далекие времена, что мне придется воспользоваться этим дипломом, ни за что бы не поверила. Наверное, только бы ухмыльнулась. Ведь тогда у меня уже лежал в столе почти забытый диплом о высшем образовании.
Психиатрия
Подработку я искала себе по нескольким причинам. Одна из них и, пожалуй, самая важная и серьезная – это затягивающая меня зависимость от алкоголя. Мне жизненно необходимо было заняться чем-то серьезным, чтобы исчезла возможность так расслабляться. Нужна была работа, требующая максимальной сосредоточенности и немалой ответственности.
Была и вторая причина. У меня муж перестал приносить деньги. Хотя он пропадал целыми днями на работе, он утверждал, что у него простои, и естественно, за это не платят. Не знаю, в чем истинная причина такого положения, то ли его обманывали – приходилось «работать на дядю», то ли он обманывал меня – у него на стороне появилось увлечение, пожирающее все его небольшие доходы, то ли у меня опять очередной бзик по этому поводу. В общем, он приносил жалкие крохи, которых и на продукты едва хватало. Бывало, я не могла детям даже фруктов купить. И еще одна немаловажная причина поисков подработки: я изголодалась по интеллектуальному общению. Общение с врачами, медсестрами и вообще приобщение к медицине мне на тот момент казались необходимым шагом.
Я изучила справочник медицинских учреждений. Мне было принципиально важно местонахождение и государственность учреждения. Первое, потому что я хотела работать недалеко от дома, от детей. На всякий случай. Мало ли что в жизни может случиться, все-таки дети еще подростки. А второе – государственность – тоже имело значение, поскольку у меня уже был опыт работы медсестрой в частной клинике, где пациенты – так называемые «новые русские» – в грош не ставили нашего брата. Хотя и получала я там хорошие деньги (каждая инъекция стоила порядка десяти долларов США), зато натерпелась такого унижения, что эти деньги не приносили радости.
Наконец я нашла психоневрологический интернат. Я зна ла, что в государственные учреждения не берут на работу без постоянной московской прописки и без трудовой книжки. С пропиской не было проблемы, но трудовая книжка моя осталась в системе. Она зарабатывала мне жилье. Так что мне пришлось пойти на маленькую хитрость, соврать, что у меня трудовой книжки нет, что мне не приходилось до сих пор работать. Обычно при трудоустройстве все формальности решаются в отделе кадров. Но в этом учреждении был особый случай – все вопросы решались на уровне директора интерната. Директор, пожилой мужчина, врач, очень заинтересованно, с пристрастием расспрашивал меня обо всем, что касается и не касается моей предстоящей работы. Его интересовало буквально все. Замужем ли я, есть ли у меня дети, сколько их, какой пол, возраст, какая у меня жилплощадь, кем работает муж… Мне даже показалось, что он лично мною заинтересовался, думала, сейчас начнет расспрашивать про мою личную жизнь, есть ли у меня любовники, сколько их… Но до этого дело не дошло. Хотя меня моя интуиция не подвела, он действительно оказался любителем женского общества, причем, молодого. Про него ходили разного рода слухи.
А меня взяли на работу, оформили медсестрой временно с испытательным сроком в два месяца. Работа была серьезной, требовалось определенное знание в области психофармакологии, психиатрии и даже психологии, поскольку больные здесь находились особые. Кроме того, работа требовала необычной моральной, эмоциональной и волевой выдержки.
Психоневрологический интернат по определению – так называемая большая психиатрия. Здесь живут люди с неизлечимыми болезнями, изолированные от общества, которому могут причинить вред. Меня поставили палатной медсестрой на мужской этаж.
Поначалу, честно говоря, пришлось трудно. Во-первых, с момента получения мною диплома прошло энное количество времени. А, во-вторых, мне еще никогда не приходилось работать по специальности, хотя я время от времени делала инъекции. Но мне, как всегда, повезло. Моими сменщицами оказались две доброжелательные пенсионерки. Правда, по психотипу они кардинально отличались – одна из них была чрезмерно ответственна, прямо до дури скрупулезна, дотошна в мелочах, а другая, наоборот, – полная ее противоположность, про таких обычно говорят «пофигистка». Но обе очень хорошо знали свое дело – образованные, опытные, с огромным трудовым багажом за плечами, они не раз помогали, подсказывали, делились опытом, короче, натаскивали меня до уровня специалиста. За что, конечно, я была им очень благодарна.
Работала я сутки через двое. Работа мне очень нравилась. Как правило, меня ответственная и серьезная деятельность мобилизует. А длительные отпуска мне вообще противопоказаны. Если я не занята чем-то, то заболеваю «синдромом хронической лени» и выбываю из строя. И тогда начинаю себя тихо не уважать, порой даже до ненависти. А этого допускать ни в коем случае нельзя. Человек должен любить себя. И иметь основания для такой любви.
Моя любимая работа начиналась с принятия смены. Для этого мы со сменщицей до пятиминутки обсуждали прошедшую смену, какие новости, нет ли ЧП (с нашими больными – это естественное явление), какие новые назначения, нет ли вновь поступивших. Если таковые оказывались, то лично надо было посетить больного, познакомиться, чтобы иметь представление о сложности болезни. А затем мы шли на пятиминутку у заведующей отделением. Здесь собирался весь медперсонал, и те, которые сдают смену, и те, которые ее принимают со всех трех этажей. Сдающие отчитывались за прошедшую смену, принимающие получали указания, обсуждались текущие проблемы.
Пятиминутки продолжались в общей сложности, если без ЧП, полчаса. Затем мы с лечащим врачом делали обход палат: посмотреть на состояние больных, общее санитарное состояние этажа. Выслушивали не всегда адекватные жалобы больных и делали соответствующие выводы. Иногда после обхода врач по необходимости делает дополнительные назначения. И я приступаю к процедурам. За работой время летит со скоростью звука. Порой, бывало, не заметишь, как наступит время обеда.
А время обеда – самая запарка, и задействован весь персонал этажа. На этаже около семидесяти человек больных. Ходячие идут в столовую, которая находится на этаже. Большая часть – лежачие – едят в палатах. Из них немногих приходится кормить с ложечки.
В первое время этот процесс кормления с ложечки доставлял мне огромное удовольствие. Когда кормишь тяжелобольного, не способного самостоятельно поесть в силу своей немощности или по причине физического или психического (или и того, и другого) отклонения, то ощущаешь, что ты с каждой ложечкой поддерживаешь в нем жизнь в прямом смысле слова. И начинаешь понимать, насколько гуманна страна, общество, в котором, вот таким способом поддерживается человечество. Меня в такие минуты переполняли неописуемые чувства полезности моего бренного «я» и всего персонала, и я гордилась нами.
В психиатрии случайных людей не бывают. Если даже они попадают туда, то не задерживаются. Остаются люди особого склада, – как правило, любящие людей и человечество. И любовь у них глобальная, бескрайняя, многие из них ее и не ощущают. Все происходит, как само собой разумеющееся. Порой среди персонала попадаются люди в обычной жизни черствые, грубые. Но именно в психиатрии, среди тяжелобольных, нуждающихся в общечеловеческом понимании, они как раз реализуют себя, используя для этого запас невостребованной, нерастраченной в обыденной жизни любви. Там работают долгими годами, с удовольствием, с душой. У каждого есть свои любимчики среди больных, и больные любят их больше, чем своих родных. Родные – люди приходящие, а персонал – всегда рядом.
После кормления больных мне предстоит очень ответственная процедура – раздача таблеток. Они, заранее уже разложенные в пенальчики, должны быть розданы каждому лично с мензуркой водички. И обязательно нужно проконтролировать, чтобы таблетки проглотили. Больные с разными диагнозами имеют соответственно разные назначения. И не дай бог, если кто-то не проглотит свои таблетки и их съест случайно кто-нибудь другой с другим назначением! Последствия могут быть самые непредсказуемые – от острого отравления вплоть до летального исхода.