На своем месте (СИ) - Казьмин Михаил Иванович

Из библиотеки я вышел с распухшей головой. Нет, в общих чертах я и без того понимал, что никакие артефакты, для выделки которых пригодилось бы цветное, в том числе и чёрное, стекло, не стоят того, чтобы пытаться их выкрасть, но теперь я убедился в том полностью, окончательно и бесповоротно. Таких артефактов оказалось одиннадцать видов, но два из них давно и безнадёжно устарели, и если представляли собой какую-то ценность, то исключительно музейную, и то далеко не первого ряда. Ещё четыре вида были артефактами копеечными, обладание коими никого не обогатит, а остальные пять относились к промышленным, в быту не используемым, и тоже не самым дорогим. Значит, речь идёт о чём-то таком, чего в справочниках нет.

Мысленно отпустив в адрес Палаты тайных дел несколько недобрых и совершенно неприличных слов за то, что не подпускают меня к столь интересной загадке, я тут же получил от предвидения прошение о реабилитации в виде понимания, что никуда тайные не денутся — рано или поздно сами ко мне придут, сами же помощи и попросят. Надо мне оно или нет, это уже другой вопрос, но тут уж как получится…

Спать я лёг, уже полностью успокоившись. Придут ко мне тайные, не придут, это уж точно не в ближайшее время. Уже через три дня настанет Страстная седмица, а за нею Пасха и Светлая седмица, и какими-то очень уж серьёзными делами в эти две седмицы никто занят не будет…

[1] См. роман «Семейные тайны»

[2] 1 полуштоф = 0,615 литра

[3] 1 шкалик = 1/10 полуштофа = 0,0615 литра

Глава 9

Грандиозные планы

Итак, большинство тех, кто посчитали нужным высказаться, проголосовало за выкладки по средам и субботам. Значит, так тому и быть.

И ещё: со следующей проды на книгу будет открыта подписка.

Ваш автор

Страстная седмица в этом году оказалась тягостной, и не в одном только строгом посте и общей сдержанно-скорбной атмосфере воспоминания Страстей Господних тут дело. В Страстной понедельник умерла Любаша, жена Вани Лапина, моего гимназического хапника, затем первого моего ученика, а потом и незаменимого помощника в обучении артефакторов. Дочку родила, а сама в тот же день и угасла. Что за беда приключилась с Любашей, я не представлял — как в этом мире обстоит дело с родильной горячкой, [1] я не знал, но почему-то считал, что лучше, нежели оно было в истории мира моего. Поговорив после похорон с Андреем Васильковым и Лидой, узнал, что по рождении у Лапиных первенца доктора настоятельно советовали супругам повременить со следующим ребёнком, однако Иван с Любой то ли не вняли, то ли так уж у них сложилось…

Как-то утешить Ивана в его горе все мы, конечно же, пытались, но не так оно оказалось и просто. И горе само по себе то ещё, и трудности за ним на парня свалятся немалые, да и после слов отца Маркела, что раз Господь прибрал рабу Свою Любовь на седмице, когда мы вспоминаем Страсти Его, то явил тем её бессмертной душе Свою особую милость, и сказать было больше как бы и нечего. Куда больше мы смогли помочь Ване делом — сестра его с мужем взяли его с обоими детьми жить к себе, а то там и старший-то ещё младенец, а тут и младшая только-только родилась, одному ему с ними не управиться, я дал двести рублей. Да, сестра с мужем у Вани более чем зажиточные, сам он тоже не бедный, но я всё-таки считал себя обязанным хоть как-то помочь. В общем, Пасху я в этом году ждал сильнее, чем когда-либо раньше, и встретил её, преисполненный ожиданий чего-то лучшего.

Уже сама погода показала, что ожидания мои не беспочвенны — если вся Страстная седмица была пасмурной и ветреной, то на Пасху весь день светило и пригревало солнышко, да и на Светлой седмице погода не раз напоминала, что лето уже не за горами.

Пасхальную службу мы отстояли, как и всегда, в храме у отца Маркела, а вот с праздничными обедами в этом году получилось совсем не так, как раньше. В сам день Пасхи обед устраивал дядя Андрей, в Светлый понедельник пировали в отцовском доме, в Светлый вторник у князя Бельского, в Светлую среду у Леонида, в Светлый же четверг очередь в этой эстафете гостеприимства дошла и до меня. К тому времени на еду, даже приготовленную в честь праздника со всяческими гастрономическими изысками, все мы смотрели уже без воодушевления, так что в Светлую пятницу царевича Леонида с царевной Татьяной мы с Варварушкой пригласили уже просто на чай.

Ну, на чай — это так, формальный повод. На самом же деле собрались мы для того, чтобы уже предметно поговорить о создании женского гимнастического общества царевны Татьяны Филипповны. Татьянка, войдя во вкус упражнений, коим научила её Варенька, и набравшись премудрости в Царицыном благотворительном обществе, уже вовсю горела желанием показать себя настоящей царевной, проявляя неусыпную заботу о красоте и здоровье прекрасной половины подданных русского царя, Леонид, имея постоянную возможность оценивать на глаз и на ощупь благотворное действие гимнастических упражнений на женскую красоту, пыл молодой супруги всячески поддерживал, про нас с Варей и говорить нечего. Итогом совещания стали сразу несколько мудрых решений и план действий по их претворению в жизнь.

Нам с Варварой вменялось в обязанность обеспечить теоретическую базу, создав инструкцию по выполнению упражнений, питанию и гигиеническим мерам, а также оформить на имя боярыни Варвары Левской привилегию на гимнастический обруч, как и иные гимнастические снаряды, ежели и когда таковые будут изобретены. Татьянка с Леонидом брали на себя составление устава общества и его заверение Палатой внутренних дел. Приискивать для общества подходящее здание должны были и мы с Варей, и Леонид с Татьянкой, тут уж кому первому повезёт. Прикинули и перечень тех, к кому стоило в первую очередь обратиться за деньгами или помощью в их сборе. Что надо будет привлечь Ангелину Красавину, нам с Варенькой было ясно ещё раньше, у Леонида и Татьянки эта идея вообще вызвала восторг. Да, Красавина вернулась на сцену, вернулась, как и ожидалось, с блеском и триумфом, поэтому использование её имени для сбора пожертвований и продвижения самой идеи женской гимнастики, как не особо простого, но верного пути к красоте и здоровью, обещало делу пусть и не триумф, но уж точно определённые успехи. Кстати, на сцене Ангелина Павловна действительно оказалась великолепной актрисой, куда лучше, чем это получалось у неё в повседневном поведении, даже я остался в полном восторге от её игры. [2] Впрочем, кое-какие соображения относительно сбора денег имелись и у Татьянки.

Намеченный нами план вызвал и некоторые изменения в жизни сразу двух домов Левских — отцовского и моего. Из первого во второй перебралась на жительство Оленька. А кому, спрашивается, мы бы доверили рисовать иллюстрации к инструкциям по гимнастике? А как бы Оленька их рисовала, не умея сама эти упражнения делать? Нет, вот как раз названая моя сестрица с её-то способностями и смогла бы, ей и просто посмотреть было бы достаточно, но лучше же, если она упражнения те будет не просто видеть, а и понимать на собственном опыте? Правильно, лучше. Но всё это требовалось от Оленьки не в ущерб её учёбе в гимназии, так что пусть пока поживёт у меня, всё равно же поблизости. Ну да, от меня до гимназии ей лишние пять минут идти, но всё меньше, чем если бы каждый день и в гимназию, и от отцовского дома к моему, а потом ещё и обратно. Родители эти мои соображения поняли и приняли, а вот сама сестрица меня несколько озадачила — я, по опыту нашего с ней общения, ожидал, что она чуть не завизжит от радости, даже внутренне к тому приготовился, чтобы не вздрогнуть от неожиданности, а она… Нет, рада она вроде и была, но именно что вроде. На загадочную историю с «Иван Иванычем» поведение Оленьки, конечно, не походило, но призадуматься было над чем. М-да, кажется, год с лишним без расследований и загадок аукается мне с изрядною лихвою… Что ж, будем теперь и с этим разбираться, раз уж больше пока всё равно не с чем…

Нельзя, кстати, сказать, что за две седмицы необъяснимое поведение таинственного «Иван Иваныча» прямо совсем уж вылетело у меня из головы, но придумать сколько-нибудь внятные предположения на сей счёт я так и не сумел. Что он ещё такого натворил, что его забрали тайные, я и подозревать не пытался, после того как в голову полез почти что химерический бред, который я сейчас и пересказывать не возьмусь. В конце концов, раз предвидение сказало, что с тайными я ещё успею пообщаться, тогда у них и поинтересуюсь. Если, конечно, получится.